Он недолго слушал возбужденный голос, невнятно кричащий из аппаратика.
— Ты уволен. После того как найдешь мою дочь. И молись, чтобы с ней ничего не случилось.
Кретин. Королев понял все сразу и окончательно. Это была ловушка. Он слишком постарел и расслабился. Раньше он не допустил бы, чтобы его так легко взяли за вымя. Неужели Егор в этом замешан? Или Кот?.. Он всегда не доверял этому желтоглазому негодяю… Они разделались с Карабаном. Почему он решил, что избежит его участи? Королев проклинал свою беспечность. Раскудахтался, как старая грязная сваха. Лондон! Лондон! Как можно было не проверить все досконально?!.. Долбаная записка!.. Стоило только проявить настойчивость, дозвониться до партнера и уточнить…
Королев вдруг увидел свое отражение в зеркале: голый пожилой человек огромного роста с крошечным коммуникатором у левого уха.
Будь Королев слабой женщиной, он обязательно лишился бы чувств.
Глава двадцать четвертая. ПОХИЩЕНИЕ
Убежав от телохранителя, Егор и Принцесса не стали мудрить и поступили по примеру знаменитого похитителя писем — положили себя на самом видном месте, рассудив без ошибки, что в ближайшие часы в таком очевидном месте, как отель, а особенно в номере Егора, их никто не побеспокоит — все уверены, что они где-то в городе. В отель им удалось пробраться совсем незаметно, через заднюю дверь ресторана.
Валяясь в зашторенном номере на кровати под тяжелым балдахином алькова, они пили вино и смеялись. Потом, когда вино кончилось, целовались и опять что-то шептали друг другу, как будто кто-нибудь мог их подслушать, какой-нибудь бесстрастный здравомыслящий человек, притаившийся под кроватью.
Говорят, смех не способствует любви. Это ложь. Настоящему ничего не мешает. Им было весело, и с каждым прикосновением они хотели друг друга все больше.
Перед тем как потерять сознание от количества незаметно выпитого, Принцесса шепнула Егору прямо в ухо горячими влажными губами: «Как же долго я тебя ждала… Почему ты не приезжал?.. Люблю… Делай что хочешь. Ты хочешь… Делай все. Я тоже хочу. И буду хотеть. Даже если усну… Ты отключил свой комм?.. Если отец позвонит… У него комм с ориентатором… У тебя тоже… Он нас найдет…» И она мгновенно уснула, положив голову ему на колени.
Егор осторожно, но быстро раздел Принцессу, уложил ее мальчишескую голову на подушки и долго любовался тонким доверчивым телом, которое возбуждало его до дрожи.
Потом он гладил ее непослушной ладонью. А Принцесса улыбалась во сне и тело ее отзывалось на каждое прикосновение, даже самое легкое.
На секунду Егору показалось, что Принцесса вовсе не спит, а притворяется, играет с ним. Он откатился немного в сторону, на другую половину кровати и долго наблюдал за спящей красавицей. Кажется, она и правда спала, не притворялась, не лукавила, только улыбка исчезла.
Он провел кончиками пальцев по ее груди. На лицо Принцессы вернулась улыбка. Мгновенно стали твердыми темные изюминки сосков. Он поздоровался с каждым из них долгим поцелуем и опустился ниже. Принцесса не обманула. Она хотела его даже во сне, она была возбуждена. Это были первые дни ее настоящей любви. Первая неделя романа… А может, прав был Кот? Может, надо было согласиться?.. Чтобы это длилось всегда…
Он разделся сам и лег рядом. По-прежнему не просыпаясь, она повернулась на бок, лицом к нему. Он подвинулся ближе, стараясь прижаться к ней каждой клеточкой кожи. Наконец-то…
Сердце билось где-то в горле, и Егор боялся, что Принцесса проснется от этого кошмарного грохота.
Проснулись ее руки, стали слепо и осторожно исследовать тело Егора. Проснулись ее ноги, одна обвила его сверху, а другая гибкой змеей проникла между ним и простыней… В этот момент Принцесса была похожа на бабочку, которая сама себя нанизала на иглу энтомолога… Егор вошел в Сашу легко, естественно и осторожно скользя, без блужданий, как будто соединились две наконец-то подобранные друг к другу детали сложной головоломки. Он погрузился в нее целиком, почти теряя сознание от наслаждения, с трудом сдерживая рвущиеся наружу ликование и восторг, то ли еще больше пьянея, то ли трезвея в объятиях горячего и одновременно освежающего океана, он почувствовал, что хочет вывернуть ее наизнанку, коснуться губами самого дна.
Ее тело просыпалось волнами. Она раскрыла ему навстречу губы и обвила его ласковыми водорослями рук. Она готова была проснуться…
И тут появился Кот. Егор испугался этого неожиданного и нахального появления и почти отпустил Принцессу. Он отстранился и посмотрел на нее немного со стороны.
Кот быстро занял свободное место.
Егор с ужасом понял, что Кот жадно целует Сашу во влажные полураскрытые губы, уверенной рукой ласкает ее грудь, скользит беглыми пальцами к животу и ниже…
Егор видел, как Кот уже делает в точности то же, что несколько секунд назад делал он сам. Егор хотел вмешаться, отшвырнуть прочь этого похотливого равнодушного монстра, но его словно парализовало. Он почти не чувствовал тела, единственное, что он мог, — гладить кончиками пальцев откинутую вверх и чуть в сторону Сашину руку, запястье. Да и то — он уже почти не чувствовал Принцессу, с каждой секундой она удалялась от него в недосягаемую темноту наслаждения. Это было противно.
Кот почувствовал импульс Егора и весело оскалился.
— Я тебя просил. Не надо было тогда возвращаться так рано. Я ведь ничего не успел. Я же просил тебя… А теперь лучше не мешай, лучше мотай на ус. Тебе еще пригодятся эти уроки любви.
Кот и Принцесса медленно и ритмично двигали телами. Она тихонько постанывала, но не просыпалась.
В какой-то момент Кот отстранился и мягко перевернул ее на живот. Он немного раздвинул ей ноги, словно разрезал пополам ладонями, чуть задержал пальцы в тени, а потом пристроился сверху.
Принцесса испуганно вскрикнула и мгновенно проснулась. Кот испарился молниеносно, а Егор, которого вдруг отпустил мышечный ступор, снова почувствовал Сашу.
Она села на кровати и дышала совсем как ребенок, напуганный страшным сновидением, которое прервалось в самой активной фазе.
Егор бережно уложил Сашу на бок и лег рядом с ней, позади, чувствуя, как тысячи игл вонзаются в расслабленные руки и ноги. Принцесса повернулась к нему и в его объятиях успокоилась и уснула. Они больше ничего не делали, просто спали, переплетясь руками и ногами, слившись настолько, что казались одним существом. И этот сон был лучшим, что с ними когда-нибудь происходило.
Но сон был недолгим. Ему помешали события, речь о которых — впереди.
Нельзя сказать, чтобы Соловей был злым человеком. Эгоистичным, нервным и равнодушным он был, это правда. Эгоистичным, нервным и равнодушным.
То есть, несмотря на нервы, душе его было уже все равно. И это все равно было главным и единственным в мире. В порыве гневливости он мог легко заколоть человека, а когда выяснялось, что это был единственный выход на серьезные деньги или контакты, Соловей столь же вспыльчиво и безмозгло убивал помощника, который его от нелепого убийства не удержал, и преспокойно, что-то напевая, садился отведать десерт. Поэтому помощники у него менялись часто. При всем при том в глубине нутра Соловей оставался безмятежен, как крыло самолета.
Но, будь Соловей совсем равнодушным человеком, он напоминал бы мумию египетского фараона, и никогда у него не могли бы родиться не то что дети, но даже фразы.
Ни по внешнему шарообразному виду, ни по наличию обширной второй семьи (которую он завел после поголовного истребления первой кем-то враждебным) нельзя было заподозрить Соловья в полном и окончательном равнодушии. Но с тех пор как этот жир стал одним из крупнейших авторитетов страны, в чувствах он нуждался все меньше и меньше. И тем не менее чувства эти — изредка и касательно вещей избранных — в нашем остывающем колобке-разбойнике еще просыпались.
Были у него две стойкие страсти: внучка Сонечка и любимая фраза.
О Сонечке говорить пока нечего. Это просто маленькая, пухлая, избалованная девочка, которая писает в памперсы, увлеченно ковыряет в носу и не делится ни с кем шоколадом, — поэтому пусть растет себе кроха.
А вот фразочку Соловей любил интересную. Произносил ее тихо, но с большой внутренней силой, и, как правило, человек, которому фраза была адресована, умирал в течение ближайших нескольких дней довольно насильственной смертью. Фраза была такова: «Ты еще пешком под стол ссал, когда Соловей уже лабал джаз». Ему вообще нравилось говорить о себе в третьем лице. Говорил Соловей свою фразу и начинал насвистывать какой-то неопределенный древнерусский мотивчик в джазовой аранжировке.
Где и когда Соловей лабал джаз, неизвестно. Очевидцев не сохранилось. Кто-то, правда, рассказывал, что однажды в одном ресторане, где Соловей любил отдыхать, этот толстый, чуть прихрамывающий человек с тонкой тростью в руке легко запрыгнул на эстраду, плюхнулся за рояль и принялся такое выделывать на клавишах и голосом, что все оторопели от восхищения, а когда музыкальное цунами иссякло, зал разразился овациями. Двумя выстрелам в пол Соловей унял восторги почтеннейшей публики и спокойно вернулся на место. Говорят, такое было всего один раз, да и то не все в это верят, потому что пересказывают не очевидцы.
