Ламис тщательно укрепляла отношения с семьей Низара. Она очень старалась понравиться его родственникам, особенно свекрови, которую в отличие от большинства своих подруг-неджди называла «мама»[53]. Видя, как они ладят, Низар еще больше привязался к жене.
Он частенько возвращался домой с букетом алых роз — без какого бы то ни было повода — и оставлял маленькие любовные письма на дверце холодильника, прежде чем отправиться на дежурство в клинику. Во время перерыва Низар звонил Ламис, а когда возвращался домой, то вез ее в ресторан или за покупками, не выказывая в отличие от большинства саудовских мужчин ни малейшего замешательства или смущения, если ему доводилось встретиться с друзьями в присутствии жены. Ламис оставляла мужу сандвичи и салат, когда, в свою очередь, уходила на работу, Низар нетерпеливо ждал ее возвращения, и они проводили остаток дня вместе, как будто медовый месяц все еще продолжался.
Садим мучил вопрос, на который никто не мог дать удовлетворительного ответа. Гамра и Ум Нувайир, неспособные ей помочь, абсолютно терялись, когда она начинала допытываться, что такое для женщины знания — благословение или проклятие. Садим равно имела в виду книжную мудрость и практический опыт в повседневных делах.
Девушка заметила: невзирая на прогресс и модернизацию, наивные простушки неизменно оказываются привлекательнее в качестве потенциальных невест, нежели те, что обладают определенным уровнем познаний и более искушены в жизненных вопросах. Так, женщине-врачу вообще практически невозможно выйти замуж. Саудовские мужчины, решила Садим, по натуре гордые и ревнивые существа. Они ощущают опасность, когда встречают женщину, способную бросить им вызов. Разумеется такие предпочитают брать в жены слабых и беспомощных, почти необразованных девушек, похожих на неоперившихся птенцов. Муж занимает позицию учителя и лепит из своей подопечной что ему вздумается. Даже если мужчинам и нравятся сильные женщины, они на них не женятся! На невежественных всегда большой спрос, тогда как имена смышленых неизбежно пополняют гигантский список старых дев. И этот перечень растет с каждым днем — потому что мужчины сами не знают, чего хотят, и отказываются связывать свою судьбу с умными женщинами!
Кому: [email protected]
От кого: «seerehwenfadha7et»
Дата: 14 января 2005 г.
Тема: Пагубное пристрастие Садим
Мужчина, подписавшийся «Сын шейха», в ярости. Он не понимает, отчего я критикую гордых и ревнивых саудовцев. (Напомню: тех, кто не любит показывать супруг другим, в том числе даже близким друзьям, и потому никуда жен с собой не берет.) «Сын шейха» объясняет подобное поведение следующим образом: пусть лучше твою жену увидит посторонний, чем друг, потому что посторонний не знает, кто муж этой женщины, а друг запечатлеет ее образ в своей памяти и будет воскрешать его каждый раз при виде тебя. «Сын шейха» делает вывод: если мужчина не ревнив — он не мужчина. И более того, для мужчины абсолютно естественно выбирать себе жену, которая займет подчиненное положение (потому что все женщины! заведомо ниже мужчин с биологической точки зрения!). Как говорит автор письма, «мужчина должен ощущать собственное превосходство и силу, когда он с женщиной. Иначе мужчины женились бы друг на друге». Хм… Без комментариев.
Та Садим, что вернулась в Эр-Рияд на выходные навестить подруг, разительно отличалась от Садим, которая несколькими неделями раньше уехала в Аль-Хобар, страдая от горя. Гамра пристально рассматривала девушку, Она ни на секунду не сомневалась, что блестящие глаза, румянец и постоянная блаженная улыбка — результат общения с Фирасом. Все это были явные признаки любви.
— Ты просто не знаешь меры, когда дело касается чувств. Или злишься на весь свет, или улыбаешься до ушей, — сказала Гамра.
Воссоединение с Фирасом — или, скорее, согласие принять капитуляцию — не было чем-то тщательно обдуманным и спланированным. Нигде не перечислялись пункты договора или условия компенсации. Садим позабыла обо всех своих замысловатых схемах. Оба переживали невероятное безумие страсти. Узы, скрепившие любовников, когда те вновь обрели друг друга, казались воистину нерасторжимыми; это чувство было сильнее, чем укоры совести, которые время от времени ощущал Фирас, или унижение, испытываемое девушкой при мысли о том, как он с ней обошелся.
Но счастье Садим не было настолько всеобъемлющим, чтобы забыть и простить прошлое. Ее уделом стала хрупкая радость с обугленными краями, сладкий плод с горькой сердцевиной. Боль и чувство покинутости по-прежнему преследовали девушку, таились в глубине души, готовые в любую секунду заявить о своем присутствии. Позволив Фирасу вернуться, Садим отказалась от гордости и самоуважения. Как и многие женщины до нее, она сделала это ради любви.
Ни Садим, ни Фирас не хотели проводить порознь время, оставшееся до его свадьбы (меньше двух месяцев). Как будто ему, смертельно больному, суждено было прожить всего несколько дней, и оба старались наполнить последние минуты наслаждениями. Влюбленные решили не расставаться до самого дня свадьбы. Это было странное соглашение, но они свято блюли его условия.
Любовь, которая ничуть не уменьшилась, заставляла Фираса звонить Садим, едва закончив телефонный разговор с невестой. Любовь заставляла девушку ежевечерне дожидаться, когда он освободится, чтобы поболтать с ней.
Фирас отказывался обсуждать свою невесту в присутствии Садим и избегал малейших намеков на ее характер. Он не желал даже называть ее имя, а также точную дату свадьбы. Каждый раз, когда речь заходила об этом, Садим сердилась, и Фирас принимался утешать и уговаривать любимую — он по-настоящему преуспел в этом искусстве.
Каждые несколько дней он навещал невесту которая фактически стала его женой с минуты подписания контракта. Садим узнала об этих визитах, хотя Фирас о них умалчивал, и лишилась последних крупиц собственного достоинства.
Девушка все сильнее ревновала к неизвестной сопернице. Фирас, который прежде успокаивал Садим нежными словами, теперь то и дело заставлял се краснеть. Он стал груб и дерзок. «Да что с тобой такое? Почему ты все время дуешься? У тебя, наверное, неудачный день?» Фирас, который некогда стонал от боли, когда видел слезы на глазах своей Саддумы, теперь каждый вечер невозмутимо выслушивал, как она плачет в телефонную трубку. «Ма shaa Allah, Садим! — сказал он однажды с насмешкой. — Неужели ты никогда не перестанешь реветь? Слезы у тебя текут буквально от каждого слова».
Отчего Фирас начал разговаривать с ней таким тоном? Не счел ли он ее недостойной в ту минуту, когда Садим согласилась на предложенные им нечистые отношения? Как она опустилась до такого? Отчего она принимает любовь Фираса, если он связан с другой?
Однажды любимый самодовольно сказал ей, что думает лишь о жене, которую ему выбрала родня. У этой женщины есть все необходимые качества. Недостает, по словам Фираса, лишь одного: он не любит ее так, как Садим. Но любовь наверняка придет в браке; в конце концов, именно так случилось со всеми его друзьями. Они советовали ему бросить Садим, невзирая на свои чувства к ней, и прислушаться к голосу рассудка. Фирас выразил готовность простить возлюбленную за то, что она не поняла всей сложности ситуации. В конце концов, Садим — женщина, она живет сердцем, а не умом. Он пересказывал ей советы, которые получил от друзей и родственников, начисто лишенных сочувствия и неспособных понять, что заставляет смертных любить. Садим спрашивала себя: если человек не верит в любовь, как он может обладать другими добродетелями — например, благородством, ответственностью и верностью? Верностью женщине, которая ждала любимого много лет.
Все эти самозваные мудрецы выслушивали Фираса и затем высказывали ему свое глубокомысленное решение, абсолютно совпадающее с тем, которое он уже принял. Люди знали: на самом деле Фирас не хочет слышать того, что противоречит его собственным убеждениям. Поэтому они поддерживали мужчину в нужном состоянии духа, разуверяли, успокаивали и рекомендовали держаться подальше от женщины, которая его околдовала.
— Они тебя предупреждали? Ты серьезно? Эти люди ничего не знают о нас! И они велят тебе держаться от меня подальше? И ты действительно их слушал? С каких это пор ты начал прислушиваться к каждому, кто дает тебе дурацкие советы? Или тебе просто приятно слышать, что ты прав, я одна во всем виновата и недостойна тебя? Тебя, который заслуживает только лучшего! Тебя, бесстыжий! Ты приходишь и говоришь мне такие слова после всего, что я сделала?! Трусливый дурак! Мерзавец!
На этот раз Садим порвала с ним первой — всего через пять дней после воссоединения. Она ни о чем не жалела и сказала ему все, что думала. Она впервые повысила голос на Фираса — и, разумеется, впервые его обругала (по крайней мере в глаза).
