— С ним вот, с Джимми, — буркнул Майк. — С Джимми Конвеем.
Похоже, Майк Меллор возненавидел меня с первого взгляда. За месяц до того он подошел ко мне на футбольном шоу и предупредил:
— Та твоя фраза в рекламе, насчет ушей мистера Спока, — ты ее забудь, потому что «Звездный путь» делаю я, это мой материал, ты вторгся на чужую территорию.
Я вздохнул и сказал:
— Оставьте меня, капитан Скотт! — и вряд ли он меня больше полюбил. — А что, разве Джин Родденберри[59] отдал тебе эксклюзивные права шутить по поводу его персонажей?
— Нет, но это как если бы я сделал номер о рыбах. Просто нельзя воровать темы у других юмористов, это не принято на эстраде. Хотя откуда тебе знать, — уколол он.
— А если существо наполовину рыба, а наполовину бог Вулкан? Можно мне о нем шутить?
Он задумался, а потом ответил совершенно серьезно:
— Можно, если не про «Звездный путь». И если это существо значится в рыбном меню ресторана, тогда оно твое, я не претендую.
Майк Меллор всегда напоминал мне, что я шарлатан. Если бы в рекламных роликах меня показывали просто говорящим в телекамеру, я бы почувствовал, что знаменит законно, но поскольку меня показывали именно за работой, когда я делал то, чем зарабатывал «Джимми Конвей», то получалось сплошное вранье — мол, я один из ведущих юмористов. Я никогда не чувствовал себя в своей тарелке, находясь в одном зале с Майком Меллором. ОН ЗНАЛ. Я ощущал это всякий раз, когда он оказывался рядом. Я не понимал, откуда он знал, я просто чуял, что ОН ЗНАЛ. Мне стало известно, что он выспрашивал у других юмористов, не играл ли Джимми Конвей с ними в концертах. Я видел, как он беседует с одним продюсером, кивком указывая на меня. Майк Меллор активно копил на меня компромат, и я чувствовал, что моя страшная тайна вот-вот будет раскрыта.
И до меня начинало доходить, что если я намерен сохранить свой миф о знаменитом юмористе, то есть только один выход. Скоро выбора не останется, придется просто выйти и сделать это. Отдать себя на суд живой аудитории.
И такая перспектива меня ужасала. Но судьба уготовила это испытание раньше, чем я ожидал. На той же вечеринке присутствовала и Стелла Скривенс. Я как раз собирался с ней поговорить, но ждал, пока от нее отлипнут папарацци из таблоидов, потому что не хотелось потом полчаса оправдываться перед Нэнси.
— Привет, Джимми, — сказала она, лихо целуя меня под всполохи фотовспышек. — Хочу попросить тебя об одном одолжении.
Майк Меллор подслушивал, прячась за слоеным тортом.
— Я организую благотворительный гала-концерт в «Палладиуме», ведущие юмористы, музыканты и так далее, сбор средств на звездный мемориал в память о Билли. Ты не против выступить минут на десять?
— М-м, ну да, наверное, — заметался я. — Рад буду. Всего десять минут? Могу больше, если надо…
— Ну и отлично. Посмотрим, как у нас получится, мне еще надо заполнить пару дырок.
Я чувствовал сверлящий взгляд Майка.
— А как насчет Майка, например?
— Гм, вообще-то я уже план по юмористам выполнила, — смутилась Стелла.
— Не переживай, — сказал Меллор, глядя на меня в упор. — Я обязательно приду послушать тебя.
Вот так я и согласился выступить перед двумя тысячами зрителей. Мой сценический дебют должен был состояться на самом главном шоу года. Я напоминал себе человека, который все хвастался черным поясом по дзюдо, и вдруг на него напала свора жутких бандитов, а теперь все ждут, что он их расшвыряет одной левой. Мне сказали, что Би-би-си станет транслировать концерт в прямом эфире, а потом еще сляпает видеофильм. Все эти новости подавали как некий фантастический поворот, который небывало поспособствует благотворительности, а мне всего-то и захотелось, что сменить пол и стать монахиней в дебрях Парагвая.
Назначили дату. В середине сентября. Ровно через год после того, как я впервые притворился другом Билли Скривенса, и теперь я должен был по-настоящему пойти по его следам. В прямом эфире, в присутствии двух тысяч зрителей. Миллионы телезрителей в прямом эфире.
— Я смогу! — громко возвестил я у себя дома в Сифорде. — Я стану наконец-то настоящей звездой! — заявил я своей собаке. — Я буду просто чудо! Я добьюсь колоссального успеха, я уверен!
А собака засопела, и задышала, и склонила голову набок, и подумала: «Ну чего это он забился за кровать, в самый угол?»
27, проезд Вязов
Восточный Гринстед
Западный Суссекс
Англия
Дорогой Джеймс,
Боже, боже, боже! Сегодня последний день каникул, а я еще не сделал задание по истории о Тюдорах, надо срочно заняться, а то завтра страшно идти в школу.
Теперь, Джеймс, тебе, наверное, кажется смешным то, что тревожило тебя в тринадцать лет. Например, то, как ты боялся нарваться на неприятности или оказаться в смешном положении, или твои переживания, нравишься ты людям или нет. Ты, наверное, понял, что перебороть страх можно только действием. Если вот ужасно боишься высоты, надо заставить себя прыгнуть с высокого здания. Вообще-то нет, тогда ты умрешь, так что это неудачный пример, но в принципе, если чего-то боишься, надо постараться заставить себя это сделать.
Как вот в прошлом году, когда надо мной издевался Кевин Фрейзер. Учитель со мной об этом побеседовал и сказал: «Тебе нечего бояться кроме самого страха». А потом улыбнулся мне и говорит: «Понимаешь?» А я кивнул, и все мне было ясно. Нечего бояться, кроме страха. Ну и кроме того, что Кевин Фрейзер мне врежет, думал я, этого тоже все-таки стоит бояться. Или что будет меня пинать, когда упаду. Как-то все же такая перспектива довольно-таки пугала. Или что он мне заломит руку за спину и отнимет обеденные деньги, а мой ранец закинет на гараж. Вообще, чем больше об этом думаю, тем больше кажется, что мистер Сток меня совсем не понял, потому что я боялся не страха, а конкретно Кевина Фрейзера.
Но если ты чего-то боишься, что на самом деле не страшно или не опасно по-настоящему, в таком случае надо заставить себя это сделать. Если, конечно, у тебя не фобия или что-то такое, потому что тогда совсем другое дело. Это общепризнанное медицинское состояние, и таким людям нужен чуткий совет, чтобы они сумели его перебороть и взять себя в руки.
Большинство людей не достигают того, о чем мечтают, потому что так и не находят мужества сделать реальный шаг. Это как в песне: «Человеку нельзя без мечты, без мечты не сбываются сны». Хотя мне часто снится, что я в Арндейлском центре[60] совсем без одежды, но лучше уж пусть такой сон не сбывается, нет уж, спасибо.
Искренне свой, Джимми.
— Вообразите, вот если бы в «Звездном пути» был персонаж, полу-Вулкан, полурыба… — со смешком объявил я в микрофон, тряся в недоверии головой от глупости подобной мысли. — Он вроде бы почти всегда в своем уме, кроме случаев, когда прямо под носом у него появляется крючок с червячком… Тут рыбная сторона его натуры не устоит, правда? «Хм, забавно, капитан, кажется, огромный ржавый крюк прорывает мне щеку и у меня обширное внутреннее кровотечение…»
Ухватив рукой шнур, я уронил микрофон и поклонился в ответ на заслуженные аплодисменты. Микрофон был замаскирован под головку душа, а единственным зрителем было мое отражение в большом треснутом зеркале над умывальником. Я понятия не имел, то ли номер убийственно смешной, то ли это высосанная из пальца чепуха. Ясное дело, что никакого Вулкана не существует, а рыбы не говорят. Конечно же, зрители за километр заметят этот изъян в моих рассуждениях. Новый материал казался поначалу очень смешным, когда я его записал, но потом пришлось продумать другой вариант — не теряю ли я рассудок. К тому же разве «Звездный путь» не устарел и не стал эстрадным клише? Перспективные юмористы двадцать первого века не делают номеров по «Звездному пути». Они делают номера на тему «Звездный путь, новое поколение».
Я уже переписал интермедию раз двадцать, и оттого, что текст был теперь разорван на куски и склеен скотчем, легче читать его не стало. Психолог сказал бы, что у меня приступ паники, но паника — штука скоротечная, тогда как мой перманентный ужас следовало назвать иначе — марафон паники. И хотя до концерта оставался еще целый месяц, моя голова, как кастрюля-скороварка, уже не выдерживала давления, и я чувствовал, что надо отказаться от всей этой затеи. По сути, я был на грани, когда наткнулся на свое имя в воскресной газете. Критик в разгромной статье о ситуации с юмором в Великобритании по ходу дела обронил: «И даже Джимми Конвей уже не такой забавный, как раньше». Что?! Да как он смеет! Что этот мерзавец себе позволяет? «Джимми Конвей уже не такой забавный, как раньше». Я был совершенно такой же забавный, как раньше, то есть совсем не забавный. У него нет никакого права так обо мне писать, пока он меня не видел. Мне нанесли моральный ущерб в особо крупных размерах. Ну, погоди, решил я. Ты возьмешь свои слова обратно, когда у меня весь лондонский «Палладиум» будет кататься по полу со смеху. А потом я сел и постарался придумать, какие же ужасно смешные и оригинальные шутки заставят валяться со смеху весь лондонский «Палладиум», и меня снова накрыла волна страха и паралича.
