— Я крупная женщина, Клаус. Чего уж скрывать.
— Да, ну и… я попросил вас рассказать о себе. Так я узнал, что вы из Ванкувера, и вам одиноко, как никому на свете. Сказали, что ваше любимое занятие — заходить в чужие дома и там сидеть, ничего не делая, просто сидеть. Никогда не слышал ничего более печального.
Я закусила губу.
— Вы были не в себе, а мне кажется, эту вашу сторону люди видят не часто. Вы пьете?
Райнер вопросительно изогнул бровь, но я сразу поняла, к чему клонит Клаус.
— Нет, не пью. Вы прекрасно знаете, что со мной происходит, когда такое случается.
— Ну вот, вы были неуправляемой, неуемной и попросили вас поцеловать. Я не отказался. Вы признались, что это первый поцелуй в вашей жизни, и я был очень счастлив, что для кого-то стану таким хорошим воспоминанием. Вы не захотели останавливаться на поцелуях, мы были на крыше, перед нами высился Колизей, это был Рим и мы… Что сделали, то сделали. Получилось здорово. Надеюсь, вам тоже понравилось. И хотя у меня уже был кое-какой опыт, хотелось, чтобы первый раз был именно таким. Я вкусил настоящей романтики. Мне жаль, что вы ничего не помните.
— Мне тоже.
На тему зачатия Джереми было все сказано, и вопрос потерял актуальность, как для меня, так и для Райнера. И тут, кто бы мог подумать, я зевнула, прервав затянувшееся безмолвие. Пришлось извиниться перед собеседниками:
— Совсем из колеи вышла, после того происшествия в аэропорту Франкфурта никак не втянусь в прежний ритм.
Клаус поинтересовался:
— Так и вы попали в ту переделку?
— Н-да, можно сказать и так.
Как выяснилось, Клаус был среди двух миллионов людей, пострадавших из-за того, что таможенники обнаружили в моем чемодане космический мусор. Герр Кертец встречал мать, которая возвращалась через Франкфурт из ботанической экспедиции по Исландии — изучала лишайники и мох. Клаус три раза приезжал в аэропорт, пока не прибыл ее рейс.
Он взглянул на меня, потом на Райнера и понял, что ситуация далеко не так проста, как могло показаться на первый взгляд. В итоге мы рассказали ему о метеорите и событиях, которые последовали дальше. Клаус ужаснулся. По роду деятельности он прекрасно наслышан об альфа-, бета— и гамма-лучах.
— Радиация! Вы могли облучиться! Какой вам присвоили индекс? Что сказано в документах?
— Я вообще не видела никаких бумаг.
— Это невозможно. Вам должны были выдать хотя бы справку о медицинском освидетельствовании.
— К сожалению, не выдали.
Клаус взглянул на Райнера.
— Невероятно. Каким-то образом можно получить информацию?
Райнер согласился помочь, и они оба принялись прорабатывать адресные книги и компьютерные базы данных. В результате получился приличный список адресов и телефонов. Я же тем временем пребывала в счастливом экстазе, зная, что в моем «крысином гнезде» хранится не только хлам и мусор: в глубинах подсознания таится нечто большое и светлое.
Когда Клаус с Райнером удовлетворились результатами поисков, им пришлось вывести меня из блаженного забытья.
— Да, я здесь…
Райнер предложил подбросить меня в отель.
И тут вдруг я запаниковала: снова придется остаться в просторном трехкомнатном люксе, одной в чужом городе. Моя миссия в Вене выполнена, и я снова стала собой; нет больше неразгаданных тайн, настала пора возвращаться к прежней жизни, где меня ждут только квартира и работа.
Клаус сказал:
— Позвольте пригласить вас на ужин, Лиз. Составьте мне компанию.
Я согласилась, и страхи меня покинули.
Когда я вышла из ванной и увидела мертвого Джереми, то села на стул возле его кровати, купленной всего месяц назад. Взяла сына за руку, заглянула ему в лицо и пискляво всхлипнула. Я тут же подумала: «Да, точно, кто-то пискляво всхлипывает». За окном стояло пасмурное унылое утро буднего дня. Доносились какие-то звуки: жизнь шла своим чередом, а я будто оказалась в другой галактике. Подумала о покойниках; вспомнила, как хоронили отца. Его кремировали — тела мы не увидели. Прах доставили из Гонолулу курьером; как же несправедливо, что нам не удалось в последний раз на него посмотреть. Помню, как мне нравилось разглядывать мертвецов по телевизору. Теперь эти тихие радости остались в прошлом.
Я знала, что надо кого-то оповестить, да только кого? Уильям и Нэнси с детишками отчалили в «Диснейленд». Лесли с семейством отдыхали в «Дисней уорлд». Мать на телефон не отвечала, так что я позвонила доктору Тайсон. Она-то и взяла на себя формальности: договорилась о машине и оформила необходимые бумаги.
Повесив трубку, я снова подсела к сыну. Чувство у меня было столь странное, будто я — не я, а маленький НЛО, который завис над плечом женщины по имени Лиз. Я просидела так примерно час, не отводя глаз от Джереми. За долгие недели болезни вокруг него образовался целый натюрморт из пустых пузырьков и початых баночек с пудингом. Рядом лежали стопки журналов «Современный фермер», аккуратно сложенные одеяла, два подкладных судна и дистанционный пульт от телевизора, да еще поилка.
Тут приехала «скорая», и мальчика забрали. Вместе с ним меня покинуло и чувство отчужденности. Я пришла в себя, обвела взглядом Самую Пустую Комнату на Свете и поняла, что больше ни минуты здесь не пробуду. Схватила белую полиэтиленовую сумку, сунула в нее кое-что из ванных принадлежностей, платье, пару рубашек и поехала к матери. Она возвращалась из магазина с продуктами и, увидев, как я заруливаю во двор, сразу поняла, что стряслось.
У матери выработалась особая манера справляться с тяжелыми ситуациями. Она берет на себя какую-нибудь задачу средней сложности и в кровь разобьется, но дело сделает; в данном случае она взялась организовывать похороны. Таким образом ей удалось пережить смерть отца, а теперь и внука. Остальные члены семьи явно не хотели лишать себя земных благ и собирались нежиться на райском солнечном побережье14 до самого Рождества. Мать разозлилась, как тигрица, и устроила родичам по телефону порядочную взбучку:
— Ваш племянник и мой внук не будет лежать в глубокой заморозке, пока вы с Лесли стоите в очереди на «Волшебную гору» или в проклятый джакузи феи Динь-динь. Остальные пусть остаются, но ты, Уильям, и ты, Лесли, сейчас же возвращаетесь домой. Да, сестра все оплатит.
В итоге брат с сестрицей вернулись к 27 декабря, дню похорон.
Мать организовала службу и разместила в «Ванкувер сан» объявление о смерти. Мы обе ломали головы, кто из знакомых или членов семей Джереми объявится, увидев некролог. Хотели пригласить Кайлу из социального обеспечения, но служба была закрыта.
Мать заказала нечто — не гроб, а последнее желание панельного гомосексуалиста. Только представьте: густой, насыщенный красно-коричневый цвет с металлическими вкраплениями, дубовая лепнина, хромированные перила и орнамент на крышке. Добрый жест, хотя и несколько специфичный.
— Месяц назад на твоем дне рождения я пила красное вино, и Джереми восхитился оттенком, который дает падающий на бокал свет от люстры. Я хотела подобрать нечто похожее. Кажется, получилось довольно близко.
Матери действительно удалось воспроизвести рубиновый оттенок вина.
Рождество в том году праздновать не стали — не имело смысла. На День подарков, второй день Рождества, я немного оттаяла и более или менее взяла себя в руки. Впрочем, при мысли о предстоящем возвращении в квартиру нападала жесточайшая хандра. Пришлось матери съездить в мое покинутое жилище и забрать кое-что из вещей. Надо сказать, перспектива ее отнюдь не воодушевила. Мы поехали на ее машине и уже приближались к дому, когда мамулю прорвало на проповедь:
— Знаешь, Элизабет, тебе не помешало бы зайти. Иногда полезно побыть среди родных стен — глядишь, все в норму придет.
— Я не хочу приходить в норму. Мне жутко в квартире. Не желаю даже видеть этот дом, не оставляй там машину.
— Не устраивай сцен.
Мать свернула влево, вырулила на мою улицу, и при виде нашего многоквартирного дома у меня все сжалось внутри.
— Элизабет, поднимайся и помоги собрать вещи.
— Нет.
— Ну вот, как обычно, вечно мне самой все разгребать.
— Да, мам, сделай одолжение. — Я осталась в машине и принялась разглядывать кусты рододендрона, росшие на другой стороне улицы. Мармеладного цвета кот крался к невидимой добыче.
Если бы я зашла в квартиру, вернулись бы страхи, терзавшие меня всю жизнь. Вспомнились времена, когда у меня не было широкой двуспальной кровати и я ютилась на тесной кушетке. Что подумают гости, которых я, может быть, когда-нибудь приглашу?
Вспомнился совет покойного сына. И тут в окно постучала мать.
— Я намерена привести твое жилье в божеский вид.
— Что?
— В таком бардаке только мне под силу разобраться.
— А почему именно сейчас?
— Потому что, если я оставлю все на тебя, ты пальцем о палец не ударишь.
— Мне все равно.
