Оккервиль кивнул: да, поэтому. Но не только.
— Формально говоря, их планы натыкались на то, что Лолита не умеет складывать деньги в пачки.
Ксюша изумленно уставилась на Оккервиля:
— Что не умеет?
— Потом поймешь. Хотя твои деньги, скорее всего, упакованы… — заметил он.
И опять впал в задумчивость. Ксюша, наконец, поняла, что в такие минуты Оккервиль из привычного мира перемещается в свои тонкие сферы, для того чтобы найти там ответ на очередной важный вопрос.
Помолчав немного, Оккервиль кивнул:
— Да, к тебе это не имеет отношения. Ты можешь воспользоваться Лолитой. Ты ведь хочешь вернуть свое. Да?
— Конечно! — горячо согласилась Ксюша. — Точнее не мое, а того моего друга… Ну, вы видели…
Оккервиль кивнул: да-да, так. Он нахмурился и посмотрел вниз, на Лолиту.
— Я даю ее тебе с возвратом, только на три дня! Через три дня ты должна принести ее обратно.
Ксюша кивнула: конечно!
Оккервиль едва заметно поморщился. И продолжал:
— Все оставшееся время носи ее на себе, чтобы она привыкла к твоему запаху. Таблетки храни в кармане в пузырьке, я тебе дам. Так чтобы она чувствовала их близость, но не сильно. Элениум в первый раз дашь ей перед сном. Три раза в день по четверть таблетки — это ее поддерживающая доза. Больше не давай. Но для работы нужно больше. Придешь к месту, где спрятаны деньги — постарайся подойти как можно ближе, чтобы она почувствовала запах. Первую четверть таблетки дай ей сразу. Потом покажешь еще четверть — и пускай. Каждый раз как принесет деньги — давай ей понемногу.
Ксюша кивнула. Все ясней ясного.
— А где то место, где спрятаны деньги?
— Этого я не знаю. Ты должна догадаться сама. Но у тебя есть несколько попыток. Ты можешь попробовать в разных местах. Я бы начал с конторы, где принимают порошок.
Ксюша озадаченно кивнула.
— И помни: три целых таблетки в день — это Лолитина предельная доза. Больше ей давать нельзя.
Ксюша посмотрела на Оккервиля широко раскрытыми глазами.
— А что потом? — понизив голос, спросила она. — Смерть?
Оккервиль опять пристально на нее посмотрел.
— Сначала она впадет в кому, — сказал он. — А потом — смерть
Он прошел к шкафу, отыскал на одной из полок стеклянный пузырек с притертой крышкой, положил в него упаковку таблеток из жестяной банки и передал пузырек Ксюша.
— Здесь больше, чем три, — заметила Ксюша.
Оккервиль кивнул.
— Это не важно. Если захотеть, таблетки можно купить в любой аптеке. Ты сама должна принять решение… — как-то не очень понятно сказал он.
Оккервиль помолчал некоторое время, задумчиво глядя на крысу под ногами.
— И ты жалей ее, Лолиту. Она несчастная… Она…
Он опять не договорил.
И Ксюше в который раз показалось, что Оккервиль знает гораздо больше того, что говорит. Казалось, ему заранее известно, что все получится совсем не так, как они себе это сейчас представляют, но Оккервиль понимает, что изменить ничего нельзя и все должно идти так, как идет.
— А когда? — спросила Ксюша. — Когда она понадобится?
— Не знаю. Ты сама это поймешь.
Ксюша посмотрела на замкнутое лицо Оккервиля и не стала уточнять, как.
— А что она должна сделать? Найти деньги Матросова и принести мне?
Оккервиль сердито на нее посмотрел и ничего не ответил.
Ксюша поняла, что лишних вопросов лучше не задавать. А до того, что нужно, доходить своей головой.
— Ну, давай! — вздохнул Оккервиль и еще раз показал, как нужно подзывать Лолиту к себе в карман.
— А у меня нет такого просторного кармана, — сказала Ксюша.
— Это не важно. Давай!
Ксюша отпахнула полу куртки и, преодолевая отвращение, похлопала ладонью по животу. Лолита, помедлив немного, подошла, обнюхала ее кроссовки, потом ловко вскарабкалась по джинсам и пристроилась сбоку, уцепившись за ремень.
— Пока можно и так, — сказал Оккервиль. — А когда пойдешь… ну, туда… надень что-нибудь с карманом.
Ксюша кивнула.
— И помни: через три дня Лолита должна быть у меня.
— Конечно, конечно!
Ксюша посмотрела на мага и наткнулась на его жесткий пронзительный взгляд.
— В любом случае, — добавил он. — Живая или мертвая…
Ксюша вздрогнула, что за подозрения! — но под взглядом Оккервиля лишь опустила голову.
— Она будет живая, — проговорила Ксюша.
— Обещаешь?
— Да!
* * *
Страшным, страшным выдалось следующее, четвертое по счету и последнее воскресенье июня. Самым страшным днем в жизни сотен и сотен жителей знаменитого северного города. А уж в Ксюшиной жизни ничего более ужасного, чем этот день, никогда раньше не было и, наверное, уже не будет.
Первое время после встречи с Оккервилем Ксюша провела именно так, как тот и велел: приучала крысу к себе. Носила ее всюду с собой в сумке, выпускала в закрытых помещениях и приманивала крошечным обломком таблетки. Пришила на футболку на животе большой карман и, борясь с отвращением, приучала крысу по команде забираться внутрь.
Время от времени ей казалось, что она спит и все это ей снится — колдуны, таблетки, тонкие сферы, дрессированные крысы… Может быть, этот Оккервиль — просто чудак, повернувшийся на мистических идеях и верящий в чудеса. А Лолита — самый обыкновенный серый пасюк, который убежит к своим хвостатым сородичам сразу же, как только ее выпустишь на свободу. Кто знает… Но что-то подсказывало Ксюше, что все это не просто так, и Оккервиль знал, что говорил.
Еще с вечера в субботу ветер в городе сменился на северный, который при абсолютно ясном небе все дул и дул пронизывающим холодом, будто напоминая о том, что совсем рядом, в какой-нибудь тысяче километров, лежит великий студеный океан, по которому день и ночь ходят ледяные седые валы и на берегах которого ни зимой, ни летом не тает вечная мерзлота.
В воскресенье утром Ксюша решила взять крысу с собой в город, по магазинам и прочим делам, и все время носить ее в кармане на животе, — пусть привыкает. По ее расчетам, к концу дня крыса должна уже была к ней окончательно привыкнуть, и ей можно было устроить первую пробу. Оккервиль не сказал, как и когда она может понадобиться, Ксюша хотел быть готовой как можно раньше.
Но события стали разворачиваться совсем не так, как планировала Ксюша.
Уже в полдень она встретила на рынке взволнованную соседку и та сообщила, что у немецкого химического концерна, о котором всю неделю вещал телевизор и писали газеты, как говорят, возникли какие-то проблемы. Будто бы на территорию завода нагрянула милиция, что-то проверят, собралась большая толпа и люди волнуются. Храбрая девочка Ксюша никогда ничего в жизни не боялась, — но и у нее при этом известии тошнотворно засосало под ложечкой. Она подхватилась и побежала на завод.
Чем ближе был завод, тем чаще Ксюшу обгоняли попутные машины и тем больше людей с сумками, рюкзаками и даже тележками шло по тротуару.
Эх, лучше бы добрым людям вообще не ходить на химический завод тем воскресеньем! Но тянутся, тянутся к заводу автомобили и пешие, и свозят, свозят на его территорию бесовский порошок. На мостовой у тротуара уж и места свободного нет от припаркованных машин. Уже на перекрестке за квартал от заводских ворот проезд перегораживает автоинспекция, которая не пускает транспорт дальше во избежание заторов.
Из-за забора доносилась искаженная громкоговорителем музыка, напоминающая о первомайских демонстрациях. Откуда-то сбоку к Ксюше шагнул молодой человек… Неприметная кепочка… Неуловимые глаза…
— Аммонит, девушка… Недорого…
Ксюша вздрогнула. Это что еще такое?
По улице навстречу ей — женщина в простом платочке на голове, идет, прижав руки к животу и кланяясь кому-то на каждом шагу. Женщину за плечи обнимает девочка-подросток с встревоженным лицом. Кусает губы девочка, а женщина подвывает вполголоса, спотыкаясь и не видя ничего перед собой.
— Аммонит… С доставочкой… — опять пропел у Ксюши над ухом интимный голос, скользким ужом пробирающийся к самому сердцу. Да что же это такое творится, а?
И солнце, висящее над головой, от холодного ветра какое-то странное, неживое, молочно-белое, как вареный рыбий глаз. Смотрит слепо и совсем не греет. И нехорошо от этого становится на душе, тошно…
За воротами черно от людей. Двухэтажное административное здание по правую руку от ворот и заброшенный производственный корпус по левую образуют просторную площадь, выходящую к реке. Из-за угла производственного корпуса выглядывает старый пирс, возле которого греет на холодном солнце ржавые обшарпанные борта заброшенная баржа. Люди стоят в беспорядке, небольшими кучками, часть с рюкзаками и тележками, ближе к крыльцу офиса почти что плечо к плечу.
Посреди двора, перед крыльцом, стоят милицейские «Жигули», на крышу выставлен динамик-колокольчик. Грохочет динамик блатной музыкой, поет что-то о нарах и лесоповале. Молчат люди… Двери офиса распахнуты, внутри — это видно — все перевернуто вверх дном, валяется на боку стул, бумаги из ящиков вывалены прямо на пол, стекло разбитое раздавлено сапогами.
