С отоплением и служебным туалетом. С горячей и холодной водой из общего пищеблока. С небольшим кабинетиком для работы и отдыха заведующей библиотекой — вольнонаемной Алимхановой Н. В.
Распоряжение на эту пристройку поступило от самых мощных сил лагерного руководства, от подлинных хозяев зоны. От самого начальника Исправительно-трудового учреждения полковника Хачикяна Г. С. и…
…нескольких «воров в законе» и отрядных «паханов», хорошо знавших истинную цену ныне «вольнонаемного» Рафика-мотоциклиста.
И совершенно неизвестно, чье распоряжение было весомее.
Спустя месяц после открытия библиотеки выяснилось, что основным контингентом «самой читающей страны в мире», уменьшенной до размеров ИТЛ № (секрет!), были не массы простых зэков из «мужиков» и разной блатной шушеры, а уголовный «солидняк» — «воры в законе», «паханы» и «отказники» — типы, не выходящие на общие работы по каким-то, одним им известным, религиозным соображениям.
Ну, и еще с десяток «придурков» — из медсанчасти, штабные, писари конвойных подразделений и семь-восемь, пока еще бездетных, юных жен младшего офицерского состава.
Короче — все, у кого было время для чтения.
— Слышь, Рафик… — сказал истинный хозяин зоны, самый главный «вор в законе» Пал Палыч «Сохатый». По фамилии — Галкин. Человечек невысокий, худенький, но очень жилистый и, ради справедливости, до ужаса жестокий и беспощадный.
— Слышь, Рафик, — сказал Сохатый. — Тут «маляву» подослали — в наши святые места завтра из Москвы этап придет. Новая формация. Советский, мать его в душу, спорт. Воровских законов не чтут, авторитетов для них нету, чего хотят — то и воротят. Кто есть кто в нашем мире — знать не знают и знать не желают. Беспредельщики. Тут им, конечно, рога обломают, но, как сам понимаешь, на все время нужно. С «кумом» мне базарить западло, а Гамлета я уже предупредил, чтоб он ухо не заваливал. И Ниночке своей скажи, чтобы в зоне лишний раз не отсвечивала. Храни ее господь… Вот, передай ей первый том «Дон Кихота» и скажи, что Пал Палыч просит второй том. Пусть с кем-нибудь подошлет…
На следующий день в железнодорожном тупике к спецвагону для перевозки заключенных вплотную подкатили три лагерных «воронка» из гаражного хозяйства Алимханова и под чуткими стволами автоматчиков перегрузили «этап» из вагона в «воронки».
В зоне новичков распихали по разным отрядам, по разным баракам и, до поры до времени, строжайше запретили назначать на работы, связанные с выездом за пределы зоны, «колючки» и вышек. Даже при усиленном конвое!
Так что встречаться московские «спортсмены»-беспредельщики, как назвал их Пал Палыч, могли только во время завтрака, обеда или ужина…
Работы хватало и внутри зоны. Где-то на глубине двух метров под мерзлой землей прорвало трубу для сточных вод и всякой дряни.
Труба эта шла чуть ли не через весь лагерь, зарываясь в землю все глубже и глубже, и выходила за территорию зоны уже не в двух метрах от поверхности земного шара, а на глубине пятнадцати метров, выхаркивая все лагерные нечистоты в овраг с худосочной речушкой, опоясывающей половину лагерного периметра.
Из Котласа, по звонку полковника Хачикяна, местное отделение треста «Водоканал» прислало двух техников с не очень совершенной аппаратурой, которая сквозь толщу не прогревшейся еще земли весьма приблизительно определила место подземного прорыва. Было это неподалеку от барака со столовой и пищеблоком.
На вскрытие предполагаемого места аварии из специального гаражного бокса выползли два двадцатипятитонных гусеничных бульдозера «Б-12». Летом они работали на прокладке большого стратегического трубопровода километрах в десяти от зоны. Там их обычно и оставляли без охраны. Попробуй-ка сдвинь с места сорок пять с лишним тонн!
Но сегодня, слава богу, они оказались в лагере.
Один — с навесным землеройным ковшом, который сам по себе тянул тонн на двадцать, и второй — с огромным полусферическим отвальным ножом весом в двадцать три тонны.
Ну не лопатами же ковырять промерзшую за зиму землю в поисках этой проклятой прорвавшейся трубы!
Двое из московских бычков назвались сварщиками, а третий — сантехником. Рафик вручил им сварочный аппарат, показал систему редукторов, а сам сел за рычаги этого землеройного монстра.
Ударами огромного ковша с устрашающими зубьями он рыхлил верхний слой грунта, а потом зачерпывал ковшом тонну-полторы мерзлой земли и аккуратно сваливал ее по одну сторону траншеи.
Все глубже становилась траншея, все выше образовывался грязный земляной бруствер… И чем дальше отползали гусеницы могучего трактора, тем осторожнее ковш опускался в траншею — не расплющить бы старую проклятую трубу всмятку!
Пока в этой канаве шириною в землеройный ковш, глубиной почти в два человеческих роста и протяженностью уже метров на десять не был обнаружен прорыв трубы, московским новичкам-сварщикам делать было нечего, и они отпросились у Рафика посидеть в опустевшей столовой — погреться.
А минут через сорок ковш вынул из траншеи мокрый, хлюпающий, истекающий зловонием ком земли, и прорыв в трубе, изъеденной коррозией и старостью, был наконец обнаружен.
Двадцатитонным ковшом Рафик осторожно, миллиметровыми движениями рычагов, расчистил фронт предстоящих ремонтных работ в траншее, отогнал в сторонку огромный трактор и заглушил его двигатель.
Вылез из кабины, заглянул в траншею. В огромной — полуметровой рваной дыре клокотали нечистоты, в холодный воздух вырывались омерзительные гнилостные запахи, грязная жижа заполняла траншею вокруг этого прорыва истлевшей трубы…
Рафик брезгливо сплюнул. Влез во второй громадный гусеничный бульдозер с устрашающим отвальным ножом. Завел могучий двигатель.
Все равно после ремонта трубы траншею придется закапывать — пусть движок греется. Выскочил из кабины и пошел в столовую звать вчерашних «этапников». Теперь дело за сварщиками.
В столовой их не было. Только четыре кухонных «придурка» специальными скребками драили длинные деревянные столы, собирали соскобленный мусор в железный совок с длинной ручкой, высыпали в ведро, протирали скамейки…
— Где эти?! — неожиданно севшим голосом сипло спросил Рафик.
И сердце у него сжалось от страха…
— А хрен их знает. Посидели, покурили и…
— Может, в библиотеку зашли?
Рафик вырвал у «придурка» тяжелый совок для мусора, побежал в конец барака. К дверям пристройки, в которой размещалась библиотека. Бешено колотилось сердце… Казалось, закашляется, и сердце кровавым комком само выскочит у него из глотки!
Рванул дверь на себя и…
…страшный удар свинчатки мгновенно свалил его с ног. Услышал только:
— Готов чучмек! — и отключился.
— …очнулся от удушья… Во рту тряпка запихнута… Сижу на стуле, руки за спинкой стула проволокой скручены… ноги электрическими шнурами от удлинителя внизу к стулу привязаны. Двинуться не могу… А напротив меня, в трех метрах, ЭТИ трое со спущенными штанами Ниночку терзают! Кира! Сколько лет прошло, а я по сей день ничего страшнее не видел! Смотрю одним глазом, плачу, мычу… Второй глаз от крови, которая у меня из головы течет, веками слипся, открыть — сил нету… Ниночка, бедная, хрипит, один ей рот зажимает, а двое других…
— Не нужно, Рафик…
— Нужно, Кира! Нужно… С этим жить нельзя! Не сегодня-завтра уйду… Что я с собой возьму?!! Это? Никогда, никому не говорил. Только тебе… Косте Степанову рассказал бы… Думаешь, я не помню, как вы меня всей бригадой из-под расстрельной статьи выволакивали?! У Ниночки, бедняжечки, ноги в кровище, они ей и сзади все разорвали… А потом давай ей в рот запихивать! Она задыхается, рвота у нее… вся синяя… а они ее в очередь и одновременно — повсюду… Когда натешились, подошли ко мне: «Пасть откроешь — и нет тебя, черножопый! Понял, сучка нерусская?» Вытащили тряпку у меня изо рта, заточку к глотке приставили и спрашивают: «Понял, чурка с глазами?!» — «Понял, — говорю, — понял»… Они рассмеялись и ушли. Ниночка, бедненькая, подползла ко мне… Как у нее сил хватило руки мне освободить!.. А ноги я уж сам отвязал… Уложил ее в кабинетике, сорвал с окна занавеску, накрыл ее, умылся, вытерся и говорю Ниночке: «Полежи, кисонька… Я сейчас…»
…Рафик подошел к траншее, увидел в ней небольшую лесенку для сварщиков, по которой они сами спускались в траншею и опускали тяжеленные баллоны и шланги для газосварки.
А неподалеку увидел и всех троих.
Они уже наложили на прогнившую часть трубы металлический бандаж и теперь заканчивали его вваривать в трубу, наглухо закрывая полуметровую дыру в этой вонючей магистрали человеческих отходов…
Они были действительно хорошими сварщиками. Подняли головы, увидели смотрящего на них сверху Рафика, весело подмигнули ему:
