— О, как мило. — Одри сложила подношения на кресло.
— Иду за бокалами, — сказала Карла.
— Хотите открыть бутылку немедленно? — остановила ее мать. — Может, подождем гостей? А пока возьмите пиво в холодильнике…
Убегая на кухню, Карла бросила взгляд на Майка. Она не обиделась на то, что недотягивает до квалификации «гостьи» в понимании Одри, но муж был явно раздосадован.
На кухне воняло еще отвратительнее, а беспорядок превосходил всякие пределы. Из трех раскрытых мешков с мусором сочилась какая-то противная коричневая жижа, подошвы прилипали к грязному линолеуму. Источник вони Карла обнаружила в кастрюльке на плите — прокисший куриный суп. Она торопливо накрыла кастрюлю крышкой.
— Мама, — позвала Карла, — с каких пор на плите стоит суп?
— Что?
— Сколько дней куриному супу?
— Супу? — слегка забеспокоилась Одри. — Нет-нет, не ешь его. Джин сварила этот суп на прошлой неделе. Он мог уже испортиться.
Карла сокрушенно покачала головой. Достав из холодильника три бутылки пива, она принялась за поиски пивных бокалов. Шкаф, в котором они обычно хранились, был пуст. Карла проверила все прочие шкафы, затем пошарила в раковине, но из-под позеленевших тарелок ей удалось извлечь лишь один мутный стакан для виски с засохшими следами от красного вина на дне.
Она вернулась в гостиную. Майк с Одри сидели на двухместном диванчике, «гнездышке для влюбленных», и ругались из-за кандидата, поддержанного профсоюзом на предстоящих выборах.
— Мама, где все бокалы? — спросила Карла.
Одри обернулась к дочери:
— Майк говорит, что ты собираешься агитировать за губернатора. Это правда?
Карла посмотрела на мужа. Между собой они еще не обсуждали этот вопрос. Обычно она всегда помогала продвигать профсоюзного кандидата, но на грядущих выборах надеялась как-нибудь увильнуть от этих обязанностей.
— Ох, Карла! — вскричала ее мать.
— Видишь ли… — начала Карла.
— Ей нечего стыдиться, — встрял Майк. — Демократы любят наш профсоюз только на словах, но никогда и ничего для нас не делают. По мне, так помощь без любви куда предпочтительнее любви без всякой помощи.
— Боже! — ахнула Одри. — Вот уж не думала, что доживу до такого…
— Насчет бокалов, — отвлекла ее Карла.
— М-м?
— Я не могу их найти.
— Правда? — переспросила Одри с озадаченным видом. — Ну и бог с ними. Пиво можно пить из горла.
— Не могли же они все исчезнуть. Пойду еще поищу.
— Кончай суетиться, — вдруг рассердилась Одри. — Твой муж не против угоститься пивом прямо из бутылки, верно, Майк?
Входная дверь с грохотом распахнулась.
— Я пришел! — возвестил Ленни, проходя в гостиную и бросая на стул свой кожаный пиджак. — Привет, ребята. — Лоб у него был красный от сыпи, а кожа под глазами болезненно-фиолетовой.
— Привет, детка. Выглядишь усталым… — Одри осеклась, заметив на пороге комнаты Таню в ковбойской шляпе и футболке с надписью «Иисус — мой кореш». — Не знала, что Таня тоже придет.
— Разве? — Ленни почесал в затылке. — По-моему, я тебе говорил.
— Нет, — твердо возразила Одри, — не говорил.
Таня с деланным смущением оглядела присутствующих. Она, похоже, наслаждалась замешательством, которое вызвало ее появление.
— Могу поклясться, что говорил, — упорствовал Ленни.
— Ладно, — смирилась Одри, — что толку спорить. Она уже здесь.
— Послушайте, — Таня говорила высоким, пронзительным голоском маленькой девочки, — если с этим какие-то проблемы…
— Нет, дорогая, — оборвала ее Одри. — Никаких проблем. Присаживайся.
— Вообще-то, — продолжила Таня, с явной неохотой отказываясь от роли непрошеной гостьи, — я могу и уйти.
— А заткнуться ты можешь? — спросила Одри.
Ленни рассмеялся и чмокнул мать в макушку:
— С днем рождения, мам. Прости, что мы опоздали.
— Пустяки. Мы все равно ждем Розу.
— У нее опять занятия в еврейской школе? — полюбопытствовала Таня.
Одри резко обернулась к сыну:
— Что за школа?
— А?
— Ты меня слышал, Ленни, — улыбнулась Одри. — О какой школе идет речь?
— Без понятия. Кажется, она изучает Талмуд или еще что.
Одри с размаху откинулась на спинку дивана.
— Боже правый! Эта парочка, — она взглянула на Карлу и Майка, — голосует за республиканца. А Роза учится на хренова раввина. Куда катится наша семья?
Карла взяла сверток, отброшенный ее матерью на кресло:
— Мамочка, не хочешь открыть наш подарок?
— Точно. Давай, ма. — Майк отнял у Карлы сверток и положил Одри на колени.
Одри разорвала обертку, под которой обнаружился массивный фотоальбом «Шмотки: Пошив одежды в лондонском Ист-Энде. История в фотографиях».
— Очень мило, — сказала Одри.
— О-ах, какая прелесть! — замяукала Таня. — Обожаю старые черно-белые снимки.
— Да, я тоже, — обрадованно подхватила Карла.
Таня, привыкшая считать свои увлечения, даже самые расхожие, чем-то невероятно эксцентричным, выделяющим ее на фоне остальной публики, сердито посмотрела на Карлу.
— Нет, я от них просто без ума, — ревниво уточнила она.
Майк опустился на корточки рядом с Одри:
— Мы думали, тебе будет интересно, ведь твой отец был портным, и вообще…
— Этот альбом я нашла. В Интернете, — вставила Карла.
— М-м-м… — Одри быстро листала страницы.
— Я его надписала, — добавила Карла.
Одри открыла фолиант на первой странице и прочла дарственную надпись: «Маме с любовью и восхищением от Карлы и Майка».
— Очень мило, — повторила Одри. — Чудесный подарок. Спасибо. — Захлопнув альбом, она положила его на пол у своих ног. — Так как насчет пива? Или ты хочешь вина, Ленни?
— Вина, пожалуй.
— И правильно. Тогда открывай бутылку.
— Пусть лучше Майк откроет, — предложила Карла. Она знала, что мужу сильно не понравится, если бутылку, его подарок, откупорит Ленни.
— Как скажете, — пожал плечами Ленни.
— Принеси кружки, Карла, — скомандовала Одри, — и меню из китайского ресторана. Оно в ящике, рядом с холодильником.
Когда через час явилась Роза, еда уже разогревалась в духовке, а Карла, стоя на четвереньках, отмывала пол на кухне.
«Шалом!» — услыхала Карла протяжное, ехидное приветствие, которым Одри встретила дочь. Далее последовал короткий обмен репликами, но Карла не разобрала, о чем шла речь.
Затем Роза вошла на кухню.
— Что ты, по-твоему, делаешь? — возмутилась она.
Раскрасневшаяся от физических усилий Карла ответила извиняющимся тоном:
— Здесь было так грязно, вот я и…
Роза раздраженно застонала:
— До каких пор ты будешь мамочкиной дармовой прислугой?
Карла встала на ноги.
— Прости.
— За что ты извиняешься? — рявкнула Роза.
— Прости… то есть хорошо, больше не буду. — Карла улыбнулась. — Как ты? Как прошел день?
— Все было прекрасно, пока я не пришла сюда, — угрюмо ответила Роза.
Карла нервно засмеялась. Похоже, религия только добавила Розе суровости. Когда они вынимали из духовки контейнеры с едой, на кухню забрел Ленни.
— Снимаете пробу, девочки? — Едва заметно пошатнувшись, он оперся рукой о стол.
— Я пока не расположена с тобою разговаривать, Ленни, — сказала Роза.
— Не я проболтался маме про школу. Таня ляпнула. Она не знала, что это секрет…
— Это не секрет, болван.
— Тогда в чем проблема? — Он выжидающе молчал. — Ладно, валяй, злись дальше.
— Скажи-ка, — внезапно накинулась на него Роза, — Таня знает, с кем ты провел ночь в моей квартире?
— Нет. Зачем ей знать? Собираешься ввести ее в курс дела?
— Боже упаси! Разрушить вашу великую любовь? Ни за что.
— Господи, Ро, — зевнул Ленни. — Расслабься, а?
— Не смей! — взорвалась Роза. — Чтобы я больше не слышала этого «расслабься»! Тебе что, все еще четырнадцать лет?
— Ребята, — вмешалась Карла, — не забывайте, у мамы сегодня день рождения…
— Тебе известно, что у Джейн есть парень? — продолжала наскакивать Роза. — И не просто парень, а жених?
— Спрашиваешь, — ухмыльнулся Ленни. — Она показала мне кролика, которого он ей подарил. Офигеть.
На шее Розы проступили жилы.
— Если она так смешна, зачем же ты переспал с ней? Или, когда ты совращаешь девушек, которых не уважаешь, ты чувствуешь себя взрослым мужчиной?
Ленни словно в изнеможении уронил голову на плечо:
— Перестань, Ро, я ее уважаю.
— Ну да. И поэтому вы с этой мразью Джейсоном весь вечер издевались над ней!
— Мы просто развлекались, Роза! А ты весь вечер просидела, как прокурор на Нюрнбергском процессе. Чего тебе неймется? Или ты решила наложить запрет на веселье, на секс? Ну конечно, ведь ты теперь вся из себя такая важная еврейка.
