Арусяк тоже промучилась полночи. Заснуть мешали душевные переживания, проклятые комары и вопли лиазора Гарника, который объявил войну мормонам и сидел у подъезда с бутылкой коньяка и плакатом «Долой американских проповедников!», распевая революционные армянские песни. Замолчал он только после того, как выскочил муж Ашхен и облил его ведром воды.
– Вы еще вспомните меня, я в Россию от вас уеду, еще пожалеете! – заорал Гарник и затих.
Глава 10
Похищение платья и кое-что еще…
Утром Арусяк вскочила с постели в холодном поту. Ей приснился кошмар. Арусяк скакала на коне с Тимофеем, уворачиваясь от пуль отца, который мчался следом, извергая страшные проклятия. За отцом вприпрыжку бежала Вардитер Александровна, подбирая полы развевающегося на ветру платья и сжимая губами кольцо с огромным бриллиантом, который играл на солнце, ослепляя всех вокруг. За Вардитер Александровной бежал Сурик и вопил: «Зря, что ли, машину продал, вернись!» – «Иссо и субы мне выдлал солотые, соб кольсо сделать», – прошамкала Вардитер Александровна, и, обернувшись, Арусяк увидела, что у старушки не хватает двух передних зубов. Погоня приближалась, и тут конь, на котором скакала Арусяк со своим возлюбленным, резко остановился, повернул голову, и только сейчас Арусяк заметила, что это голова Вачагана. «Гы, ловко я вас обдурил, иго-го!» – заржал Вачаган-конь, стукнул копытом и стал как вкопанный. – Мама! – завопила Арусяк и проснулась.
– Что с тобой? – поинтересовалась Офелия, которая сидела на кровати и старательно наводила стрелку над левым верхним веком.
– Ничего, все хорошо, – ответила Арусяк, вставая с постели.
Офелия посмотрелась в зеркало, прищурилась и стала наводить вторую.
– Ты куда-то собираешься? – поинтересовалась Арусяк, потягиваясь.
– На вернисаж, – ответила тетка и продолжила свое занятие.
– А-а, – зевнула Арусяк, удивившись, отчего это тетка вдруг ни с того ни с сего решила накрасить глаза.
Офелия неторопливо довела вторую стрелку, накрасила губы сиреневой помадой, промокнула их салфеткой и принялась укладывать свои роскошные густые волосы.
Желание навести марафет возникло у Офелии утром. Она провела бессонную ночь, каждый час доставая гороскоп и перечитывая его. Отсутствие в обозримом будущем мировой славы повергло Офелию в уныние, но перспектива удачного замужества, доселе пугавшая ее, вдруг представилась ей не такой уж и страшной. Художница успела увлечься эзотерикой и понять, что перечить судьбе не имеет смысла, дабы не ухудшать свою карму. Может, она просто устала от одиночества, или на то были другие причины. Так или иначе, Офелия решила, что немного косметики ей не повредит. Последний раз она красилась на школьный выпускной, поэтому в ящике стола обнаружилась только одна сиреневая помада, лежавшая там, наверное, с тех самых времен. Найдя коробку с цветными карандашами, Офелия выбрала из них черный и стала подводить глаза. Ее смущало лишь одно обстоятельство: ни один знакомый мужчина не подходил на роль мужа многогранной и капризной творческой натуры. Тогда Офелия решила, что встреча с будущим супругом еще предстоит и приготовиться к ней не помешает.
Арусяк в это время заваривала на кухне кофе и думала о своем прекрасном принце, пытаясь придумать причину, по которой можно было бы улизнуть из дома на свидание. В том, что оно состоится, Арусяк не сомневалась ни на секунду, ибо женская интуиция подсказывала, что после ее звонка Тимофей примчится как на крыльях. Но ничего не приходило ей в голову. Девушка почесала затылок и пошла на балкон думать дальше.
– Ой! – вскрикнула Арусяк через мгновение.
Этажом ниже красовалось платье Рузанны, которое она позавчера оставила на крыше. Зеленое платье с рюшами развевалось на ветру, как будто призывая правоверных на борьбу с гяурами[11]. Арусяк побежала в спальню.
– Офик, платье нашлось. Оно у соседей, надо пойти и забрать, – выпалила она.
– Какое платье? Где платье? – Офелия удивленно посмотрела на Арусяк своими черными, подведенными жирными стрелками глазами.
– На седьмом этаже на балконе висит, так что не пропало. Пойдем и заберем.
– Раз на седьмом – значит пиши пропало, – махнула рукой Офелия. – Там Лилит живет.
– Какая Лилит? – спросила Арусяк.
– Старая дева, преподает английский язык в школе. Она тебе не отдаст платье просто так, скажет, что это ее вещь, и закатит скандал. Надо что-то придумать. Погоди, сейчас. – Офелия встала и сходила на балкон. – Да, наше платье, – вздохнула она. – Надо как-то его выкрасть.
Через несколько минут в голове Офелии созрел гениальный план, согласно которому Арусяк должна была спуститься к Лилит и попросить у нее почитать книгу на английском языке, а потом под каким-нибудь предлогом выйти на балкон и выкрасть платье.
– Ну и как ты себе это представляешь? – удивилась Арусяк. – Куда я его спрячу?
– А ты не прячь, давай сделаем так: ты будешь выбирать книги, а я тем временем спущусь вниз и стану тебя звать. Ты выйдешь на балкон, снимешь прищепки и бросишь платье вниз, а я его поймаю, – улыбнулась Офелия.
– А может, все-таки лучше попросить? – робко спросила Арусяк, которая считала воровство худшим из смертных грехов и если и воровала в своей жизни, то исключительно в глубоком несознательном детстве, и то сущую ерунду: мелочь из кармана отца, пирожки из школьного буфета, серебристый маркер у одноклассника и книги в библиотеке.
– Да не отдаст она, я тебя уверяю! Она в прошлом году костюм украла, который муж Ашхен повесил сушиться в палисаднике, и туфли.
– Зачем же ей мужские туфли, если она старая дева?
– Она их подарила на двадцать третье февраля учителю физики.
– А учителю они зачем? – удивилась Арусяк.
– Ай, все тебе знать надо! Иди платье спасать, а то я на вернисаж опоздаю, – махнула рукой Офелия и стала подталкивать племянницу к выходу.
– А если не получится на балкон выйти? – поинтересовалась Арусяк.
– Ну, придумай что-нибудь, иначе Рузанна нас четвертует.
– Ох, – вздохнула Арусяк.
Спускаясь по лестнице, Арусяк думала только об одном: как бы ей улизнуть вечером на свидание с Тимофеем. На седьмом этаже Офелия подмигнула племяннице и побежала вниз по лестнице, а Арусяк осталась стоять перед деревянной лакированной дверью. Минуты две она переминалась с ноги на ногу, никак не решаясь позвонить, как вдруг дверь, как в сказке, сама отворилась и на пороге появилась Лилит Айрапетовна, которая, услышав шорох на лестничной клетке, решила на всякий случай посмотреть в глазок. Глазам Арусяк предстала высокая худощавая женщина среднего возраста с длинными черными волосами и напоминавшим орлиный клюв носом.
Бари луйс, Лилит Айрапетовна!
Лилит Айрапетовна Унанян не вышла в свое время замуж по одной простой причине, которая крылась не в ее длинном носе, занимавшем добрую половину лица, и даже не в росте сто восемьдесят сантиметров, а в исключительной вредности характера. Вредностью и упрямством Лилит Айрапетовна могла бы сравниться только с ослом, бока которого не отведали палки хозяина.
В школе Лилит колотила одноклассников, которые обзывали ее «каланчой» и «вороной». В институте, куда она поступила благодаря связям отца, Лилит возомнила себя лучшей из лучших и игнорировала всех однокурсников. Когда же пришло время выдавать ее замуж, то выяснилось, что не только во всем городе Ереване, но и во всей Армении нет человека, достойного дипломированной отличницы Лилит. Как ни старался отец, каких только женихов ни приводил, даже выписал парочку ахпаров[12] из Ливана, Лилит отрицательно качала головой и всем своим видом и поведением давала понять, что выйдет замуж только за английского принца или, на худой конец, за какого-нибудь лорда. Лорды в Армении не водились, а английский принц благополучно рос в своей Англии и не подозревал о существовании Лилит Айрапетовны. Сердобольные коллеги, видя, что девица пропадает зря, то и дело подсовывали Лилит Айрапетовне завидных, на их взгляд, женихов.
Осознание того, что жизнь проходит мимо, неожиданно пришло в день тридцатипятилетия Лилит Айрапетовны. Она выпила пару рюмочек коньяка со своей закадычной подругой, преподавательницей русского языка и литературы Людмилой Артемовной, и последняя стала рассказывать о том, как прекрасно ощущать себя любимой женщиной.
– Ладно, есть кто на примете? – закурила сигарету Лилит Айрапетовна.
– Будут, обязательно будут.
На следующий день заботливая подруга составила список претендентов на руку и сердце Лилит Айрапетовны. В список попали четыре кандидата: ее неженатый тридцатипятилетний двоюродный брат, дядька подруги, который торговал сыром на базаре, учитель физкультуры и сосед-флейтист. Каждый из претендентов обладал определенными достоинствами: двоюродный брат работал на заводе и воровал подшипники, которые благополучно продавал; дядька подруги Нары успешно торговал сыром, правда, был всегда вонюч, небрит и волосат; учитель физкультуры пил, как сапожник, а сосед-виолончелист денно и нощно терзал виолончель и раз пять на дню бегал в магазин в кальсонах, без рубашки и со всклокоченными волосами – правда, не за выпивкой, а за сигаретами, спичками, булочками и мацуном.
