Зейтуну было трудно стоять. Сильно болела нога; до сих пор он боли не замечал. Снял шлепанец: у ноги в подъеме был странный цвет. Что-то попало под кожу, какая-то металлическая заноза, решил Зейтун, хотя не мог вспомнить, когда и где это случилось. Кожа посередине была фиолетовая, а по краям — белая. Занозу нужно срочно вытащить, иначе нога разболится еще больше.
Зейтун и Тодд по очереди сидели на стальной скобе — по десять минут каждый. Уместиться на ней вдвоем было невозможно.
Спустя час распахнулись двери вокзала. Наружу вышли Ронни и Нассер в сопровождении трех полицейских. Охранник отпер клетку Зейтуна и Тодда, туда запихнули Ронни и Нассера, и клетку опять заперли. Снова все четверо были вместе.
Под грохот работающего дизеля каждый рассказал, что с ним произошло. Всех четверых подвергли личному обыску. Одному только Тодду сказали, за что их задержали: присвоение краденого имущества; это было единственное обвинение. Никому не были зачитаны их права. Никому не разрешили воспользоваться правом на телефонный звонок.
Нассер попытался объяснить происхождение денег у него в сумке. Усилия полиции и военных в городе были направлены на борьбу с мародерством. Все об этом знали, и Нассер, тоже опасавшийся грабителей, решил держать все свои сбережения при себе.
Его доводы не произвели должного впечатления на допрашивающих. Нассеру не удалось их убедить, что тысячи иммигрантов предпочитают хранить наличные дома, а не нести в банки, которым они не очень-то доверяют. Напрасно он объяснял, что человеку в его ситуации лучше держать деньги при себе на случай, пусть даже маловероятный, если его остановят, допросят, задержат, даже — депортируют. Наличные легче спрятать, передать кому-нибудь, переправить в надежное место до своего возвращения.
Ни один из четверых не представлял, что с ними будет дальше; понятно было только одно: ближайшую ночь они проведут в клетке.
Сирийские фамилии и ближневосточный акцент Зейтуна и Даюба, десять тысяч долларов наличными, деньги Тодда и его распечатки карт — все это говорило в пользу того, что увязли они основательно.
— Друзья мои, мы — в заднице, — подытожил Тодд.
Вариантов, как расположиться в клетке, было немного: заключенные могли стоять посередине, сидеть на цементе или прислониться к стальной скобе. Усаживаться на неимоверно грязный, в масляных потеках пол никому не хотелось. Если же они приближались к сетке, охранники тут же начинали осыпать их бранью и угрозами.
В первые часы заключения основной задачей Зейтуна было добиться телефонного звонка. Все они только об этом и просили, и всем было сказано, что телефоны не работают.
Похоже, им не врали. Они не видели, чтобы кто-нибудь разговаривал по мобильному или стационарному телефону. Прошел слух, что работают телефоны спутниковой связи и что в офисе на втором этаже есть один такой, подсоединенный к факсу.
Всякий раз, когда мимо проходил кто-нибудь из охраны, они умоляли разрешить им позвонить по этому или любому другому телефону; в лучшем случае, охранник пожимал плечами или мычал что-то неопределенное.
— Телефоны не работают, — сообщил один. — А вы вообще террористы. «Талибан», вот вы кто.
Начинало смеркаться. На допросы ушло три часа, да и в клетке они просидели столько же. Каждому выдали по маленькой картонной коробке с надписью «Копченые свиные ребрышки» на боку. Внутри находились одноразовые нож и вилка, плавленый сыр, пара крекеров, пакетик растворимого апельсинового напитка и упаковка свиных ребрышек. Это была готовая к употреблению еда типа военного пайка.
Зейтун сказал охраннику, что они с Нассером — мусульмане и не могут есть свинину.
— Ну и не ешьте, — пожал тот плечами.
Зейтун и Нассер поели крекеры с сыром, а ребрышки отдали Тодду и Ронни.
С приближением темноты звук работающего за спиной дизеля, казалось, становится все громче. Зейтун понимал, что, несмотря на усталость, вряд ли кто-нибудь из них сможет заснуть. На кораблях ему доводилось работать в машинном отделении, но даже там было тише. Такого грохота ему раньше слышать не приходилось. В ярком свете прожекторов двигатель выглядел как огромная стонущая от напряжения кровожадная печь.
— Мы можем помолиться, — сказал Зейтун Нассеру.
Он перехватил его взгляд и догадался, о чем Нассер думал. Они должны совершить намаз, им предписано делать это пять раз в сутки, и тем не менее Нассер нервничал. Вдруг их поведение вызовет еще больше подозрений? Что, если над ними станут издеваться или даже накажут?
Зейтун же, наоборот, не видел оснований этого не делать, пусть даже молиться придется на виду у всех.
— Мы должны, — сказал он. И подумал, что в таких условиях молиться надо чаще и с большим жаром.
— А как же быть с вуду[19]? — спросил Нассер.
Коран требует, чтобы мусульмане совершали омовение перед молитвой, а Зейтун с Нассером в клетке сделать этого не могли. Но Зейтун знал, что при отсутствии воды Коран разрешает совершать символическое омовение пылью. Так они и поступили. Подобрали с земли камешки, потерли ими ступни, головы и руки, а потом опустились на колени и совершили намаз. Зейтун заметил, что они привлекли повышенное внимание охраны, однако их это не остановило.
Стемнело, на крыше и на соседнем здании зажглись прожекторы. Ночь становилась все прохладнее и темнее, но свет не выключали, он был еще ярче, чем днем. Заключенным не выдали ни одеял, ни простыней, ни подушек. Вскоре прежнего охранника сменил на посту новый; на вопрос, где, по его мнению, им спать, он ответил, что ему все равно, где они будут спать, лишь бы он их всех видел.
В ту ночь Зейтун даже не пытался заснуть. А вдруг появится кто-нибудь из начальства, или адвокат, или какое другое гражданское лицо? Его товарищи старались кое-как устроиться на полу, подложив руки под головы. Ни один не спал. Даже если кому-то и удавалось найти удобную позу, звук работающего мотора и вибрация не давали уснуть. О сне в этом месте не могло быть и речи.
Незадолго до рассвета Зейтун навалился животом на стальную скобу. Отдохнуть в такой позе минуту-другую можно было, но никак не дольше. Тогда он попробовал прислониться к скобе спиной, скрестив руки на груди. Тоже нереально.
Ночь прошла без происшествий, если не считать регулярно проходивших мимо их клетки охранников с овчарками. Физиономия охранника, неизменная М-16 да свет прожекторов, бьющий со всех сторон по изможденным лицам пленников, полубезумных от усталости и растерянности, — вот и все, что он видел.
Когда начало светлеть, Зейтун понял, что не спал ни секунды. Закрывал глаза на несколько минут, но сон не приходил. Ложиться на пол Зейтун отказался, но, даже если бы он и смог заставить себя это сделать, если бы смог справиться с паникой, со страхом за свою семью, свой дом, непрерывный гул дизеля не дал бы уснуть.
Зейтун наблюдал, как ночного охранника сменил дневной. У этого было то же выражение лица, что у его предшественника, — непоколебимая уверенность в греховности людей в клетке.
Зейтун с Нассером снова совершили вуду и намаз, а закончив, уставились на глазевшего на них охранника.
С восходом солнца Зейтун приободрился, даже воспрял духом. Он рассудил, что с каждым днем в город будет мало-помалу возвращаться порядок и что уже скоро муниципальные власти придут им на помощь. А как только помощь прибудет, настанет конец хаосу, загнавшего его в эту клетку, и разрешатся все недоразумения.
Зейтун уговорил себя, что вчерашнее было случайностью, что новый день вернет все в русло порядка и законности. Ему позволят позвонить, официально предъявят обвинения, возможно, он даже встретится с защитником или судьей. Он позвонит Кейти, а она наймет лучшего адвоката, какого только сможет найти, и через несколько часов его мучения закончатся.
Его товарищи, сумевшие урвать пару часов сна, просыпались один за другим, вставали, потягиваясь. Принесли завтрак — опять военные пайки, на этот раз с ломтиками ветчины. Зейтун с Нассером съели, что могли, а остальное отдали Ронни и Тодду.
Пока тюрьма просыпалась, Зейтун, как мог, изучал ее устройство. Длина сооружения — футов сто пятьдесят. И колючая проволока, и переносные туалетные кабинки — все совершенно новое. Ограждение — тоже, и очень хорошего качества. Зейтун знал, что до урагана ничего этого здесь не было: Новоорлеанский пассажирский терминал никогда не использовался в качестве тюрьмы. Он сделал в уме несколько приблизительных расчетов.
Чтобы доставить на вокзал сетку для ограждения, понадобилось бы не меньше шести грузовых платформ. Но ни автопогрузчиков, ни тяжелой техники Зейтун не заметил — клетки, скорее всего, были собраны вручную. Размах и скорость проделанной работы впечатляли. Когда они только успели?
