И теперь представьте себе панический ужас отца, когда он получил повестку в суд за неуплату автомобильного акцизного сбора.
Дерьмовая Машина была обнаружена в одной из боковых улочек без акцизного диска. Отец же был зарегистрирован как владелец автомобиля.
— Понимаешь, через ету Валентину я первый раз у жизни став прыступником.
— Ничего страшного, папа. Уверена, это недоразумение.
— Не-не-не. Ты ничого не знаешь. Люди даже вмирали по недорозумению.
— Только не в Питерборо.
Я позвонила в автоинспекцию и обрисовала ситуацию. Рассказала человеку на другом конце провода, что отец никогда не ездил на этой машине — просто физически уже не в состоянии водить. Меня соединили с другим дальним бюрократом, но голос — постарше, женский, с йоркширскими гласными — оказался мягким и сочувственным. Внезапно я ни с того ни с сего расплакалась и неожиданно для себя выложила всю историю: увеличение груди, желтые резиновые перчатки и купленные за сало водительские права.
— Подумать только! Вот те раз! — заворковал мягкий голосок. — Какой бедняжка! Скажите, чтобы он не волновался. Я просто пришлю ему небольшой бланк. А он должен будет лишь уточнить ее имя и адрес.
— В том-то все и дело. Он не знает ее адреса. Мы вынуждены общаться через адвоката.
— Хорошо, тогда укажите адрес адвоката. Этого будет достаточно.
Я заполнила бланк за отца, а он расписался.
Несколько дней спустя он позвонил опять. Утром Дерьмовая Машина снова очутилась во дворе. Одной парой колес стояла в траве, рядом с гниющим «роликом». Задняя шина спущена, подфарник с водительской стороны разбит, а водительская дверца согнулась и привязана к дверной опоре веревкой, так что водителю приходилось садиться с пассажирской стороны, перелезая через рычаг коробки передач. Акцизный диск отсутствовал. В то же время исчезла из гаража «лада».
— Шось тут не так, — сказал отец.
Теперь во дворе стояли две машины, причем таким образом, что отец мог добраться до парадной двери, только прижимаясь к изгороди из колючей пираканты. Шипы цеплялись за пальто и порой царапали руки и лицо.
— Это возмутительно, — сказала я отцу. — Она обязана забрать свои машины.
Я позвонила мисс Картер, а та написала Валентининому адвокату. Никаких сдвигов. Тогда я позвонила торговцу подержанными автомобилями и предложила их по выгодной цене. Он очень заинтересовался «роликом», но сразу пошел на попятный, узнав, что на машину нет документов. Я даже не успела сказать, что от нее не было и ключей.
— А вы не могли бы просто отбуксировать их и разобрать на запчасти или пустить на металлолом?
— Даже для того, чтобы пустить машину на слом, нужны регистрационные документы.
Валентинин адвокат перестал отвечать на письма. Как нам убедить Валентину убрать машины, если мы даже не знаем, где она живет? Вера порекомендовала Джастина — того мужчину со щетиной на лице, что вручал Валентине заявление о разводе. Я никогда раньше не нанимала частного детектива. Это показалось мне экстравагантной затеей — так обычно поступают персонажи телевизионных триллеров.
— Дорогуша, он тебе очень понравится, — сказала Вера.
— А она его не узнает? Вдруг заметит рядом с домом черный «БМВ»?
— Он наверняка замаскируется. Скорее всего, приедет на старом «форде-эскорте», которым пользуется в подобных случаях.
Я связалась с Джастином через мисс Картер и оставила на его автоответчике длинное бессвязное сообщение — я и сама не понимала, о чем хочу сказать. Он перезвонил через несколько минут. Голос низкий и самоуверенный, со следами кембриджширского акцента, который он пытался сгладить. Он уверен, что может мне помочь. У него есть связи в полиции и муниципалитете. Записал все подробные сведения, которые я могла ему предоставить: ее имя и фамилию в различных написаниях, дату рождения (если она, конечно, и ее не подтасовала), номер национального страхового полиса (я нашла его в одном из документов из багажника), имя и возраст Станислава и все, что мне известно о Бобе Тернере и Эрике Пайке. Но в первую очередь ему хотелось обсудить гонорар. Как я желаю платить: по конечному результату или по дням? Я выбрала оплату по конечному результату. Нужно было узнать ее адрес и место работы, а также представить в суде доказательства наличия любовника. Когда я положила трубку, меня охватили радость и волнение. Если Джастину удастся раздобыть эту информацию, она обойдется мне довольно дешево.
Пока я пыталась избавиться от «роллс-ройса», отец воспевал машины иного рода.
Послевоенное время было ознаменовано необычайными успехами и расцветом тракторов — мечи вновь перековали на орала, и голодный мир начал задумываться над тем, как себя прокормить. Ведь, как мы теперь знаем, единственная надежда человечества — успешное земледелие, и трактора должны были сыграть в нем решающую роль.
Американцы вступили в войну лишь после того, как промышленность и население Европы уже подверглись суровым испытаниям и были почти уничтожены. Американские трактора, раньше значительно отстававшие от своих европейских аналогов в техническом отношении, теперь заняли центральное место. И первым среди них стал «Джон Дир».
Сам Джон Дир был кузнецом из Вермонта — высоким и сложенным как буйвол. В 1837 году он своими руками изготовил стальной плуг, превосходно взрыхлявший девственную почву американских прерий. Так что можно сказать, американский Запад был завоеван не глупыми ковбоями, которых прославляло послевоенное кино, а трактором Дира.
Дир был скорее гениальным бизнесменом, нежели гениальным инженером: заключая сделки и предоставляя покупателям кредиты, скромная мастерская превратилась после его смерти в 1886 году в одну из крупнейших компаний Америки.
Знаменитая двухцилиндровая модель Джона Дира с дизельным двигателем объемом 376 кубических дюймов была экономична в эксплуатации и проста в обращении. Но именно мощная «модель джи» вплоть до 1953 года экспортировалась по всему миру и способствовала американскому экономическому господству, которым был отмечен послевоенный период.
Однажды в конце сентября отец сделал перерыв в своей эпохальной работе и вздремнул в кресле, стоявшем в гостиной: вдруг сквозь сон он услышал непривычный звук. То было негромкое, монотонное механическое жужжание — довольно приятное, напоминало тарахтенье старого «фрэнсиса-барнета», который отец заводил росистыми утрами. Папа завис между сном и явью, прислушиваясь к этому шуму, вспоминая «фрэнсис-барнет», петляющие сассекские тропинки, ветер в волосах, благоухающие цветущие изгороди — запах свободы. Он слушал внимательно, с наслаждением, но потом вдруг уловил другой звук, очень тихий и почти неслышный, — слабый шепот нескольких голосов.
Теперь он уже полностью проснулся. В комнате находился кто-то посторонний. Сохраняя абсолютную неподвижность, отец открыл один глаз. У окна копошились две фигуры. Как только они попали в поле зрения, он их тотчас узнал: Валентина и миссис Задчук. Отец поспешно закрыл глаз. Он слышал их шаги, шепот и еще один звук: шелест бумаги. Открыл другой глаз. Валентина рылась в ящике стола, где он хранил письма и документы. Время от времени доставала какой-нибудь лист и передавала миссис Задчук. Наконец, он узнал второй звук — механическое жужжание. Это был не «фрэнсис-барнет», а маленький портативный ксерокс.
Отец напрягся. Он ничего не мог с собой поделать. Открыл оба глаза и встретился взглядом с Валентиниными глазами цвета патоки, подведенными, как у Клеопатры.
— Ха! — воскликнула она. — Здохляка ожила, Маргаритка.
Миссис Задчук заворчала и доложила в ксерокс бумаги. Он снова зажужжал.
Валентина наклонилась к самому папину лицу:
— Считаешь себя дуже вумным. Ну так скоро ты здохнешь, мистер Вумный Инженер.
Отец вскрикнул и, по его словам, произвел «розгрузку у хвостовой части».
— Ты й так вже похожий на здохляку — скоро ею й станеш. Собача падаль. Шкелет ходячий.
Она склонилась над ним, прижав руками к креслу с обеих сторон головы, а миссис Задчук продолжала тем временем ксерокопировать переписку с мисс Картер. Закончив, она выключила ксерокс из розетки, сложила все бумаги в стопку и убрала их в пакет «Теско».
— Пошли, Валенька. У нас есть усё, шо треба. Кинь ету вонючу здохляку.
Валентина остановилась в дверях и послала ему издевательский воздушный поцелуй:
— Живый мертвяк. З кладовища утик.
Возможно, Валентина знала, а возможно, интуитивно догадалась, но отец действительно был кладбищенским беглецом.
Это случилось летом 1941 года, когда германские войска вторглись в Украину, а Красная армия отступала на восток, сжигая за собой мосты и поля. Отец находился со своим полком в Киеве. Он стал солдатом поневоле. Ему сунули в руки штык и сказали, что он должен сражаться за родину, но сражаться ему не хотелось — ни за родину, ни за Советское государство, вообще ни за кого. Ему хотелось сидеть за письменным столом с логарифмической линейкой и листами чистой бумаги, ломая голову над расчетом коэффициента подъемной силы и лобового сопротивления. Но было не до того — люди только успевали колоть и убегать, стрелять и убегать, прятаться в укрытии и убегать, убегать, убегать. Армия бежала на восток — через желтые поля спелой пшеницы близ Полтавы, под ясным голубым небом — чтобы наконец перегруппироваться под Сталинградом. Вот только флаг, под которым она отступала, был не желто-голубым, а желто-алым.
