В этот момент одна из медсестер подошла к ней и сказала радостным голосом:
— Пришло время прогулки, Мэри!
Куда они водят ее гулять, удивилась Антуанетта. А затем увидела, как медсестра открыла деревянный стул, обхватила руками плечи девочки и подняла ее на ноги. Мэри пошла по комнате, продолжая смотреть в пол и совершая ногами нелепые резкие движения. Она шагала так, пока не ударилась о стену. Но это ее не остановило, и она продолжала идти в никуда, а ее тело вновь и вновь ударялось о стену, пока другая медсестра, лениво поднявшись со своего места, не повернула ее, позволив шагать в другую сторону. Двадцатиминутная прогулка Мэри состояла из хождений по комнате туда и обратно. Когда медсестрам надоело ее поворачивать, Мэри вновь оказалась заточенной в стуле и снова занялась подлокотником, тупо уставившись в пол.
Мэри такая молоденькая, что же с ней случилось? — задумалась Антуанетта. Почему девочка, почти ребенок, попала в подобное место? Позже она узнала, что эта девочка переболела менингитом. Раньше она была красивым и живым ребенком, пока в возрасте одиннадцати лет не подхватила вирус. В то время не умели лечить менингит, и почти все, кто заболевал, умирали. Мэри выжила, получив необратимые повреждения мозга. Когда ее родители поняли, сколько времени нужно посвящать уходу за умственно неполноценным ребенком, они подписали документы, согласившись передать дочь в госпиталь. Девочка находилась здесь уже два года. Так как ей не могли уделять много внимания и никто не навещал ее, здоровье Мэри ухудшилось до такой степени, что она потеряла все шансы когда-либо выйти отсюда. Она уже никого не узнавала.
Антуанетта чувствовала, как ее переполняет жалость при виде худенькой фигурки, заточенной в смирительный стул. Забытая девочка, которая когда-то бегала и играла, но больше не сможет сделать этого никогда.
Тихий жалобный голос оторвал Антуанетту от размышлений:
— Тебе нравится мой малыш?
Она подняла глаза и увидела миниатюрную женщину с лицом старухи и детской наивной улыбкой. В руках у нее была кукла. Перестав ее укачивать, женщина протянула куклу Антуанетте.
— Тебе нравится мой малыш? — снова спросила она, заглядывая ей в глаза.
— Да, он очень красивый. Как его зовут? — улыбнулась в ответ Антуанетта.
Она не могла не ответить этому по-детстки наивному существу, которое с такой надеждой смотрело на нее огромными голубыми глазами.
Миниатюрная женщина засияла от радости и пошла задавать тот же вопрос кому-то другому.
— Она потеряла ребенка много лет назад, — тихо сказала одна из медсестер. — Ее зовут Дорис. Она совершенно безобидна и никогда не говорит ничего, кроме этого. По сто раз в день, а может, и больше.
— Что с ней случилось? — робко спросила Антуанетта.
Она не знала, можно ли задавать подобные вопросы и позволено ли медсестрам рассказывать то, что им известно. Казалось, медсестра наоборот была рада с кем-то поговорить.
— О, думаю, Дорис никогда не отличалась умом, — ответила она, пожав плечами. — Она забеременела, не будучи замужем, и ее поместили в дом для одиноких матерей. Когда ее малышу исполнилось шесть месяцев, его забрали у нее. С тех пор она сильно сдала. Ну, сама понимаешь, депрессия, а потом она полностью закрылась от мира. Ее семья использовала этот шанс. Они подписали бумаги и отдали ее сюда.
— Она всегда была такой?
— Сначала нет. Но она прошла курс электрошоковой терапии и стала принимать таблетки, которые успокаивают ее. Она здесь десять лет и уже никогда не выйдет отсюда. — Сестра осторожно взглянула на Антуанетту. — Но нельзя сказать, что она несчастлива, ты сама видишь. Она получила то, что хотела. Ее малыш теперь с ней постоянно, разве не так?
Антуанетта была потрясена, но постаралась скрыть это. В госпитале ей постоянно приходилось видеть пациентов с небольшими отклонениями, но впервые она так близко столкнулась с людьми, психика которых была полностью разрушена из-за заброшенности и недостаточного лечения.
И Антуанетта приняла решение, что не даст похоронить себя в этой палате.
Антуанетта с отвращением смотрела на маленькую стопку одежды на краю своей кровати: выцветшее платье темно-коричневого цвета, бесформенную желтовато-коричневую кофту, мешковатые трусы с подтяжками и теплый жилет. Рядом лежали толстые коричневые носки, фланелевая ночная рубашка и пара стоптанных, изношенных черных туфель на шнурках.
— Твоя одежда, — сказала ей медсестра.
Но у нее была ее собственная одежда. Одна лишь мысль об этой больничной униформе, которую носили столько людей, заставила Антуанетту содрогнуться. Она испытывала отвращение к характерному запаху дешевого мыла, смешанного со спертым духом прачечной, где сушились целые стеллажи платьев. Краем сознания Антуанетта понимала, что, если ей удастся добиться привилегии носить собственную одежду, она сохранит свою индивидуальность. Ей не хотелось присоединяться к миру этих женщин с пустыми глазами, которые проводили дни, раскачиваясь вперед-назад на деревянных стульях, хмыкая в такт музыке, звучавшей в их головах. Ей не хотелось становиться одной из тех, кто слышал лишь духов прошлого. Некоторые разговаривали со своими духами на языке, понятном лишь им одним. Иногда духи будили в них злость, и они кричали, ругались и бросали в воздух тарелки с едой.
Униформа означала бы, что и Антуанетта стала одной из них. Униформа стерла бы ее человеческий облик, превратив в еще одно лицо в толпе людей, которых лишили индивидуальности и которые стали немногим отличаться от животных в глазах тех, кто за ними ухаживал. Такими и видели медсестры этих женщин, когда снимали с них одежду и загоняли в общие душевые, когда окатывали их, потерявших остатки чувства собственного достоинства, водой из шлангов. Медсестры не видели в них людей, у которых когда-то тоже были мечты и желания. На лицах сестер не было и следа сочувствия, когда они раздавали таблетки, которые отнимали жизнь вместе с мечтами и желаниями, или стояли рядом во время шокотерапии.
Антуанетта подумала о тринадцатилетней Мэри, вспомнила, как та бессмысленно ходила от стены к стене. Единственный момент, когда на нее обращали внимание, — это когда медсестрам приходилось вскакивать со стульев и разворачивать ее. Но если бы Мэри выглядела как обычная девочка, в собственной одежде, с вымытым лицом и аккуратно заплетеными косичками, и у нее не было бы такого тупого, затуманенного таблетками взгляда, разве стали бы эти люди, чья профессия славится добротой и милосердием, обращаться с ней как с тряпичной куклой? Может, тогда они смогли бы увидеть в ней заброшенного ребенка?
Антуанетта хорошо понимала, какое значение имеет униформа. Эта одежда была первым шагом на пути к вечной жизни в этом месте. Эта одежда была первым признаком поражения.
— У меня есть своя одежда, — настаивала Антуанетта, выйдя из задумчивого состояния.
— Я знаю, но кто будет стирать ее? — осторожно втолковывала медсестра. — Для этого и существует больничная одежда. Ты сможешь получать чистый комплект каждую неделю.
Антуанетта все еще стояла, боясь прикоснуться к стопке одежды, лежавшей на ее кровати.
— Антуанетта, — терпеливо сказала медсестра, — к пациентам, которые находятся в отделении, откуда тебя перевели, приходят посетители. Но сюда не приходит никто. Какая разница, что на тебе надето? А здесь твою одежду будут забирать, стирать и возвращать обратно — чистую и поглаженную. Я не понимаю — что тебя не устраивает?
— Я буду стирать свою одежду сама.
С этими словами Антуанетта отвернулась. Она знала, что не сможет сопротивляться вечно, но была не готова стать одной из этих потерянных душ, которые жили в странной стране, отделенной от внешнего мира стеной предрассудков и равнодушия.
Старшая сестра договорилась, чтобы в палату F3A принесли книги. Антуанетта обнаружила, что к ней возвращаются концентрация и внимание и она снова может наслаждаться чтением. Она читала любимые с детства книги, начав с детективов Агаты Кристи. Последний раз она держала их в руках, когда ей было тринадцать лет, и сейчас ей казалось, что она встретилась со старыми друзьями. Антуанетта проводила долгие часы в общей комнате отдыха, устроившись поудобнее на жестком деревянном стуле и с головой погрузившись в чтение.
Среди пациенток палаты F3А были две женщины, одна не более двадцати лет, а вторая — на пять-шесть лет старше, которые всегда держались вместе. Антуанетта знала, что они обе совершили убийство. В отличие от остальных пациенток, они могли поддержать разговор. Когда Антуанетте надоедало читать, ей очень хотелось с кем-нибудь поговорить. Хотя она общалась с медсестрами и каждую неделю посещала психиатра, ей очень не хватало обычного человеческого общения. Но пока Антуанетте не удалось завязать знакомство ни с одной из этих женщин. Казалось, им не нужна была компания, и они сидели, прижавшись друг к другу и не обращая внимания на остальных. Антуанетта не знала, что предпринять, чтобы они захотели пообщаться с ней. В комнате не было ничего, чем можно было бы занять себя, за исключением старого телевизора, которым распоряжались медсестры. Из психиатрического отделения Антуанетта привезла с собой две колоды карт и однажды, когда ей особенно хотелось общения, решила воспользоваться ими, чтобы соблазнить этих женщин поиграть с ней. Она начала приводить свой план в действие: поставила стул неподалеку и начала раскладывать пасьянс.
