От остановки до дома Бев было почти три километра. Я могла бы пересесть на другой автобус, но понятия не имела, какой мне нужен, ведь обычно меня подвозили на машине. Поэтому я решила пойти пешком, хотя каждый шаг давался мне с большим трудом.
Наконец я оказалась перед дверью ее дома и с ужасом обнаружила, что там никого нет. Сегодня же как раз тот вечер, когда Бев с мужем ходят в ресторан! У меня ноги подкосились, и следующее, что я помню, был взволнованной голос соседки моей подруги:
— Господи, девочка, что с тобой случилось?
Не дожидаясь ответа, она позвала мужа; они помогли мне подняться и отвели к себе.
Первым делом с меня сняли разорванные чулки, промыли и обработали антисептиком порезы и забинтовали иссеченные ноги. Все это время соседка не переставала причитать о том, что «малышка не заслужила такого», и грозно бормотала, что «кто-то обязательно поплатится!».
Они с мужем явно подумали, что на меня напали хулиганы, и хотели вызвать полицию. Мне едва удалось их отговорить.
Соседка напоила меня сладким чаем, куда добавила капельку бренди. Наверное, меня сморило прямо у нее на диване, потому что буквально через мгновение я услышала голос Бев.
Подруга крепко взяла меня за руку, переплетя свои пальцы с моими. Я с трудом могла открыть глаза — тяжелая усталость тянула веки вниз.
— Марианна, кто это сделал? — спросила меня Бев.
— Мой отец, — ответила я, едва шевеля разбитыми губами.
Последовал изумленный вздох, а потом над моей головой зашелестели слова «сволочь» и «как он мог так поступить с родной дочерью?» — женщины шепотом обсуждали мое состояние.
Через некоторое время они помогли мне подняться и практически донесли до дома Бев, поскольку я не могла идти сама. Подруга устроила меня в свободной комнате и вызвала врача.
Доктор приехал очень быстро. Он тщательно осмотрел меня и сообщил, что сердце ребенка по-прежнему бьется.
— Скажу честно: это чудо, что у вас не случился выкидыш, — покачал он головой.
Я слышала, как он упомянул о необходимости позвонить в полицию, а Бев стала что-то шепотом ему объяснять. До меня долетели слова «родной отец»; даже не глядя в сторону врача, я почувствовала, как он вздрогнул. Доктор прекрасно знал, что мой отец — не первый и не последний, кто схватился за ремень, обнаружив, что его несовершеннолетняя незамужняя дочь беременна. Но это уже слишком…
Врач сказал, что я должна оставаться в постели и отдыхать.
— Я выпишу ей больничный на неделю, а потом посмотрим, как она будет себя чувствовать, — повернулся он к Бев.
Я услышала, как за ним закрылась дверь, и снова провалилась в сон.
Всю следующую неделю я пролежала дома у подруги. Как-то раз, вернувшись с работы, она сказала, что менеджер по персоналу хочет поговорить со мной, прежде чем я вновь приступлю к своим обязанностям.
— Зачем? — удивилась я.
— Марианна, прекрати, ты же знаешь правила. Беременным женщинам запрещено работать на фабрике, и ты вряд ли сможешь скрыть, что находишься в положении.
Потом Бев призналась, что на самом деле другие женщины давно заметили мое состояние. И к сожалению, от руководства тоже не укрылся факт, что я беременна; они решили до поры до времени делать вид, что ничего не замечают, но пора уже принимать какое-нибудь решение.
Я вернулась на фабрику только для того, чтобы узнать: опасения Бев подтвердились. Меня попросили уйти. При этом менеджер по персоналу попытался хоть как-то смягчить ситуацию:
— После того как все образуется, мы будем рады снова видеть тебя на фабрике, Марианна. Ты замечательный работник, и будет очень обидно, если мы тебя потеряем.
Я задумчиво посмотрела на него: как он ловко выкрутился! «Когда все образуется». В смысле, «когда ты пристроишь куда-нибудь ребенка». После этого не слишком приятного разговора я зашла в отдел кадров, чтобы получить зарплату и премиальные. А в обед мне вручили еще один, довольно пухлый, конверт. Оказывается, другие рабочие решили собрать для меня деньги, чтобы хоть как-то помочь, и, судя по толщине стопки, никто не остался в стороне.
Этого должно было хватить на несколько недель, но…
— Даже и не думай! — Бев решительно отказалась принимать деньги. Я почувствовала, что сейчас расплачусь. Почему эти люди так добры ко мне?
Два месяца спустя появилась на свет моя вторая дочь. На этот раз я рожала в больнице.
Бев сама выбрала агентство по усыновлению. Ребенка должны были забрать чуть ли не сразу после рождения, но я отказалась, понимая, что для меня это совершенно неприемлемо.
— Я не могу так быстро ее отдать! Даже котят и щенков не забирают от матери, пока она их кормит.
— Но, Марианна, тебе же потом будет тяжелее, — пыталась урезонить меня Бев, а я находила все новые причины, чтобы отложить расставание с дочерью.
Я и так знала наперед все, что она скажет, и не могла согласиться с подругой. Мысль о том, чтобы отдать дочку чужим людям, даже не узнав ее, причиняла мне огромную боль. Ведь в моей памяти навсегда сохранился образ малышки Сони, а если вторую девочку заберут сразу, у меня не останется ничего.
В конце концов Бев сдалась. Она, конечно, не могла понять, что именно творится в моей душе, но сочувствовала мне всем сердцем. Она согласилась, что мы с ребенком можем пожить у нее дома.
— Но только пару недель, не больше, — твердо сказала она.
Когда начались роды, Бев была рядом со мной.
— Какая красивая, — вздохнула я, впервые увидев дочь.
— И правда, — улыбнулась Бев.
Несколько дней, проведенных в больнице, я была счастлива. Я снова держала на руках ребенка, прижимала его к плечу, прислушивалась к тихому сопению. Суровая реальность, где необходимо принимать решения, на время поблекла, оставив нас с дочкой в собственном маленьком мире.
«Эту я не могу потерять», — думала я, прижимая малышку к груди.
И однажды ночью мне приснилось, что мы с дочкой остаемся с Бев и Филом.
А почему бы и нет? Бев же хочет детей, так почему бы ей не взять мою малышку? Все шесть недель, пока я кормила, пеленала и купала дочку, я прокручивала в голове этот сон.
Очевидно, Бев догадалась, что именно я задумала, и дала понять, что это невозможно. Она сказала, что уже поговорила с мужем.
— Марианна, если мы удочерим твоего ребенка, нам больше нельзя будет видеться. И проблема не в том, что тебе нельзя будет остаться у нас. Тебе вообще запретят сюда приходить. Понимаешь почему?
Я не понимала. Я успела полюбить ее уютный дом, полный красивой мебели, с особым, только ему присущим беспорядком. Нет, этот беспорядок не был похож на ту помойку, что развели у себя мои родители: он ограничивался небрежно оставленными на кофейном столике журналами и, быть может, туфельками для танцев, брошенными вечером в прихожей. Книги были аккуратно расставлены на полках, кастрюли, сковородки и прочая кухонная утварь лежали на своих местах, в гостиной пахло не мокрыми пеленками и грязной посудой, а свежей выпечкой, полиролью для мебели и духами «Yardley».
И мне безумно нравилось, что обо мне заботятся. Впервые в жизни я ощущала нечто подобное. За те несколько месяцев, что я была знакома с Бев и ее мужем, она успела стать для меня если не матерью, то старшей сестрой. И я боялась остаться без ее поддержки.
Видимо, вся буря эмоций отразилась на моем лице, поэтому подруга взяла меня за руку и постаралась мягко объяснить, почему они пришли к такому решению.
— Мы хотим своего собственного ребенка, Марианна. У которого будет только одна мама — я. Но если мы возьмем твою дочь, то ничего не получится. Если ты будешь знать, где она, тебе рано или поздно захочется ее навестить — это естественно. Но так нельзя. Это будет нечестно в первую очередь по отношению к самой девочке: как она разберется, кто ее настоящая мама?
Затем Бев рассказала мне, что оставить ребенка себе я тоже не смогу — это нереально в данных условиях. И получится ли у меня дать малышке все необходимое?
Когда мне было шестнадцать, еще не существовало программ социальной поддержки матерей-одиночек и бесплатных квартир для девушек, попавших в такую ситуацию. Незаконнорожденный вынужден был жить с пятном позора, в то время как службы по усыновлению подходили к делу очень ответственно и старались сделать все, чтобы «ребенок попал именно к тем родителям, которые смогут обеспечить его всем необходимым, будут любить и заботиться о малыше». В глубине души я понимала, что для моей дочери этот вариант действительно будет лучше.
Бев заверила меня, что я смогу остаться у них после того, как малышка отправится к приемным родителям. Она понимала: я еще слишком маленькая, чтобы жить самостоятельно. К тому же мне пришлось через многое пройти, и я заслужила небольшую передышку. Муж Бев согласился с ее решением.
