– А что за секрет, Салим-сахиб? – спросил Салман, прижимая ладони ко лбу, чтобы унять мигрень. Гипнотерапии Салим предпочел долгий самовлюбленный монолог, поэтому Салман невольно изменил привычным этике и терпению. – Я сегодня уже наслушался историй. Пожалуйста, давайте покороче.
– Прости. Это сложная история – так что потерпи чуток. После свадьбы я стал еще сильней вовлечен в дела партии. Что я могу сказать? Заниматься политикой для меня было как дышать; я никак не мог держаться от нее подальше. К тому моменту ДМК выиграла муниципальные и всеобщие выборы и теперь представляла интересы всей диаспоры мухаджиров. Этнический и политический террор стал нормой, и государство начало принимать меры. За несколько месяцев до рождения Сабин запустили операцию «Чистка», и члены ДМК попали под удар. Два года спустя воинственно настроенное подразделение ДМК начало кровавую кампанию сопротивления. Партия стала сеять террор, и многие из моих верных соратников находили садистское удовольствие в том, чтобы заливать улицы Карачи кровью. Назию очень тревожили действия партии и то, как они влияли на меня. Когда я вновь стал просыпаться посреди ночи от старых кошмаров о поле с кровавой мясорубкой, Назия принялась настаивать, чтобы я ушел из партии. Но я был уже слишком глубоко вовлечен в их дела, даже целыми днями не бывал дома. Если бы я решил уйти сейчас, меня бы похитили и убили свои же, а моя семья без конца подвергалась бы преследованиям. Назию такое оправдание не устраивало. Поэтому она придумала план.
– Какой план она придумала?
– Сказала, что мне нужно залечь на дно на несколько лет. «Я скажу всем, что ты исчез и бросил нас, – пояснила она. – Все решат, что ты захотел сбежать, пока власти не арестовали тебя при поисковой операции. Сделаем вид, что наш брак развалился. А как окажешься в безопасности, пиши мне письма под псевдонимом, и я тебе тоже буду отвечать под выдуманным именем». Я сказал ей, что сбежать не так-то просто. «Я все устрою, – пообещала она. – Пока просто нужно держать все в секрете». Весь следующий год, или около того, Назия просила у матери денег под теми или иными предлогами и в итоге нашла способ переправить меня в Новую Зеландию. Я написал ей, что добрался в целости и сохранности. Она приложила к ответному письму фотографию нашей дочери и написала, что ее порог обивают некоторые члены партии и другие сомнительные личности – ищут меня. «Я сказала им, что мы больше не женаты, – писала Назия. – Но они все продолжают приходить. Некоторые из них мне сочувствуют, а некоторые настроены подозрительно. Я решила переехать к Нури. Это поможет мне залечь на дно. Я не хочу, чтобы Сабин росла в такой обстановке».
Через несколько недель я написал ей на адрес Нури и сказал, что меня взяли в университет на канцелярскую должность. Я объяснил, что пока не могу забрать ее и Сабин к себе, потому что у меня уйдут годы на то, чтобы обрести финансовую стабильность. Я сказал, что ей лучше пока найти работу, потому что не хотел, чтобы Назия и Сабин от кого-то зависели в мое отсутствие. Через несколько месяцев мне пришел ее ответ: «Я устроилась в газету. Моя жизнь наконец наладилась, а Сабин неплохо обживается в новой школе. Пока нам хорошо в Карачи. Я не хочу доставлять тебе неудобства и приезжать в Новую Зеландию». Следующие несколько месяцев она рассказывала мне все, что с ней происходило. Я знал и о ее коротком романе с Долли, и о договоренности с Фаридом.
– Правда? – Салмана удивило, что Салиму было известно обо всех любовных связях Назии. – Что вы чувствовали по этому поводу?
– Я научился относиться к этому с пониманием, ей ведь было нужно начать новую жизнь. В каком-то смысле она делала это ради меня. Она стала писать провокационные книги, потому что знала, что таким образом станет другим человеком в глазах остальных. Она перестала быть брошенной женой дезертира ДМК. Она стала известной писательницей, которую любили и обожали по причинам, никак со мной не связанным. Кроме того, я не мог вменять ей в вину интрижки. Я и сам крутил парочку и тоже рассказывал о них Назии. Она не возражала.
– Как вам удалось вернуться в Пакистан?
– Я вернулся после рейда на Найн-Зеро, когда влияние ДМК в городе уменьшилось. Я написал ей, что больше не считаю необходимым прятаться за границей. Сказал, что хочу вернуться и жить в городе, где родился. Я был готов дать отпор любому, кто решит мне навредить. Назия была недовольна моим импульсивным решением, ведь из-за него я мог попасть в беду. Я беспрестанно заверял ее, что я основательно поправился и совсем не похож на того, кем был пятнадцать лет назад. Но она меня не слушала. «Я стольким людям врала, чтобы уберечь тебя, – писала она. – Годами писала фальшивые записи в дневнике о тебе и нашем браке, потому что Сабин, которая их втайне читала, должна была знать, что ты нас покинул не по своей воле. Как ты можешь так запросто рисковать своей жизнью? Что если они узнают, что ты вернулся?» Я проигнорировал ее беспокойство. «Я буду жить у старого верного друга, который приструнит моих недоброжелателей, – написал я ей в последнем письме. – Не волнуйся. Я не попытаюсь выйти на связь с тобой или Сабин». Все, что я мог сделать теперь, – это поблагодарить ее за все, чем она пожертвовала ради меня.
– Но зачем вы это мне рассказываете?
– Я только что говорил с Фаридом, – улыбнулся Салим. – Его репортер Саджид прислал ему кое-какую информацию о тебе. Я подумал, раз ты потерял жену и дочь в день, когда в Карачи произошел бунт, и по сей день не знаешь, что именно случилось, ты поймешь мою ситуацию.
– Если вы не поддерживали контакт с Назией, как вы узнали о ее смерти? – спросил Салман после долгой паузы.
– Мне позвонила Нури. Сказала, что Назия оставила ей мой номер, чтобы она могла сообщить мне о ее смерти. Еще она рассказала мне, что Пино рассорила Сабин с Назией. Я попросил у Нури номер Парвин и попытался ее вразумить. Когда мои попытки договориться с ней не увенчались успехом, я решил наладить с ней контакт, используя денежную компенсацию, обещанную Назией. Я водил Пино за нос, позволил ей поверить, что я проявляю к ней интерес. Решил, что немного подыграю, а потом, когда получу свою часть денег, отдам их Пино в качестве взятки, чтобы она взяла назад все те гадости, что наговорила Сабин о Назии. Когда Пино сказала мне, что никаких денег нет, я решил разбить ей сердце, не сходя с места, – чтобы она почувствовала, каково было Назии.
– Ясно… – недоуменно протянул Салман. – Значит, вы один из выживших. Вам удалось сбежать от партии, которая разрушила столько жизней.
– Вряд ли я могу приписывать эту заслугу только себе, – тихо произнес Салим.
– В тот день жена ушла от меня! – воскликнул Салман, смущенно стирая слезы, брызнувшие из глаз. – Я так мало зарабатывал, что не мог даже прокормить семью. Азифа любила меня и терпела долго, но знала, что я почти ничего не могу ей дать. Одиннадцатого мая она ушла от меня, забрав с собой дочь-подростка. Я не знаю, что с ними случилось. Знаю только, что на следующий день их тела принесли к нашему дому. Полиция сказала, что это несчастный случай, и не стала ничего расследовать.
– Мне очень жаль это слышать, – произнес Салим и рассеянно поднялся с кресла-качалки, внезапно испугавшись, что рассказал слишком много. – Но скажи, а почему на кровати лежит служанка?
– Это была идея Назии, – признался Салман. – Сорайя присматривала за ней, пока она болела. Думаю, Назия видела в этой девушке молодую себя. Поэтому ей показалось неплохой идеей положить ее на кровать рядом с гостями, пока те будут погружаться в транс, – чтобы они поверили в мои способности. А в конце сеанса я просил каждого гостя поговорить с Сорайей так, будто перед ними Назия.
Салим подошел к кровати и посмотрел на девушку сверху вниз.
– Она и правда чем-то похожа на Назию, – задумчиво сказал он. – Особенно потому, что на ней сари Назии. Она надевала его в день нашей свадьбы, а ее прическа… – со вздохом Салим плюхнулся на кровать возле Сорайи. – Не возражаешь, если я с ней тоже поговорю так, будто это Назия?
