– Боюсь, что после того, как ты кончил, вы отправились в клинику и пришили двоих парней. Может, это тоже часть сексуальной фантазии?
– Да с чего вы взяли? – я неожиданно для самого себя разозлился. Будто говорил правду, а мне не верили.
Пикачу посмотрел на меня, выдержал полную драматизма паузу и сказал то, что мне совсем не понравилось. Не понравилось настолько, что я чуть не обмочился. Он сказал:
– А с того, парень, что в этой пропахшей дерьмом клинике мы нашли до черта отпечатков твоих пальцев.
В моей голове вспыхивает неоновая надпись: «нет выхода».
Кровь стучит в висках азбукой Морзе: «нет выхода».
Перед глазами морда ухмыляющейся обезьяны. Ее губы шепчут: «нет выхода».
Я не заметил, как остановилась машина. Не заметил, как Рейчу, ругаясь сквозь зубы, дернул несколько раз заевшую вдруг рукоять ручного тормоза, пока не удалось ее поднять. Не заметил, как Пикачу выкарабкался на улицу и, вдохнув полной грудью свежий вечерний воздух, полез в карман за сигаретами.
Нет выхода. Нет выхода. Нет выхода.
Нетвыходанетвыходанетвыхода.
Дверь с моей стороны распахнулась. Надо мной стоял Пикачу, с сигаретой в губах. На лацкане пиджака прилепился маленький столбик пепла.
Нет выхода. Нет выхода. Нет выхода…
– Ну, так и будешь сидеть?
Он протянул руку и взял меня за локоть. Я попытался выйти из машины, но ноги новокаиново онемели. Пикачу почти выдернул меня. Мне пришлось опереться на теплый капот.
– Сам дойдешь или помочь?
Нетвыходанетвыходанетвыхода…
Я отклеился от машины и сделал несколько шагов к какому-то светлому пятну. Наверное, это была освещенная дверь полицейского участка. Наверное. Мозг отказывался воспринимать и перерабатывать информацию, которую ему доставляли органы чувств.
Нет выхода…
Пикачу вынул окурок изо рта и щелчком отправил его в урну. Но не попал. Окурок описал оранжевую дугу и упал на асфальт, разбросав вокруг яркий снопик искр.
Эта крошечная вспышка вернула меня в реальность. Внезапно пришло четкое осознание происходящего. Звуки, запахи, краски набросились на меня со всех сторон, грозя разнести мозг в серые скользкие брызги.
Я увидел слева от себя Пикачу, по-прежнему держащего меня за локоть. Чуть впереди справа шел Рейчу, засунув руку в карман брюк.
«Нет выхода» – вспыхнуло последний раз в мозгу. Несколько раз моргнуло, как испорченная неоновая вывеска, и погасло.
Дверь участка приближалась. Пятнадцать шагов, двенадцать, десять… Я разглядел потемневшую дверную ручку. Трещину в светло-серой стене чуть правее косяка. Выщербленную ступеньку.
И тут адреналиновое цунами накрыло меня с головой. У меня даже перехватило дыхание. Вернулось ощущение, которое я испытывал на берегу моря, когда бил Вик. Только теперь оно было сильнее, ярче раз в десять. Все мышцы разом остро заныли.
Я только успел в панике подумать, что этогоделать не надо. Но тело не захотело слушаться.
Моя рука, которую держал Пикачу, резко рванулась, освобождаясь от захвата. Нога сделала шаг в сторону, и кулак второй руки впечатался в висок покемона. Сдавленно хрюкнув, он рухнул на колени и схватился за голову.
Рейчу услышав какую-то возню за спиной, обернулся и растерянно замер. Больше он не был похож на покемона. Он был похож на до смерти удивленного учителя сельской школы. Неужели никогда не видел, как бьют его напарника?
Удивлялся Рейчу недолго. Через мгновение он кинулся на меня, выставив вперед руки и пригнувшись. Будто ловил взбесившуюся кошку.
Моя нога сделала короткое движение навстречу. Носок ботинка воткнулся в неожиданно мягкий пах покемона. Рейчу тонко завыл и упал на асфальт, свернувшись калачиком. Мне показалось, что глаза у него вот-вот вывалятся. И будут болтаться на зрительных нервах…
Боковым зрением я увидел, что дверь участка открылась и на пороге появился еще один полицейский.
– Эй! – растерянно крикнул он.
Странное дело, ведь эти ребята должны быть крутыми. А они ведут себя, как бухгалтеры, напуганные хулиганом.
Хотя, наверное, каждый бы растерялся на их месте. Скорее всего, преступники убегали от них нечасто. Правда, полицейский хоть и опешил, но автоматически начал нашаривать у себя на поясе кобуру.
Тогда я побежал. Побежал так, как никогда в жизни не бегал. Иногда так бегаешь во сне. Ты почти летишь, едва касаясь земли. И от полноценного полета тебя удерживает только то, что даже во сне ты помнишь о гравитации.
Через дорогу, лавируя между машинами, потом направо по пестрой улице до первого перекрестка и снова направо. Не думая о том, куда я бегу. Не имея четкой цели. Не представляя даже, в каком районе нахожусь.
Я слышал позади крики. Они действовали на меня, как шпоры на лошадь. Люди на улице бросались от меня… Да, врассыпную, как цыплята от лисицы. Точно так же, как тогда, на шоссе, бросались от нас с Вик машины. Одного замешкавшегося пьяного сасаримена я сбил с ног, задев его плечом. Дипломат отлетел далеко в сторону и раскрылся, выблевав стопку исписанных листков. Одним криком больше…
Легкие жгло. Будто я с хрипом втягивал в себя раскаленный воздух доменной печи. Мышцы, накачанные адреналином, казалось, вот-вот прорвут кожу. И она лопнет, как тонкая рисовая бумага, обнажая ярко-красные, бешено сокращающиеся жгуты. Сухожилия натянуты до предела. Еще чуть-чуть, и они разорвутся с жалобным стоном лопнувшей струны.
Хотя сейчас я бы продолжал бежать без кожи и сухожилий. Даже если от меня останется лишь скелет, он не остановится. Он, гремя костями, будет нестись по улице, наводя ужас на прохожих.
Крики не затихали. К ним прибавился вой сирены. Я нырнул в щель между домами и оказался в лабиринте узких улочек. Я почти летел по этому лабиринту. Меня вело шестое чувство. Оно задавало мне направление и не позволяло сбиться с него; оно подсказывало, где нужно свернуть, чтобы не угодить в тупик; оно указывало, куда ступать, чтобы не переломать ноги в захламленной темноте в щелях между домами.
Постепенно я начал уставать. Ощущение легкости, почти невесомости, медленно, но верно уступало место тяжелой, как ртуть, усталости. Я все чаще сбивался с дыхания. Я все чаще спотыкался. А преследователи никак не хотели отстать или сбиться со следа.
Отчаяние холодной рукой начало сжимать сердце. И вместе с отчаянием пришло понимание того, что я наделал. Сначала оно лишь скользнуло по краю сознания. Но с каждым шагом оно становилось все отчетливее. Я будто просыпался.
Все пути к отступлению были отрезаны. Раньше у меня был хоть какой-то шанс выкрутиться. Теперь я окончательно поставил себя вне закона. И мне не помогут ни ложь, ни адвокат. Ничто уже не поможет. Меня будут искать. И рано или поздно обязательно найдут.
Шаги за спиной приближались. А может, мне просто так казалось… Как бы то ни было, поймают меня сейчас или мне удастся уйти – не важно. Они все равно доберутся до меня. Так или иначе доберутся.
И я сам подписал себе приговор.
Это запоздалое раскаяние чуть не заставило меня остановиться и сдаться полицейским. Быть может, я бы так и сделал… Но чутье, звериное, не умеющее ошибаться чутье продолжало гнать меня вперед. Оно вело меня к какой-то неизвестной сознанию цели.
И привело меня туда, где я меньше всего ожидал оказаться.
Вылетев из-за очередного поворота, я увидел перед собой еще одну улочку. Что-то мне показалось в ней знакомым. Мелькнула мысль, что я просто описал круг и теперь вот-вот выбегу прямо к полицейскому участку. Я замедлил бег, оглядываясь по сторонам.
И через несколько метров увидел то, чего никак не должен был увидеть здесь.
Тусклую вывеску. Всего лишь одно слово.
BAR.
Знакомая деревянная дверь была приоткрыта. Словно ждала меня. В щель пробивалась полоска света.
Я в два прыжка оказался у двери. Сзади и немного в стороне были слышны топот и голоса. Эти ребята не хотели сдаваться так просто. Уже взявшись за ручку, я на мгновение замешкался. Стоит ли скрываться от полиции в собственной галлюцинации? Дети тоже закрывают глаза ладонями и пребывают в уверенности, что их никто не видит. Не буду ли я похож на такого ребенка?..
Топот и голоса приближались. Я слишком долго простоял здесь. Теперь оторваться будет почти невозможно…
Не раздумывая больше, я влетел в бар и захлопнул за собой дверь.
Я захлопнул за собой дверь и тяжело привалился к ней, жадно хватая ртом воздух. Перед глазами плыли красные круги. Пот заливал лицо. На губах стоял его солоноватый привкус.
По улице, в шаге от двери, пробежали два человека. Я одеревенел. Один человек что-то крикнул. Шаги на секунду замерли, потом забарабанили снова уже в другом направлении.
Кажется, в галлюцинации все-таки можно спрятаться.
Я всхлипнул. Ноги дрожали так, что мне пришлось сесть прямо на пол. Стоять я не мог. Я был настолько вымотан, что вообще ничего не мог. Только сидеть, прислонившись спиной к двери, и хлюпать носом. Сил не было даже добрести до стойки…
