Может несколько необычно, из-за стога сена и коров выглядела большая баржа, которую этот буксир уже вторую навигацию таскал по Парабели.
Конечно, никакой капитан не будет торговаться с аборигеном из-за какой-то там коровы, тем более платить деньги — скупкой скота у местных жителей занималась Маргарита, агент Колпашевского мясокомбината, она же исполняла обязанности матроса и поварихи на судне.
Кто-то на буксире заглушил двигатели ещё метров за сто пятьдесят до берега, но обе посудины всё равно прошли по инерции это расстояние, и нос баржи мягко наехал на песок у моих ног. Я крикнул пару раз, чтобы бросали конец, но на буксире и на барже никто не подавал признаков жизни, двигатели не работали и оба борта течение начало разворачивать вниз по реке.
Тогда я подтянул повыше на свои ляжки ботфорты, это такие рыбацкие резиновые сапоги с высокими голенищами, и полез на баржу, которую уже начало относить от берега.
Забраться на нос баржи было всего половиной дела. Гораздо сложнее было пробраться по ней на корму: нужно было перешагивать через горы навоза и перепрыгивать озёра коровьей мочи…
Поднимая в воздух тучи мух, и оглашая утро проклятьями, я скачками пробрался на буксир и рванул на себя дверь рубки.
На высоком капитанском табурете, задрав ноги на штурвал, сидела Маргарита… На ней была тельняшка и Колина капитанская фуражка. Трусиков я не приметил, но увидел, нет, скорее ощутил необыкновенно сильное сияние от её длинных красивых ног, такой поразительной силы, что даже наглые мухи, свитой из которых я обзавёлся пробираясь по барже на буксир, не смели близко подлетать к Маргарите.
— Маргарита! — с восторгом воскликнул я, — Нас относит…
— Зачем на меня кричать? — пропела она в ответ, — Мне приказано подержать штурвал, вот я и исполняю…. А вот ты в своих говённых сапогах протопал по всему буксиру, а драить палубу придётся мне, потому что я пока что ещё матрос, а не капитан!
— Маргарита! — сбавил я зычность своего грубого голоса, — нас же снесёт на косу.
— Так иди и доложи капитану! Он там, — она махнула рукой, — собирает насос.
Капитана я нашёл в машинном отделении и объяснил ему ситуацию.
— Ты успел залезть на борт! Это хорошо… — ответил мне Капитан Коля, — Теперь иди и скажи Маргарите, пусть даст малый назад, а штурвал заложит до конца влево. Метров пятьдесят от берега отойдёте и стоп. Дизеля я сейчас запущу.
Я возвратился в рубку и мы с Маргаритой отвели судно подальше от берега. Мне ещё пришлось помогать Николаю, собирать пожарный насос, прокладывать по палубам и, пыжась соединять гайки пожарных рукавов…
А потом, как главный Герой Дня, с брандспойтом наперевес я ринулся в бой с мухами и навозом…
Нас прилично снесло, поэтому Коля встал за штурвал и самым малым ходом повёл судно вверх, к моему дому, а Маргарита взялась за швабру драить буксир.
К тому моменту, когда мы подошли к берегу и начали швартоваться, на барже и на буксире — всё блестело.
Время близилось к обеду, когда мы привязали буксир и баржу к берегу, выгрузили всё необходимое и двинули в гору к моему дому. Первой шла Маргарита в белых туфельках на высоких шпильках — она несла кастрюлю с борщом, следом шёл я и нёс на плече ящик вермута — награда команде за ударный труд. Последним шёл капитан Коля — он тащил большой мешок с хлебом, консервами, лавровым листом, чаем, рисом, одеколоном и прочими продуктами первой необходимости, которые я заказал в городе.
Сначала мы сели за стол и налили каждому по полной кружке вермута, открыли пару банок консервов, и нарезали хлеба… Потом я растопил печь, чтобы вскипятить чай и разогреть борщ …
А ночью к нам в гости пришла Великая Река. Она затушила огонь в печи, вытащила из всех углов разный мусор и наши старые воспоминания, и мы втроём, словно два кострюка и одна белая нежная нельма, плавали по избе среди щук, лещей, пустых бутылок, тарелок, чайника со смородиновым чаем и кастрюли с борщом. Наутро река ушла, а мы, опухшие, словно утопленники, оглохшие от вермута, с зелёными, облепленными водорослями лицами, очнулись только к обеду. Мне пришлось вытащить из дому целую охапку этих водорослей и кучу пустых бутылок, и ещё много разного мусора, что принесла и оставила река, вытащить из-под лавки огромного налима, отнести и забросить его назад в воду…
Вечером следующего дня я сидел на пороге своего дома и смотрел, как уходят от меня Коля и Маргарита. Я смотрел и вспоминал, как в прошлую навигацию Коля познакомил меня с Маргаритой.
Сейчас никто толком уже не объяснит, почему в ту навигацию Колин буксир так долго простоял на колпашевском рейде. Сам Николай, конечно, знал тогдашнюю причину, из-за которой он почти неделю отирался возле клуба в Колпашево, но теперь уже и вспоминать не желает, потому что тогда всё действительно закончилось скандально и пошло: Маргарита прибежала и спряталась на его судне, спасаясь от ревнивого мужа, пилота местных авиалиний, вертолётчика Сергея Акулинина, а из-за этого Николаю пришлось менять свои планы и срочно рвать когти из Колпашево в неизвестном направлении.
Причиной скандала Сергея с Маргаритой оказалось то, что когда-то Акулинин случайно познакомил Маргариту со своим другом, тоже с пилотом, но человеком с солидным стажем и репутацией, поэтому не будем вспоминать его имени — тут важно лишь только, что он был лётчиком глобальных авиалиний и летал на очень больших самолётах.
И вот этот пилот с толстого аэробуса, летая почти везде, над разными странами и городами, привёз Маргарите из Парижа целый чемодан красивых трусиков, или, может, он не за раз такое количество подарил, а они постепенно накапливались.
Важно, что всё-таки наступил судный день, не суливший сначала никаких сенсаций: капитан Коля прогуливался возле клуба, а Маргарита, тем временем, демонстрировала директору рыбозавода всего лишь одну модель из своей парижской коллекции, причём этот вернисаж происходил в каюте сверкающего белой эмалью «Авангарда», а не на Колином буксире, хотя оба судна на рейде стояли рядом.
Но роковым событием в тот день оказалось то, что на работе Сергею нежданно-негаданно к очередному отпуску добавили еще и путёвку в санаторий. Он прибежал домой — Маргариты нет, а руки чешутся: надо что-то срочно сделать, ведь пальмы и море уже ждут его.
Он полез на шифоньер за чемоданом.
Почему-то он считал, что чемодан должен был быть пустым, но обнаружил, что он совсем не пустой и это его так разозлило, что он сразу забыл про свой отпуск и про путёвку.
Сергей пошёл в магазин и взял две бутылки водки.
Потом, любуясь на содержимое чемодана, он выпил сразу два стакана, один за другим, ничем не закусывая. Эта выпивка вприглядку почему-то напомнила ему соитие, духовное, разумеется… Это была низость бессилия. Маргарита требовала, чтобы он принял если не её Бога, то её веру, но Сергей был неспособен на такой шаг, обречённый на вечный марксизм-ленинизм, в холоде своём, ничем не обогретый, он был таким, каким был — и именно в лучах её тепла — становился трупно-бессильным. Его неверие росло под влиянием её веры, и они уже завязли в этом роковом противоречии. А телесность её так же росла под влиянием его коммунистического целомудрия, и её женские эротические фантазии, например, становились очень, очень, очень желаниями.
Маргарита пришла домой, когда муж был уже пьяный, поэтому она легко и виртуозно увернулась от Серёжиных кулаков, и ещё ей даже удалось спасти чемодан со своим нижним бельём.
Однако этим злосчастным французским трусикам так и не суждено, оказалось, украшать попку Маргариты.
Случилось это всего несколько дней спустя, когда Николай приплыл ко мне вместе с Маргаритой и ящиком «Кызыл-Щербета», да ещё с настойчивым предложением: укрыть беглянку от разъярённого мужа.
Просьба эта была весьма щекотливая, поэтому я позвал Григория и мы вчетвером: Маргарита, Коля, Григорий и я уселись пить вино и обдумывать ситуацию…
Обдумывать ситуацию мы планировали неделю, но уже на следующий день Маргарита нам заявила, что останётся с Колей на буксире.
Почему?
Да потому что неё появилась идея, которую может быть поддержит один знакомый директор довольно солидного предприятия в райцентре… И если, всё получится так как она задумала — они с Николаем будут зарабатывать не хуже Акулинина, а у меня старого пьяницы, ей прятаться нет ни смысла, ни перспективы.
Конечно, я и Григорий сразу горячо поддержали это её решение, правда Николай был несколько ошарашен таким поворотом событий, но тут ничего не поделаешь, раз есть такая народная примета: «Любишь кататься — люби и саночки возить».
На следующее утро мы с Григорием проснулись поздно. А Маргарита и Николай в моём доме на ночь остаться постеснялись, и ушли спать на буксир.
Так вот, я открыл дверь своего дома, чтобы взглянуть на Великую Реку и у меня самовольно открылся рот от изумления… Под ярким солнцем позднего утра Колькин буксир был разукрашен ярче чем новогодняя ель: Маргарита развесила на всём чём можно и нельзя свои французские трусики, объявляя о своём окончательном решении и дальнейших планах.
