Он смотрит на меня, как бы прося глазами, но как всегда, скромный, деликатно говорит, чуть слышна просьба: [271]
– Ну, папочка, ведь у меня 39 градусов одна десятая.
Повторил два раза. Я его, кажется целую, или с великой жалостью держу за плечи.
Он, кажется, в ночной сорочке. Я смотрю – шейка голая, желтоватая, и с левой стороны от меня, на шейке немного загорелой, – желтоватой, – мазок кровяной. И его глаза, милые, кроткие глаза…
Сон: под пятницу, – на 27 мая – 14 – 1927:
Как будто я во Франции, но где – не знаю. Кто-то – не вижу – внушает мне – надо пойти в комнату или переднюю… там кто-то пришел. Вхожу. Комната пустая, высокая, как будто арка, но не круглая, а как бывает в вестибюле – квадратные колонны – простенки. И прилавок, или барьер, как в раздевальнях. Стоит в драповом не новом пальто – молодой человек. Я вижу его спину, голову остриженную, или вернее подстриженную. Бледная щека. Он обертывается и говорит как будто. – Я приехал, – или мне кажется, что он это говорит своим лицом. Я чувствую, что обрел – великую радость… что это он, Сережечка.
Я вглядываюсь, радостный, в его лицо – ведь он должен был измениться! – Он ли? Он, я узнаю его глаза, овал лица, – чуть изменился! – но это он, он… Лицо бледное-бледное, чуть желтоватое – видно, много перенес страданий! – Я беру его за плечи, прижимаюсь к нему и говорю – думаю! Теперь ты с нами, всегда, ты должен жить покойно, у меня есть все возможности, будешь отдыхать, жить… Он немного грустный, лицо как будто одутловато чуть. Радость во мне [272] трепещет, я его обнимаю, а он молчит, а может быть, что-то говорит – как будто, что – это же не я, я… – и – конец…
Какое страшное горе пришло к нам, как страдали Шмелевы, – так мучились и миллионы русских людей.
Приведя «Солнце мертвых» – эту трагедию русского народа и «Сны о сыне» – эти живые документы страшной муки, пережитой дядей Ваней – Иваном Сергеевичем Шмелевым и его женой, и страданий, не покидавших его до самого конца, – я хотела приоткрыть русскому читателю эту личную трагедию писателя, о которой сам он при жизни не мог никогда говорить, – так она была велика.
Ю. Кутырина.
Париж, 1962 г. [273]
СОДЕРЖАНИЕ
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ РОМАНА «СОЛДАТЫ» Перед войной
Глава I… 7
Глава II… 19
Глава III… 33
Глава IV… 100
Глава V… 116
Глава VI… 124
Глава VII… 135
Глава VIII… 145
ДОБАВЛЕНИЯ К РОМАНУ (Шесть этюдов)
Проводы… 187
Метельный день… 193
Зеркальце… 198
Душный день… 208
Гроза… 218
Княгиня… 223
Иван Сергеевич Шмелев…238
Трагедия Шмелева… 257
Шмелёв И. С. Сочинения в 2-х т. Т. 1. Повести и рассказы / Вступ. статья,
сост., подгот. текста и коммент. О. Михайлова.- М.: Худож. лит., 1989.- 463 с.
Олег Михайлов
Об Иване Шмелёве
(1873-1950)
"Среднего роста, тонкий, худощавый, большие серые глаза… Эти глаза
владеют всем лицом… склонны к ласковой усмешке, но чаще глубоко серьезные
и грустные. Его лицо изборождено глубокими складками-впадинами от созерцания
и сострадания… лицо русское,-- лицо прошлых веков, пожалуй -- лицо
старовера, страдальца. Так и было: дед Ивана Сергеевича Шмелева,
государственный крестьянин из Гуслиц, Богородского уезда, Московской
губернии,-- старовер, кто-то из предков был ярый начетчик, борец за веру --
выступал при царевне Софье в "прях", то есть в спорах о вере. Предки матери
тоже вышли из крестьянства, исконная русская кровь течет в жилах Ивана
Сергеевича Шмелева".
Такой портрет Шмелева дает в своей книжке чуткий, внимательный биограф
писателя, его племянница Ю. А. Кутырина [К у т ы р и н а Ю. А. Иван Шмелев.
Париж, 1960, с. 5.].
Портрет очень точный, позволяющий лучше понять характер
Шмелева-человека и Шмелева-художника. Глубоко народное, даже простонародное
начало, тяга к нравственным ценностям, вера в высшую справедливость и
одновременно резкое отрицание социальной неправды определяют его натуру.
Более подробное объяснение ее, ее истоков, развития мы находим в биографии
Шмелева.
И. С. Шмелев родился в Москве, в Кадашевской слободе 21 сентября (3
октября) 1873 года, в семье подрядчика. Москва -- глубинный исток его
творчества. Коренной житель первопрестольной, Шмелев великолепно знал этот
город и любил его -- нежно, преданно, страстно. Именно самые ранние детские
впечатления навсегда заронили в его душу и мартовскую капель, и вербную
неделю, и "стояние" в церкви, и путешествие старой Москвой. Она жила для
Шмелева живой и первородной жизнью, которая и посейчас напоминает о себе в
названиях улиц и улочек, площадей и площадок, проездов, набережных, тупиков,
сокрывших под асфальтом большие и малые поля, полянки, всполья, пески, грязи
и глинища, мхи, ольхи, даже дебри, или дерби, кулижки, болотные места и
сами болота, кочки, лужники, вражки-овраги, ендовы-рвы, могилипы, а также
боры и великое множество садов и прудов. И ближе всего Шмелеву оставалась
Москва в том треугольнике, который образуется изгибом Москвы-реки с
водоотводным каналом и с юго-востока ограничен Крымским валом и Валовой
улицей,-- Замоскворечье, где проживало купечество, мещанство и множество
фабричного и заводского люда. Самые его поэтичные книги -- о Москве, о
Замоскворечье.
Глубоки московские корни Шмелевых. Прадед писателя жил в Москве уже в
1812 году и, как полагается кадашу, торговал посудным и шепным товаром. Дед
продолжал его дело и брал подряды на постройку домов. О крутом и
справедливом характере деда Ивана Ивановича (в семье по мужской линии
переходили два имени: Иван и Сергей) Шмелев рассказывает в автобиографии:
"На постройке Коломенского дворца (под Москвой) он потерял почти весь
капитал "из-за упрямства" -- отказался дать взятку. Он старался "для чести"
и говорил, что за стройку ему должны кулек крестов прислать, а не тянуть
взятки. За это он поплатился: потребовали крупных переделок. Дед бросил
подряд, потеряв залог и стоимость работ. Печальным воспоминанием об этом в
нашем доме оказался "царский паркет", из купленного с торгов и снесенного на
хлам старого коломенского дворца.
"Цари ходили! -- говаривал дед, сумрачно посматривая в щелистые
рисунчатые полы.-- В сорок тысяч мне этот паркет влез! Дорогой паркет…"
После деда отец нашел в сундучке только три тысячи. Старый каменный дом
да эти три тысячи -- было все, что осталось от полувековой работы отца и
деда. Были долги" [Русская литература. 1973, N4, с.42].
Особое место в детских впечатлениях, в благодарной памяти Шмелева,
хочется сказать -- место матери, занимает отец Сергей Иванович, которому
писатель посвящает самые проникновенные, поэтические строки. Собственную
мать Шмелев упоминает в автобиографических книгах изредка и словно бы
неохотно. Лишь отраженно, из других источников, узнаем мы о драме, с ней
связанной, о детских страданиях, оставивших в душе незарубцевавшуюся рану.
Так, В. Н. Муромцева-Бунина отмечает в дневнике от 16 февраля 1929 года:
"Шмелев рассказывал, как его пороли, веник превращался в мелкие кусочки. О
матери он писать не может, а об отце -- бесконечно" [Устами Буниных.
Дневники Ивана Алексеевича и Веры Николаевны и другие архивные материалы.
Под редакцией Милицы Грин. В 3-х томах, т. 2. Франкфурт-на-Майне, 1981, с.
199.].
Вот отчего и в шмелевской автобиографии, и в позднейших книгах-
воспоминаниях так много -- об отце.
"Отец не окончил курса в мещанском училище. С пятнадцати лет помогал
деду по подрядным делам. Покупал леса, гонял плоты и барки с лесом и щепным
товаром. После смерти отца занимался подрядами: строил мосты, дома, брал
подряды по иллюминации столицы в дни торжеств, держал плотомойни на реке,
купальни, лодки, бани, ввел впервые в Москве ледяные горы, ставил балаганы
на Девичьем поле и под Новинским. Кипел в делах. Дома его видели только в
праздник. Последним его делом был подряд по постройке трибун для публики на
открытии памятника Пушкину. Отец лежал больной и не был на торжестве. Помню,
на окне у нас была сложена кучка билетов на эти торжества -- для
родственников. Но, должно быть, никто из родственников не пошел: эти
билетики долго лежали на окошечке, и я строил из них домики…
Я остался после него лет семи" [Русская литература, 1973, №4, с.142.].
Семья отличалась патриархальностью, истовой религиозностью ("В доме я
не видал книг, кроме Евангелия…" -- вспоминал Шмелев). Впрочем,
неотъемлемой чертой этой патриархальности было и патриотическое чувство,
пылкая любовь к родной земле и ее истории, героическому прошлому.
