— Ну, Ромилайу, — сказал я, — пора действовать. На сей раз мы не будем перетаскивать трупы, как того беднягу — моего предшественника-Сунго. Прибегнем к хитрости. Я притворюсь, будто жажду взойти на трон. Они не причинят мне зла: ведь я буду подставной фигурой, номинальным королём, а они будут править в своё удовольствие. Они уже раздобыли львёнка, значит, не собираются терять времени. Нужно их опередить.
— Что вы собираться делать, сэр? — встревожился Ромилайу.
— Естественно, дать деру. Как по-твоему, мы доберёмся до Бавентая на своих двоих?
Он промолчал.
— Что, Ромилайу, плохи наши дела?
— Вы болеть, сэр.
— Ха! Ты не представляешь, на что я способен, если захочу! Так или иначе, у нас нет выбора. Прихватим с собой картошку. Или ты хочешь остаться?
— О нет, сэр! Меня убивать.
— Тогда будем держаться вместе. Ты ведь хочешь жить, парень? Есть в тебе «грун ту молани», а?
Он не успел ответить: к нам явился Хорко, чтобы засвидетельствовать своё почтение. Он улыбался, но держался со мной более официально, чем прежде. Величал меня Ясси и, как собака, высовывал толстый красный язык, чтобы немного остыть после долгого перехода через буш. Я приложил все усилия, чтобы не выдать свои истинные чувства.
— Отныне вы — король, — сообщил он. — Король Хендерсен. Ясси Хендерсен.
— Да, Хорко. Жалко Дахфу, правда?
— Очень жалко, разрази меня гром.
Он любил щеголять выражениями, которые подцепил в Ламу.
Я подумал: человечество все ещё делает ставку на лицемерие. Поздно! Даже для этого.
— Вы больше не Сунго. Вы — Ясси.
— Совершенно верно. Ромилайу, переведи джентльмену: я счастлив стать Ясси. Когда приступим?
Ромилайу перевёл ответ: нужно дождаться, когда изо рта покойного правителя вылупится личинка. Она превратится в маленького льва, а тот, в свою очередь, станет Ясси.
— Если бы здесь были свиньи, лучше меня бы императора не сыскать, — мрачно пошутил я. Жалко, что Дахфу не слышал. — А теперь, Ромилайу, передай мистеру Хорко, что это большая честь. Покойный король был выше и лучше меня во всех отношениях, но я постараюсь оправдать их доверие. Нас ждёт большое будущее. Я бежал из своей страны как раз потому, что мне было негде развернуться. Сколько нам ещё оставаться в этом приюте смерти?
— Он говорить, три-четыре дня, сэр.
— О» кей? — осведомился Хорко. — Недолго. Вы жениться все эти леди. — И показал на пальцах: шестьдесят семь.
— Об этом не беспокойтесь.
После того, как он, церемонно откланявшись, удалился, в полной уверенности, что я у него в кармане, я сказал Ромилайу:
— Бежим нынче вечером.
Он промолчал.
— Сегодня вечером! Луна нам поможет. Прошлой ночью было так светло — хоть изучай телефонный справочник. Сколько мы пробыли в этом городе — месяц?
— Да, сэр. Что будем делать?
— Поздно вечером поднимешь шум: меня укусила змея или что-нибудь в этом роде. Прибежит кожаный с парой амазонок — посмотреть, в чем дело. Если он не откроет дверь, попробуем что-нибудь другое. Но предположим, что все— таки откроет. Возьмёшь вот этот камень и всадишь в щель между петлями, чтобы дверь не захлопнулась. Больше от тебя ничего не требуется. Где твой нож?
— Я держать нож, сэр.
— Нет проблем. Пусть будет у тебя. В общем, ты меня понял? Ты орёшь дурным голосом, что Сунго-Ясси, или кем там они меня считают, укусила змея. Нога стремительно пухнет. Потом встанешь у двери, чтобы сразу же вставить клин. — И я дополнил инструкции жестами.
Этим вечером мы не ложились спать. Я приводил в порядок мысли, одновременно ведя жестокую борьбу с лихорадкой.
— Сэр, вы не передумать? — послышалось из темноты.
— Нет, Ромилайу. Кажется, пора. Поехали!
Я снова приподнял Ромилайу, чтобы он смог заглянуть в отверстие. Парень в соседней комнате дрыхнул без задних ног. Я тяжело застонал. Он открыл глаза, встал и прислушался. Ромилайу заскулил:
— Ясси кмути. Ясси кмути.
Это слово было мне знакомо: загонщики то и дело повторяли его, когда несли раненого Дахфу. «Король умирает». Между прочим, язык варири лёгок для усвоения.
Помощник Бунама открыл дверь на улицу и что-то крикнул в темноту.
— Звать женщин-часовых, сэр.
Я лёг на пол и подал Ромилайу камень.
— Ступай к двери. Если сегодня не сбежим, наша жизнь не продлится и месяца.
Я настроился на убийство. Как ни странно, именно это помогало мне сохранять самообладание. Я с наслаждением представлял, как возьму помощника Бунама — хотя бы его! — за горло. Кто-то вынул из двери одну планку и, посветив в щель фонариком, увидел меня скрюченного на полу. Отодвинули засов. Я завопил, как от боли: «Камень!» — и Ромилайу послушно сунул его между петлями, несмотря на то, что амазонка выставила вперёд острие копья. И тотчас отступил ко мне. Амазонка вскрикнула: я сбил её с ног. Копьё вонзилось в стену. Я мысленно воззвал к Богу: только бы эта железяка не ранила Ромилайу! — и оглушил амазонку ударом камня по голове. При данных обстоятельствах я не мог делать скидок на её пол. Бунам и вторая амазонка попытались захлопнуть дверь, но помешал камень; я успел схватиться за край. Они тянули дверь в одну сторону, я — в другую. Мне удалось ребром ладони — коронный трюк десантников — вырубить вторую амазонку. Потом я в три прыжка догнал кожаного и, злобно зарычав, схватил за горло. Ромилайу взмолился:
— Нет, нет! Не убивать, сэр!
— Какого черта — он же сам убийца! Из-за него мы лишились короля.
— Вы не убивать, — настойчиво повторил Ромилайу, — Бунам не устраивать погоня.
— Ромилайу, моё сердце требует мести!
— Вы мой друг, сэр?
— Позволь хотя бы сломать ему пару рёбер! О да, Ромилайу, я твой друг.
Но и король Дахфу был моим другом. Ладно, не буду ломать ребра, только поколочу.
Но и колотить его я не стал. Просто швырнул, вместе с обеими амазонками, в ту комнату, которая ещё недавно была нашим узилищем, и задвинул засов. Мы ринулись во вторую комнату. Ярко светила луна, так что видимость была отличная. Ромилайу схватил корзину с провизией, а я подошёл к королю.
— Теперь можно идти, сэр?
Я отогнул край савана. Лицо Дахфу раздулось и стало комковатым. Жара быстро делала своё дело. При всей любви к королю я был вынужден отвернуться.
— Прощайте, король.
И вдруг меня словно что-то толкнуло. Маленький лев отчаянно брызгал слюной. Я вернулся и подобрал его.
— Что вы делаете, сэр?
— Он пойдёт с нами.
Ромилайу начал было протестовать, но я был твёрд в своём решении оставить щенка у себя. Тот тихонько урчал и скрёб мне грудь коготками. Я сказал:
— Дахфу был бы рад, если бы узнал, что я взял львёнка. Должен же он продолжить существование — в той или иной форме! Неужели не ясно?
Ромилайу возразил: скорее всего, зверёныш — отпрыск того самого льва, что убил короля. На меня это не подействовало.
— Если уж я пощадил ту сволочь… Ромилайу, не будем попусту терять время — я не оставлю львёнка. Слушай, ведь я могу нести его в шлеме. Ночью он не нужен.
Ночная прохлада помогла мне справаться с лихорадкой. Яркий лунный свет освещал окрестности до самого горизонта.
В конце концов Ромилайу уступил, и наш побег начался. Из лощины мы взобрались на покатый склон холма и устремились в горы, прямой дорогой на Бавентай. До рассвета мы покрыли почти двадцать миль.
Без Ромилайу я не продержался бы и пары дней из тех десяти, что потребовались нам для достижения своей цели. Он умел отыскивать воду и знал, какими корешками и насекомыми можно подкрепляться. Когда картошка вышла, пришлось перейти на червей и личинки жуков.
— Тебе следовало бы стать инструктором по выживанию в Вооружённых Силах, — сказал я Ромилайу. — Ну, вот я и питаюсь саранчой, как Святой Иоанн. «Глас вопиющего в пустыне».
Но с нами был ещё львёнок, которого нужно было кормить и лелеять. Мне приходилось размельчать ножом на ладони червей и личинки жуков, чтобы угощать мясным пюре маленького хищника. Днём, когда мне был нужен головной убор, я засовывал его под мышку или тащил на поводке, а ночью он спал в шлеме, по соседству с бумажником и паспортом — точил зубы о кожу до тех пор, пока не сгрыз целиком. Пришлось спрятать паспорт и четыре тысячедолларовых купюры во внутренний карман трусов.
Мои щеки ввалились; разноцветные усы торчали во все стороны. Я подчас вёл себя как ненормальный и нёс всякий вздор. Или садился и играл с львёнком, которого назвал Дахфу. Ромилайу занимался припасами. У меня на это не хватало ума. Зато, когда доходило до серьёзных вещей, мой мозг работал с поразительной чёткостью. На ночь я пел львёнку в качестве колыбельных «Пьеро», «Мальбрук в поход собрался» и прочие песенки из своего детства. Я очень боялся — а Ромилайу надеялся, — что малыш не выдержит такой жизни, заболеет и умрёт. Однако Бог миловал. У нас были копья, и Ромилайу удалось подстрелить несколько птиц. Однажды мы подбили даже пернатого хищника и устроили пир.
