— Погоди-погоди, — охладил я его восторги. — Не то чтобы я сомневался в Боге, но тот голос я слышал не так уж и ясно. Не исключено, что я всего лишь болтал сам с собой.
— Джордж, — устыдил меня Дважды-Растворенный, — учись принимать божественную благодать, не противясь.
— Я просто не уверен, что это был Бог…
— Точно Он, кто же еще? Уж я-то знаю, Он ведь только что говорил со мной. Это Он вбил мне в голову это чудесное название! А раз уж Он был тут поблизости, то, видимо, решил дать полезный совет и тебе — Он ведь не любит лишних телодвижений, вкапываешь? Вот и придумал обработать двоих одним махом, чтобы второй раз к нам сюда не гонять! — Должно быть, мои сомнения явственно отражались на лице, поэтому Дважды-Растворенный не унимался: — Джордж, чувачок, не совершай ошибку. Не надо сомневаться в советах, которые спускаются к тебе свыше. Понял, что я тебе говорю? А?
— Нужно прислушиваться к откровениям, — резюмировал я его речь.
— Не просто прислушиваться, как ты слушаешь музыку, нет! Нужно принимать их всем сердцем. Вкапывать. Использовать их. Оседлывать их и скакать. И главное — самое-самое главное — отдавать что-то взамен. Чтобы ток постоянно бежал по проводам, не прерывался. Пусть в Его голосе вечно звучат молитва и хвала, а не гнев и порицание. Уважай изобильность и щедрость Святого Духа, и сам будь столь же щедр. Загляни в кошелек своей души и отслюни сколько не жалко.
— Кстати, стоило мне только услышать, как сладко звучит название твоей церкви, как я подумал: ничто не сделает меня счастливее, чем небольшое пожертвование ради воплощения твоей мечты. Можешь называть это инвестициями в веру.
— Эй, ты чего? Разве ты видишь у меня тарелку для сбора пожертвований?
— Это только потому, что ты пока и тарелку-то себе позволить не можешь. А ведь она тебе понадобится, а в дополнение к ней еще и свежая древесина для креста и деньги, чтобы на первое время арендовать помещение, где будет собираться паства.
— А позволь-ка полюбопытствовать, сколько тебе отвалили за то, чтобы раздолбать эту тачку?
— Четыре куска, половину вперед — собственно, только ее-то я и поимел.
— Если мои математические способности меня не подводят, итого выходит две тысячи.
— Минус расходы, — напомнил я. — Мне выдали всю сумму чистыми, но потом туда-сюда, наркота, бензин, еда, номера в мотелях, да еще я выкупил у одной женщины из Аризоны эту коллекцию пластинок за четыреста баксов…
Дважды-Растворенный сложился пополам, как будто ему дали под дых.
— О-о-о, как больно слышать, что ты просадил столько бабок на кучу винила. Нет, музыка, конечно, вещь хорошая, но меня блевать тянет, как увижу, что тут понапиханы всякие Пэт Бун, Фабиан и Фрэнки Авалон. — Он усмехнулся. — Должно быть, эта тетка как следует тебя обслужила, прежде чем всучить это барахло… прокрутила твою пластинку с обеих сторон, так сказать.
— Ей нужны были деньги. Она живет в трейлере с двумя детьми.
— Ясненько. Значит, у тебя осталось тысяча двести или около того?
— Около того.
— Ну что ж, половины будет вполне достаточно. Духовность нынче ценится высоко — уверен, ты вкапываешь.
— Это с вычетом налогов?
— Да при чем тут налоги? Когда речь идет о душе, чувак, никаких налогов быть не может, только долг.
Тут меня осенило.
— Насколько я понимаю, стандартная церковная подать — десятина, то есть десять процентов. Но раз уж силы духа в тебе хватит на двоих, то и я удвою ставку. Пусть будет двести пятьдесят. И только при условии, что ты пожертвуешь своей шляпой.
— Ну ты и жмот! — скривился Дважды-Растворенный. — Сбить цену с шести сотен до двух с половиной, да плюс еще моя шляпенция! Она-то тебе зачем? Будешь выглядеть еще бледнее, чем сейчас — чисто мертвец.
— Мне она нравится, — упорствовал я.
— Представляешь, мне тоже — потому и купил.
— Тогда двести баксов. А на остальные пятьдесят я куплю себе другую шляпу. Уж полтинника-то должно хватить с лихвой.
— Джордж, чувачок, за что ты так со мной? Я ведь старался, проповедовал. Практически спас твою душу. Если б я не наставил тебя на путь истинный, ты бы направился прямиком в лапы к бандюганам. И если начистоту, неужели ты и правда думаешь, что Господь заговорил бы с тобой, если бы Он как раз в это время не спустился на землю, чтобы подсказать своему верному слуге название для церкви?!
— Именно поэтому двести пятьдесят и Шляпа.
Дважды-Растворенный уставился на дорогу, бормоча себе поднос и всем своим видом выражая недовольство, а потом с протяжным стоном все-таки снял шляпу и передал мне. Я тут же нахлобучил ее на голову и стал любоваться собой в зеркале заднего вида, а Дважды-Растворенный на это только качал головой.
— Тебе не идет, Джордж. Ну ни капельки!
— Что мне действительно по вкусу, так это цвет, — заявил я. — Как будто фламинго прошили миллионом вольт.
— У меня из-за тебя в глазах рябит, — проворчал Дважды-Растворенный. — Такое чувство, будто меня по твоей милости лишили сана. Вряд ли я когда-нибудь смогу смириться с потерей, не такой я человек, чувак. А я ведь привык быть в мире с самим собой. Если мне что и может теперь повысить настроение — и обязательно повысит, факт! — так это немножко твоих волшебных пилюль.
— Бери. Только оставь мне сотню. И знаешь что, Дважды-Растворенный? Нечего мне тут распускать притворные сопли!
— Твоя правда. Уделал ты меня. Ладно, проехали и забыли, — он помахал рукой, жест был явно адресован моему головному убору. — Прощай, крутая шляпа. Береги ее, Джордж. Да, и как там насчет благотворительного взноса?..
Пока мы катили дальше, Дважды-Растворенный отсчитал мне сто таблеток, а остальное вместе с деньгами затолкал в потайной карман плаща. Потом откинулся на спинку сиденья и улыбнулся.
— Странный ты крендель, Джордж. Хороший, но странный. Никак не могу разобраться, где ты настоящий…
— В двадцати милях от Хьюстона и стремительно к нему приближаюсь.
— Слыхал одну старую присказку: ты можешь убежать, но все равно не скроешься? Я бы на твоем месте подумал над этим.
— Изыди, Сатана! — усмехнулся я.
— Джордж, — мягко, почти нежно промолвил Дважды-Растворенный. — Знай, что мысленно я всегда с тобой. Поэтому мне и хочется, чтобы у тебя все получилось.
— Это вопрос веры, преподобный.
— Так и есть, — улыбнулся Дважды-Растворенный.
Через полчаса мы распрощались у ступеней Хьюстонской публичной библиотеки. Вняв совету Дважды-Растворенного, я решил заняться изысканиями. Напоследок я сказал ему:
— Желаю, чтобы твоя мечта сбылась, преподобный. Надеюсь, вскоре ты начнешь читать проповеди в своей твердокаменной пресветлой церкви, будешь вместе со своей паствой как сыр в масле кататься в божественной благодати, пока не отбросишь коньки от счастья — разумеется, лет через сто, не раньше.
Дважды-Растворенный благословил меня элегантным жестом — я так и не разобрался, то ли он меня перекрестил, то ли начертал в воздухе размашистую букву «Z», словно наглотавшийся наркоты негритянский Зорро.
— Джордж, чувачок, я хочу, чтобы ты довел свое дело до конца. Ты наконец-то поймал верный ритм, так не сбивайся с него, ага?
Я помахал ему и зашагал вверх по ступенькам, и тут меня настиг его баритон. Услышав свое имя, я развернулся. Он ткнул указательным пальцем в направлении моей головы.
— И вот еще что, Джордж: береги шляпу.
Я не мог с уверенностью сказать, был ли это строгий наказ беречь еще недавно принадлежавшую ему собственность, или он таким образом давал мне понять, что примирился с утратой. Но как бы там ни было, оба варианта вполне меня устраивали. Как мне предстояло убедиться, оба оказались ошибочны. Преподобный не наставлял и не прощал меня: это было самое настоящее твердокаменное и пресветлое пророчество.
Низко загудел огромный и тяжелый церковный колокол. Его звук слегка заглушали шум и автомобильные гудки суетливого утреннего города. Я оказался первым посетителем библиотеки — тощий коротышка-негр в униформе цвета хаки только отпирал дверь. Он предупредительно открыл ее передо мной. При виде моей шляпы его зоркие карие глаза сверкнули.
Я остановился и обернулся.
— Доброе утро, сэр, — обратился я к служителю. — Я ученый, случайно проезжал мимо, и вдруг мне срочно понадобилось раздобыть достоверные сведения об авиакатастрофе, которая, к всеобщей скорби, унесла жизни нескольких выдающихся музыкантов. Произошло все это 3 февраля 1959 года.
— В справочный отдел направо, сэр, — он привычным жестом указал направление.
Я наклонился к нему поближе и понизил голос:
— О чем это вы думаете?
— Что? — занервничав, переспросил он.
— Я заметил, как вы разглядывали мою новую шляпу, — я взялся за поля и надвинул предмет разговора поглубже на лоб. — Мне интересно, что вы при этом думали?
