Когда подъезжали к зданию вокзала, Зейтун увидел армейские и полицейские машины. Солдаты Национальной гвардии патрулировали прилегающую территорию. Терминал превратился в подобие военной базы. Человека два-три, прислонившись к «хамви»[16], трепались и курили. Эти держались непринужденно, остальные же были начеку, словно ожидая в любой момент нападения из-за угла.
Вэн остановился у бокового входа; пленников выгрузили и провели внутрь здания. Когда Зейтун с товарищами вошел в центральный зал, на них сразу же уставились полсотни пар глаз — военные, полицейские, обслуга в форме; ни одного штатского там не было. Складывалось впечатление, что вся эта операция по перевозке на вокзал, превращенный в военную базу, была проведена ради их четверки.
Зейтун занервничал. Он не увидел в зале ни гражданских лиц, ни медицинских работников, ни представителей гуманитарных организаций — никого из тех, кто должен был бы находиться на базе вроде той, на пересечении Наполеон и Сент-Чарлз. На вокзале все было по-другому. Сугубо военная обстановка; чувствовалось общее напряжение.
— Вы, что, смеетесь? — взвился Тодд. — Что происходит, в конце концов?
Зейтуна, Тодда, Нассера и Ронни усадили на складные стулья рядом с автобусной билетной кассой. С каждой минутой, казалось, интерес к ним возрастал.
Со всех сторон их окружали люди в форме: полицейские Нового Орлеана, солдаты Национальной гвардии, тюремные охранники в форменной одежде Управления исправительных учреждений Луизианы. Зейтун насчитал в радиусе тридцать футов около восьмидесяти военнослужащих и, как минимум, дюжину винтовок. На страже стояли, обмотав кулаки поводками, двое полицейских с собаками.
Тодда сдернули со стула и повели к билетной стойке «Амтрака» у стены. По бокам от него встали двое полицейских, третий — офицер, сидящий за стойкой, — начал его допрашивать. Зейтун, Нассер и Ронни остались на своих местах. Услышать, о чем спрашивают Тодда, Зейтун не мог.
Стоящие неподалеку солдаты и охранники явно нервничали. Стоило Нассеру переменить положение на стуле, как его немедленно отчитали.
— Сиди спокойно! Не дергайся!
Нассер попытался было возразить…
— Замри! — сказали ему. — Держи руки так, чтобы я их видел.
Зейтун огляделся. По большому счету, на вокзале мало что изменилось: все тот же «Сабвэй», те же билетные стойки, справочная. Только вот пассажиров нет. Вместо них — вооруженные мужчины и женщины, сотни коробок с бутылками воды и предметами первой необходимости, нагроможденные в проходах, и Зейтун с его товарищами-пленниками.
Тодд ругался с допрашивающими его офицерами — от стойки «Амтрака» до Зейтуна периодически долетали его гневные выкрики. Тодд никогда не отличался уравновешенностью, так что Зейтун не удивился, что во время допроса он пришел в ярость.
— Нам дадут позвонить? — спросил Тодд.
— Нет, — ответил офицер.
— Вы обязаны разрешить нам телефонный звонок!
Молчание в ответ.
Тодд повысил голос, выпучил глаза. Окружавшие его солдаты придвинулись ближе, выкрикивая предостережения и угрозы.
— Почему нас сюда привезли? — спросил Тодд проходившего мимо солдата.
— Вы, ребята, — члены «Аль-Каиды», — ответил тот.
Тодд язвительно захохотал; Зейтун же вздрогнул. Может, ему только послышалось?
Зейтун всегда боялся, что этот день когда-нибудь настанет. Каждый раз, когда за нарушение правил дорожного движения его останавливала полиция, он знал: не исключено, что к нему привяжутся, не так поймут, заподозрят в темных делишках, — такое вполне может взбрести в голову любому полицейскому. После событий 9/11 им с Кейти стало ясно, что слишком у многих разыгралось воображение, что получившая распространение идея подпольных ячеек, — групп потенциальных террористов («кротов»), укоренившихся в США и годами, если не десятилетиями, ждущих своего часа, чтобы нанести удар, — подразумевала, что любой верующий в любой мечети или даже все мусульманское духовенство могут ждать приказов от своих предполагаемых лидеров, находящихся в горах Афганистана или Пакистана.
Их с Кейти пугали широкие полномочия, которыми было наделено Министерство внутренней безопасности, стремящееся держать в поле зрения всех, кто родился на Ближнем Востоке или просто имел какое-то отношение к тому региону. Немало их друзей-мусульман подвергались допросам, от них требовали кучу документов, многим пришлось нанимать адвокатов. Зейтуну пока везло. Его никуда не вызывали, никто из представителей властей ни в чем его не подозревал. Бывали, конечно, косые взгляды, насмешки над его акцентом. Возможно, подумал Зейтун, одному какому-то солдату, невежественному или жестокому, просто захотелось их попугать. И решил не обращать на это внимания.
И все же внутренний голос нашептывал Зейтуну: что-то не так. Он внимательно посмотрел по сторонам, ища подтверждения своим догадкам. За ним и тремя его товарищами неусыпно следили десятки полицейских и военных. Зейтун почувствовал себя диковинным зверем, желанным охотничьим трофеем.
Минуту спустя другой проходивший мимо солдат посмотрел на Зейтуна и буркнул: «Талибан».
Как бы Зейтуну ни хотелось проигнорировать оба замечания, пропустить их мимо ушей он не мог. Теперь-то ему стало ясно, что произошла огромная ошибка и не один день понадобится, чтобы распутать клубок недоразумений. Тодд поднял шум, но Зейтун понимал, что ничего путного из этого не выйдет. Вопрос об их виновности или невиновности не здесь будет решаться, и времени на решение уйдет немало.
Зейтун застыл в ожидании.
Перед ними в неглубокой нише стояли игровые и торговые автоматы. Поверхность над автоматами по внутреннему периметру вокзала была украшена настенной росписью. Она состояла из четырех частей и занимала всю верхнюю половину стен.
Общая длина панно составляла сто двадцать футов; художник[17] постарался изобразить основные события из истории Луизианы и Соединенных Штатов в целом. Зейтун, глядя на панно, подумал, что, хоть и не раз бывал на вокзале, толком рассмотреть фрески не удосужился, и вот теперь у него есть такая возможность. Потрясающее впечатление, мрачная картина порабощения и борьбы… Жуткие цвета, изломанные линии, искаженные фигуры. Ку-клукс-клановские капюшоны, скелеты, арлекины в одеяниях кричащих цветов, раскрашенные лица. Прямо над Зейтуном льва терзал огромный золотой орел. В другой части солдаты в голубой форме строем шли на войну мимо массовых захоронений. На панно было много сцен расправ или уничтожения людей — американских индейцев, рабов, иммигрантов. И неизменно, по замыслу художника, неподалеку находились зачинщики: богатые аристократы в напудренных париках, генералы в сверкающих мундирах, дельцы с мешками денег. В одном месте на фоне затопленного города стояли в воде буровые вышки.
Следующим к билетной стойке «Амтрака» подвели Нассера. Зейтун увидел, как его и Тодда фотографируют и берут у них отпечатки пальцев.
В самом начале допроса Нассера произошла заминка: причиной стала его брезентовая сумка — женщина-офицер вытаскивала из нее пачки долларов.
— Эти деньги явно прибыли издалека, — заявила женщина.
Нассер попытался ее переубедить, но тщетно — появление денег только подогрело интерес допрашивающих.
— Они прибыли издалека, — с большей уверенностью повторила она.
Деньги разложили на соседнем столе, и вскоре вокруг образовалась толпа. Кто-то пересчитал купюры: десять тысяч долларов.
Вот тогда Зейтун впервые узнал о содержимом брезентовой сумки. Когда Нассер положил ее в каноэ, Зейтун решил, что там одежда, может, кое-какие ценные вещи. Откуда ему было знать, что в сумке 10 000 долларов США, да еще наличными.
За одним открытием последовали другие. У Тодда были при себе 2400 долларов. Их сложили в отдельную кучку на столе рядом с деньгами Нассера. А в карманах у Тодда нашли карты районов Нового Орлеана, распечатанные с сайта MapQuest[18].
— Я развожу задержавшийся в пути багаж, — попытался объяснить Тодд.
Но офицеров это не удовлетворило.
В одном из карманов Тодда обнаружили флешку, какие используют в цифровых камерах. Рассмеявшись, Тодд объяснил, что на ней только снимки повреждений, причиненных наводнением. Но власти думали по-другому.
При виде собранных на столе улик Зейтун упал духом. Большинство муниципальных служб не функционируют. На вокзале нет ни судей, ни адвокатов. Самостоятельно им с друзьями не выпутаться. Полиция и военные и так уже заведены до предела, а улики — слишком подозрительные. Зейтун приготовился к долгому ожиданию.
Тодд все больше выходил из себя. Ненадолго успокаиваясь, снова закипал от негодования. В конце концов, один из военных замахнулся, словно намереваясь ударить его кулаком по лицу. Тодд затих.
