В ответ она расхохоталась ему в лицо!
Она заливалась безудержно. В ее смехе перекатывались дальние отголоски приближающейся грозы…
…А ты сам-то, Другман… ха-ха! Друг человека! — едва выдохнула сквозь набежавшие слезы. — Сам-то себя послушай! В живых остался! после катастрофы! соображаешь, что говоришь?! Да при таком взрыве — все в элементарные частицы превращается! В море он болтался! До прихода спасателей! А еще электричество, да? отключать научился! надо же такое придумать… Отключать электричество! Рекламу! Когда эти самые фоторелешки стоят — три рубля пучок в базарный день! Сидит тут, заливает!
И так далее, и тому подобное. Странно. А чемоданы? Вот же они стоят, никуда от них не денешься. Хорошо. Карамелла, эти ее очки… она смотрела на что-то, происходящее за его спиной. В отражении зеркальных стекол видна парковая дорожка, уходящая в обратной перспективе. Вдалеке, где она терялась… Оттуда со скрипом и хрустом песка под колесами выезжало невообразимое… Какое-то мерзкое существо или насекомое! Оно подкатывалось, словно тошнота к горлу. Все, что было позади него — меркло, подернутое болотной ряской… жижей… кошмаром… Катящееся кресло. Инвалид с багровым обезображенным лицом, полускрытым низко напяленным подобием шляпы. Из-под нее угадывалось, что уха у него нет, вместо глаза чернел провал.
Креслом он управлял одной рукой.
И помогал себе одной ногой.
«Так вот, ДВЕСТИ ШЕСТЬДЕСЯТ ДЕВЯТЫЙ! Иногда судьба дает сбои. Надо внести коррективы». В ее руках оказалась блестящая коробочка. В ней шприц, темная пластиковая туба. «Это не больно… ты просто уснешь», — предупредила она с издевательским участием.
Захватила его запястье, он почувствовал силу стального капкана! Тут же достала какую-то продолговатую металлическую штуковину… усилием воли он сосредоточил на ней внимание… От предмета исходило электрическое поле! Она включила его, привела в действие, нажав кнопку.
«Чтобы ты не дергался. На всякий случай».
Ничего себе, «не дергался»! Да этой штуковиной его дернет так, что потеряет сознание! Ведь это электрошокер. Под черной металлической оболочкой текли электронные реки, сплетались холодные и теплые линии, вспыхивала вязь ярко-красных, голубых знаков. Представил электронные потоки, сплетение линий, электрическую схему… И стал мысленно «стирать» перед собой этот образ, превращая в пустое белое пятно. Цепь была разомкнута!
В это мгновение она резко ткнула ему в плечо блестящими щупальцами адской машинки… Но ничего не произошло.
— Оглянись, Карамелла! — выкрикнул ей. — Сними свои дурацкие очки, оглянись… Там ничего нет! Это всего лишь отражение твоих детских страхов! Рассеченный надвое монстр, апофеоз одиночества, всю жизнь гонится за тобой по пятам со скрипом и похрустыванием песка под колесами инвалидного кресла, на которое ты обрекла его, подсознательно ограничив возможности. С одной стороны, он преследует, и этот страх подстегивает тебя. А с другой, никогда не догонит, действия его ограничены. Мужчина в твоем представлении — это, может, и герой; но между тем, для тебя — набор зафиксированных болезненных впечатлений. Ты бы все проблемы хотела решить с помощью такого вот пресловутого электрошокера, будто это волшебная палочка! Вот и вечные чемоданы твоих переживаний всегда с тобой! Ты тащишь их, не в силах отступиться от своего прошлого и спокойно начать жить.
— Мои чемоданы? Это — твои чемоданы! Разве ты не хочешь узнать, что я приготовила специально для тебя, что в них на самом деле?
Как будто был слышен неумолимый ход колес Времени, шелест песка в часах, где пересыпаются Великие пустыни. Тяжелая рука легла на плечо, он почувствовал у горла холод лезвия, к сердцу поднялась глухая беспросветная тоска.
«В этих чемоданах тяжесть твоего сердца. Ее надо взвесить на весах Истины. Тебе же сказали, не дергайся… ДВЕСТИ ШЕСТЬДЕСЯТ ДЕВЯТЫЙ!» Он услышал металлический, искаженный радиопомехами голос.
Карамелла вцепилась в его руку, не отпускала. Пальцы ее побелели, камень в перстне словно светился изнутри тревожным светом.
«Но, если это так… — лихорадочно соображал он. — Если с моим Ангелом что-то случилось, произошла авария, он обрушился с небес… — тут до него дошло! — Значит, надо просто стереть «запись»! Ведь символ REC — recorder на ее перстне, возможно, обозначает то же самое, что и в любом магнитофоне! «Стереть»!
Перехватив руку Карамеллы, изо всех сил сжал ее холодеющие пальцы, вдавливая рубино-во-мерцающую кнопку перстня.
Детскую эстетическую школу при ЖЭУ, переоборудованную двухкомнатную квартиру в жилом доме, где Валентин преподавал детям основы композиции и рисунок, постоянно грозились закрыть. Зачем начальнице лишняя головная боль с этой школой? Помещение лучше потихоньку сдать арендаторам. Но в какой-то отчетности, видно, ставилась «галочка», что дети не болтаются сами по себе по месту жительства; и худо-бедно все так продолжалось.
Для детей он составлял композиции из мятых жестяных чайников, гипсовых шаров и пирамид, сухих растений, что собирал с ними, выходя на «пленер» (как это громко именовалось) в соседний чахлый скверик. Дети приходили, рассаживались кто как, Валентин завязывал с ними оживленный разговор. Ну, дети, интересовался он, что вы сегодня еще такое выдумали? И дети рассказывали, что выдумали, кто «город золотой», кто «огнегривого льва», а кто «синего вола, исполненного очей», так поется в песне. И «с ними золотой орел небесный», да? — подсказывал им. Господи, дети! — говорил он, «город золотой», конечно, встретит вас… то есть, всех нас, но это потом, после смерти. Ведь он всегда над нами, над «небом голубым»; и там-то как раз гуляют все эти животные. Но завтра, слава Богу, мы пойдем в обыкновенный наш, земной, обычный Зоопарк. И вы нарисуете, кто что пожелает, или кто как видит это. А на сегодня хватит… Завтра сбор в четырнадцать часов, без опозданий. И ступайте, ступайте теперь поскорее.
Господи, дети… голова только от вас разболелась! Валентин удалялся в соседнюю комнату, мастерскую. Платили за преподавание всего ничего, но вот мастерская, пожалуйста, пользуйся. Там у него компьютер и для заработка делал что-то по дизайну: обрабатывал фотографии, оформлял годовые отчеты, верстал что-нибудь несложное. Уже устоявшиеся клиенты, зная, что он не подведет, да и специалист своего дела, время от времени подбрасывали заказы. И в тот день так было.
Позвонил один знакомый, нужно сделать макет рекламного каталога для фирмы, платят за это хорошо. Ты съезди по такому-то адресу, получи материалы, фотографии, даже деньги дадут, сказал знакомый, половину вперед, проси сразу. Валентин вскоре туда отправился. Это оказалась обыкновенная многоэтажка, квартира такая-то. Хотя и странно, конечно… но где только теперь не располагаются фирмы. Набрал номер по домофону, назвал себя. Дверь открыла эдакая «мадам»… вернее, он уткнулся почти в необъятные просторы ее груди, заслонившей дверной проем. Экие формы, подумал про себя, какие основы композиции, каков рисунок, игра светотени!.. «Ах да, конечно же», — жестом она приглашала войти, но фраза звучала излишне громко, отвлеченно. Сама при этом выслушивала что-то по телефонной переносной трубке, стараясь плечом примостить ее к уху. «Проходи, проходи», — посторонившись, указала в глубь коридора.
Валентин протиснулся мимо нее, не менее впечатляющего зада, обтянутого лопающейся джинсой затерханных шорт. Ни здравствуй тебе, ни привет, ни до свидания, сразу же «ты» с порога! Нет, странная все же фирма…
Зал четырехкомнатной, как он определил по расположению, квартиры, показалась просторным, наверное из-за того, что кроме журнального столика и двух кресел, никакой обстановки. На стене пара туристических календарей-постеров — и все голо. Дама вошла, продолжая болтать по телефону. Да что ты! — ее общение с некой «Марьяной» состояло в основном из междометий, — ну! ага! надо же! угу!.. Тут же в руке ее оказался издающий пронзительные трели, теперь уже мобильный телефон, она стала говорить еще с кем-то, ведя вокруг Валентина, неуверенно присевшего в одно из кресел, как бы задумчивый танец, беспрерывно перемещаясь со своеобразной грациозностью обученного тюленя в цирке. Он как-то растерялся, не мог собрать впечатления. На голове у нее что-то невообразимое: обесцвеченное, пегое. К тому же, вся взбита как тесто… как тесто, затиснутое в не достающий до пупка цветастый топ. Еще и пляжные тапочки! — все это, видно, вполне в порядке вещей для сотрудниц этого «офиса».
— Ну-ну, — кивнула ему, отстраняясь от обеих трубок, — что у тебя?
— Я по поводу каталога. Макет сделать, сверстать, — напомнил он цель своего визита.
— Да, да… — вернулась к этому после несколько минут болтовни, эмоционально насыщенной восклицаниями. — Я должна передать что-то? Совсем забыла.
