Аравинд Адига - Белый Тигр

— Теперь в «Шератон», Балрам.

— Да, сэр.

Я повернул ключ. Завел мотор. Включил передачу. Мы тронулись с места.

— Поставь Стинга, Балрам. Только негромко.

— Да, сэр.

Я поставил диск. Послышался голос Стинга. Машина прибавила ходу. Немного погодя мы проехали мимо знаменитого бронзового памятника — Ганди ведет своих сторонников из мрака к свету. 

За памятником дорога опустела. По-прежнему моросил дождь. Еще немного — и мы подъедем к «Шератону», самому роскошному отелю в столице, где останавливаются главы государств и правительств вроде вас, господин Премьер. Правда, Дели — город контрастов, и сейчас вокруг нас простирались лишь свалки да пустыри.

В зеркало я видел: мистер Ашок поглощен телефоном. От сотового исходил голубой свет и падал хозяину на лицо. Не отрывая глаз от кнопок, мистер Ашок спросил:

— Что-то случилось, Балрам? Почему мы остановились?

Я коснулся липучек с ликами богини Кали — пусть принесет мне удачу — и открыл бардачок. Разбитая бутылка с острыми краями была на месте. 

— Что-то с колесом, сэр. Я сейчас посмотрю. Одну минуточку, сэр.

Дверь открылась сама собой, клянусь, я даже не успел прикоснуться к ней.

Я шагнул из машины и угодил прямо в грязь. По черному месиву, раскисшему от дождя, пробрался к левому заднему колесу, присел. Сбоку за дорогой темнели кусты, за ними тянулась пустошь. 

На дороге ни души. Все сошлось как нарочно.

Темно, только внутри машины светился сотовый.  Я постучал в окно костяшкой пальца. Мистер Ашок повернулся ко мне, но стекло опускать не стал. 

— Неприятность, сэр, — выдавил я. 

Подождал немного. Он сидел сиднем. По-прежнему игрался со своим мобильником: тыкал в кнопки. Наверное, посылал сообщение мисс Уме. 

Я прижался лицом к мокрому стеклу, растянул губы в улыбке.

Он отложил телефон. Я постучал в окно кулаком.  С недовольным видом он все же опустил стекло. Стал слышен мягкий голос Стинга.

— В чем дело, Балрам?

— Выйдите, пожалуйста, сэр. Неприятность.

— Какая еще неприятность?

Его тело не желало шевелиться. Оно обо всем догадалось — это глупый разум не в силах был сложить два и два.

— Колесо, сэр. Без вас не обойтись. Оно застряло.

Вспыхнули фары, к нам приближался автомобиль.  Сердце у меня екнуло. Но чужая машина пронеслась в туче брызг мимо.

Он положил руку на дверь, собираясь выйти, но инстинкт снова его удержал.

— Дождь, Балрам. Может, лучше вызвать техпомощь?

Поежившись, он подался в глубь салона.

— Не стоит, сэр. Уж вы мне поверьте. Выходите. 

Он еще отодвинулся — его тело явно сторонилось меня. Сейчас он от меня ускользнет. И хотя мне чертовски не хотелось так обходиться с ним — то есть выступить в его глазах в роли слуги, шантажирующего хозяина (даже на те две-три минуты, что ему осталось жить), — пришлось сказать:

— С этим колесом не все гладко с того дня, как мы ездили в гостиницу в Джангпуре.  Он наконец-то оторвал взгляд от мобильника.

— В гостиницу с большой буквой «Т» на крыше. Помните, сэр? С той самой ночи машина... барахлит. 

Он открыл рот и сразу закрыл. Вид у него был озадаченный. Что это, грязный намек? Или у меня не было на уме ничего дурного? Не дать ему времени на раздумья.

— Выходите, пожалуйста, сэр.

Он отложил сотовый и послушно выбрался на дорогу. Мобильник посветил секунду-другую в темном нутре машины и погас.

— Перейдите на мою сторону, сэр. Негодное колесо — вот оно.

Он обошел машину вокруг.

— Осторожно, сэр, — здесь разбитая бутылка. (На проезжей части валяется столько мусора, какие могли возникнуть подозрения.) Я ее сейчас отброшу в сторонку. Вы только поглядите на эту покрышку. 

 Хозяин присел на корточки. Я склонился над ним, спрятав руку с бутылкой за спину.  Подо мной темнел шар головы с белой полоской пробора, разделительной линией, рассекающей тщательно уложенные волосы и обрывающейся на макушке. На самом темечке.

Темный шар шевельнулся; хозяин, щурясь от дождя, заливавшего ему глаза, повернулся ко мне лицом:

— Покрышка как покрышка...

Я замер на месте, точно школьник, которого поймал на проказе учитель. Он все понял своим хозяйским умом. Сейчас поднимется и даст мне в морду.

Но какой толк в выигранном сражении, если даже не сознаешь, что идет война?

— Хотя тебе, конечно, виднее, Балрам. Посмотрю получше.

Снова передо мной замаячил темный овал с белой полоской, обрывающейся на макушке. 

— В том-то и дело, что не в порядке, сэр. Давно пора было поменять.

— Хорошо, Балрам. — Он наклонился к самому колесу. — И все-таки нам лучше... 

Я ударил его бутылочным горлышком. Стекло оказалось прочнее кости. Я ударил три раза, точно в темя, стекло проникло до самого мозга. Бутылка из-под «Джонни Уокера» хорошая, крепкая, недаром за нее даже за пустую столько дают.

Ошеломленное тело осело в грязь. Послышалось шипение, словно из пробитой покрышки, — это воздух выходил изо рта.

Бутылка чуть не выскользнула у меня из трясущихся пальцев — пришлось перехватить ее левой рукой. Задыхаясь, я тоже осел в черную жижу. Шипящее тело встало на четвереньки и поползло по кругу, будто стараясь нащупать во мраке защитника. 

Почему я не оставил его как есть, не заткнул глотку, не оттащил в кусты, недвижимого, потерявшего сознание? Пока бы его нашли, я был бы уже далеко.  Хороший вопрос. Долгие ночи я размышлял над ним, сидя под люстрой у себя в кабинете. 

Во-первых, это было бы глупо с моей стороны. В любую минуту он мог очнуться, избавиться от кляпа и вызвать полицию.

А во-вторых, все равно его родня разделалась бы с моей семьей, так что это была моя месть. Авансом. 

Второй ответ мне больше по душе. 

Я наступил на ползающее передо мной тело, распластал его по грязному асфальту. Опустился на колени, чтобы было удобнее. Повернул тело лицом к себе.  Уперся коленом ему в грудь. Расстегнул воротник и ощупал шею.

Когда я еще в Лаксмангархе мальчишкой ласкался к отцу, мне страшно нравилась ямочка у основания шеи меж выступающих жил и сосудов. Я упирался кулаком в эту ямку и чувствовал, что отец в моей власти: вот нажму посильнее — и у него прервется дыхание.

Я вжал осколок в ямку на шее — и тут сын Аиста поднял веки и его кровь залила мне глаза.  Я ослеп. Я обрел свободу.

Не успел я проморгаться, как с мистером Ашоком все было кончено. Кровь струей выплескивалась из горла — словно у обезглавленного мусульманами петуха.

От чахотки умираешь куда дольше и в куда больших муках, уверяю вас.

Я оттащил тело в кусты, ополоснул в луже руки и лицо, достал из свертка у своего сиденья белую без рисунка майку с одним-единственным английским словом и переоделся. Взял из золоченой коробки салфетки, тщательно вытерся. Отцепил с торпедо картинки с ликом богини и ссыпал на мистера Ашока — так, на всякий случай. Вдруг помогут его душе на небе. 

Повернул ключ зажигания, нажал на газ — и моя прекрасная «Хонда Сити», вернейшая моя сообщница, отправилась в свою последнюю поездку. Рука моя потянулась было выключить Стинга — и замерла на полпути.

Теперь я могу слушать музыку сколько влезет. 

Ровно через сорок три минуты передо мной замелькали огоньки и завертелись разноцветные колесики вокзального автомата-предсказателя. Я стоял и думал: «Может, вернуться за Дхарамом?»

Ведь полиция точно арестует его как сообщника.  Мальчика посадят в тюрьму, а что делают дикари-сокамерники с юнцами вроде него, объяснять не надо, сэр.

Но если я сейчас отправлюсь в Гургаон, то потеряю слишком много времени, кто-нибудь может наткнуться на тело, и тогда добыча — я покрепче сжал портфель — достанется не мне.

Я в нерешительности присел на бетонный пол.  Слева от меня раздался писк. Пластиковая корзинка качалась, будто живая, из нее показалось улыбающееся смуглое личико крошечного мальчика. Справа и слева от корзинки расположились двое чумазых бездомных, мужчина и женщина, их усталые глаза смотрели в никуда. А ребенок радовался жизни, шлепал ручками по луже, брызгал водой на прохожих. 

— Потише, малыш, — укорил я его.  Он весело взвизгнул и плеснул на меня. Я поднял руку. Мальчишка юркнул в глубь своей корзинки, она вся затряслась.

Я нашарил в кармане монетку в одну рупию, уверился, что именно в одну, и пустил по полу в направлении малыша.

Затем вздохнул, встал и, кляня себя, зашагал прочь от вокзала.

Сегодня, Дхарам, тебе посчастливилось.

Вам хорошо слышно, господин Цзябао? Нарочно сделал погромче.

Сегодня министр здравоохранения объявил о своих планах по борьбе с малярией в Бангалоре. К концу года с малярией должно быть покончено. Городским чиновникам дано указание работать без выходных, дабы эта болезнь безвозвратно канула в прошлое. На искоренение малярии ассигновано сорок пять миллионов рупий.