– Кровь? – брезгуя, калькировал Пуаро действия Гастингса, то есть лизнул палец, смоченный кровью. – Да, вероятно, вы правы… Если бы это была краска, мы бы почувствовали ее химический запах.
– Глубокомысленное замечание, мой друг.
– Вполне в моем духе, вполне в моем духе, – шепот Пуаро сбился в сип.
– Может быть, вы еще скажете, чья это кровь? – засипел в ответ Гастингс.
– А что тут думать? Это кровь Катэра…
– Кровь Катэра?! – воскликнул Гастингс, забыв о необходимости соблюдать тишину.
Тут стол, перевалившись с ноги на ногу, скрипнул. Пуаро вздрогнул, схватил Гастингса за локоть. Гастингс прижался плечом к его плечу.
– Она пошевелилась?! – очувствовавшись, пошутил Пуаро.
– Кукла?
– Да.
– Нет, это стол «живой». Я же вам рассказывал. Кстати, не хотите взглянуть на висельника? Я думаю, он все еще висит.
– Нет, не хочу. Я мало интересуюсь призраками, вы это хорошо знаете.
– Но вы же тысячу раз говорили, что нельзя пренебрегать фактами?
– Говорил. А сейчас добавлю, что сыщик должен пренебрегать призрачными фактами, то есть фактически не существующими фактами. О чем мы с вами говорили?
– Вы предположили, что во чрево куклы была залита кровь Катэра.
– Да, я так думаю. Вы заметили, в хижине ее было немного?
– Заметил, – кивнул капитан. – И еще я заметил, что картина, которая упала вчера, висит на месте.
– Это известное полотно Карла Блехена. Называется «Железопрокатный завод близ Нейштадт-Эберсвальде», – посмотрев на картину, поделился знаниями Пуаро.
– «Железопрокатный завод»? Теперь понятно, почему она упала с таким грохотом, – чувство юмора покидало Гастингса гораздо реже мужества.
– Давайте попробуем утрясти все факты, – обратился Пуаро к нему. Лицо его светилось одобрительной улыбкой: юмор он ценил.
– Трясите… – ответил капитан.
– Итак, позапрошлой ночью едва не убили мадмуазель Генриетту. Спас ее, желая или не желая, профессор, прятавшийся на веранде. В профессора выстрелил кто-то третий, выстрелил сзади. Катэра убили прошлой ночью. Прошлой ночью вы, Гастингс, дежурили здесь. До девяти утра. С двух часов дня мы попеременно следили за корпусом и ничего особенного не видели. Из этого следует, что Потрошитель мог надругаться над бедной куклой лишь с девяти утра до двух дня. А мадам Пелльтан с дочерью – с десяти утра. Именно в это время они вернулись в «Дом с Приведениями» с завтрака, и до шести вечера, так как в шесть тридцать мы уже были здесь. Да, с десяти утра до шести вечера. Ибо на обед они не пошли, видимо, обойдясь жареной в сухарях печенкой, умопомрачительный запах которой, думаю, был слышен и в Париже. Предположение, что Джеком Потрошителем является мадам Пелльтан, либо мадам Пелльтан с дочерью, либо маленькая Люсьен, либо вы, оставим пока без внимания…
– Я – Потрошитель?! Эркюль, вы меня подозреваете?!
– Чисто теоретически, Артур, чисто теоретически, – лицо Пуаро сияло самодовольством, замешанным на чувстве интеллектуального превосходства.
– Впрочем, я забыл, что вы питаете слабость к различного рода невероятным предположениям…
– Это грань моего метода. Неординарные преступники, готовя преступления, стараются придумать неординарные ходы.
– Некоторые исследователи считали, что Ист-Эндский Потрошитель был женщиной, – прошептал Гастингс, желая направить мысль Пуаро в противоположную от своей персоны сторону.
– Знаю, Артур, знаю. Но в данный момент я не хочу думать о гендерной принадлежности преступника и предлагаю считать, что над куклой поработали с девяти утра до двух дня.
– Если Джеком Потрошителем является Каналь, которого взяли в полдень то…
– Вы, невзирая на заявление профессора, продолжаете верить в то, что Потрошителем является Каналь? – пристально посмотрел Пуаро на капитана.
– А вы нет? – не отвел глаз Гастингс. – Ведь он татуировал Х. у полицейских на глазах? И понятые признали, что татуировка схожа с таковой Моники?
– Но почему профессор пытался нас убедить, что Потрошитель по-прежнему находится среди нас?
И Пуаро, и капитан чувствовали себя поглощенными комнатой, в которой находились, они чувствовали – она переваривает их, как разверстое чрево куклы переваривает кровь Катэра; им, конечно же, хотелось скорее покинуть ее, однако боязнь убедиться в этом сковала друзей.
– Может, Перен просто не уверен, что Каналь – это и есть Потрошитель…
– Если честно признаться, Гастингс, лично я хочу верить, что Потрошитель найден, однако мои маленькие серенькие клеточки со мной не согласны. Давайте попытаемся их переубедить?
– Давайте. Предположим, что Потрошителем является Каналь. Вчера ночью по какому-то поводу поссорившись с Катэром, Каналь убил его, распотрошил, затем наполнил кровью бедняги ведро и пошел сюда за десертом… Господи! – осекся капитан.
– Что с вами? – обеспокоился Пуаро.
– Этот скрип ступенек и половиц на лестничной площадке!
– Какой скрип?
– Я ж рассказывал, что вчера, когда дежурил здесь, слышал скрип ступенек и половиц на лестничной площадке…
– Представляю… – хихикнул в ладонь Пуаро. – Джек Потрошитель, в одной руке остро наточенный нож, в другой – ведро с кровью, поднимается сюда по ступенькам и видит капитана Гастингса, с высокой колокольни наплевавшего на полтергейст. И потому сладко дремлющего на кушетке на сложенных в подушечку ладошках.
– Я не спал, Пуаро! Клянусь, я всю ночь вслушивался!
– Верю, верю. Вы наверняка спугнули его, проснувшись, чтобы в очередной раз послушать. Иначе, зачем ему было прятаться за дверью с ведром?
Гастингс пошел к дверям гостиной, заглянул за одну створку, за вторую и остолбенел – пол за ней был закапан густой красной жидкостью.
– Вы правы, Эркюль, я – недотепа, – смущенно сказал он, вернувшись к Пуаро.
– Из этого получается, что Потрошитель распял и надругался над куклой в вашем присутствии… В вашем спящем присутствии. Если, конечно, вы и он не одно лицо, – сатанински улыбнулся сыщик.
– Опять вы за свое!
– Шучу, Артур, шучу. Скорее всего, Потрошитель вас усыпил, как Монику и Лиз-Мари, так усыпил, что вы не слышали, как прибивали куклу.
– Возможно… Утром, с трудом проснувшись, я сразу же пошел вниз. Не заглянув в гостиную. А вот, кажется и письмо, которое вы хотели увидеть.
Капитан вытащил листок бумаги, вчетверо сложенный, из-под головы куклы и вручил Эркюлю Пуаро. Развернув ее, тот увидел, что текст написан кровью, возможно, слегка разбавленной водой.
– Читайте вы, Гастингс, – вернул сыщик записку капитану, морщась натурализму своего оппонента, то есть Джека Потрошителя.
Капитан, замолкая – кровь не лучший материал для письма, прочитал следующее:
Ну как? Поразил я вас, ха-ха? Только не подумайте, что я убил куклу, чтобы лишний раз не убить человека. Я убил куклу и утопил ее в крови, чтобы вы и подумать не могли, что я сделаю в следующий раз. Что-то плохо у вас получается, ведь вы даже никого не подозреваете. О, если бы я мог наступить вам на хвост!
Заранее смеюсь, ха-ха-ха-ха, видя вас жалко стоящими над шестой моей жертвой. О, Пуаро! Ты содрогнешься, клянусь! Ты содрогнешься!
Джек Потрошитель, самый ужасный, самый умный, самый милый Потрошитель всех времен и народов!P.S
Жозеф Жарри 1839–1988 год.
Интересно, интересно, кто же этот Жозеф Жарри? И кто его убил? Может, быть, я? Ха-ха-ха!
Но это не важно для него, ведь он жив, то есть обладает всем на свете.
Пока жив и пока обладает.
P.P.S
Человек – это душонка, обремененная трупом.
Эпиктет[59]. Беги, Пуаро, беги, а то умрешь!
– Дайте-ка мне глянуть, – взял письмо поколебленный Пуаро. Внимательно его осмотрев, вернул со словами:
– Он меня опять ужаснул. Надеюсь, в последний раз.
– Я тоже на это надеюсь… – сказал Гастингс. – А вы не заметили, что письмо написано другим почерком?..
– Ну и что? Ист-Эндский Потрошитель тоже менял почерки.
– Менял или письма писались разными людьми. Людьми желавшими прикоснуться к историческому делу или посмеяться над сыщиками.
Тут стол скрипнул, и друзья мигом уставились на куклу, на нем лежавшую.
– Нет, все-таки она движется, – посмотрел Пуаро на Гастингса.
– Что движется?
– Кукла. Помните, был фильм, не помню названия, в нем точно такая же кукла по ночам оживала, а люди от этого умирали?
– Вы же не верите в нечистую силу, Пуаро?
– Не в этом доме, Гастингс, не в этом доме. Что это у меня в руках?
– Очередное письмо Потрошителя.
– А… – прочел еще раз. – Жозеф Жарри… Кажется, я когда-то слышал это имя, – обхватил Пуаро ладонью подбородок.
– Я тоже. Он, если не ошибаюсь, известный кулинар, служил в La Coupole. О, нет, вспомнил! Это полицейский, детектив, в свое время о нем много говорили, то ли в связи с нераскрытыми убийствами, то ли коррупцией. Прошу вас, Пуаро, не придавайте значения этому постскриптуму. А не то Потрошитель добьется своего, то есть выведет вас из себя.
