Дмитрий Кедрин - Стихотворения и поэмы

Ваше благородие! Теперь косовица,
Хлебушек сечется, снимать бы пора.
Руки наложить? На шлее удавиться?
Не обмолотить яровых без Петра.

Всех у нас работников — сноха да внучек.
Молвить по порядку, я врать не люблю,
Вечером пришли господин поручик
Вроде бы под мухой. Так, во хмелю.

Начали — понятное дело: пьяный,
Хмель хотя и ласковый, а шаг до греха, —
Бегать за хозяйкой Петра, Татьяной,
Которая нам сноха.

Ты из образованных? Дворянского рода?
Так не хулигань, как последний тать.
А то повалил посреди огорода,
Принялся давить, почал хватать.

Петр — это наш, это — мирный житель:
А ни воровать, а ни гнать самогон.
Только, ухватившись за ихний китель,
Петр ненароком сорвал погон.

Малый не такой, чтобы драться с пьяным,
Тронул их слегка, приподнял с земли.
Они же осерчали. Грозя наганом,
Взяли и повели.

Где твоя погибель — поди приметь-ка,
Был я у полковника, и сам не рад.
Говорит: "Расстреляем!" Потому как Петька
Будто бы есть "большевистский гад".

Ваше благородие! Прилагаю при этом
Сдобных пирогов — напекла свекровь.
Имей, благодетель, сочувствие к летам,
Выпусти Петра, пожалей мою кровь.

А мы с благодарностью — подводу, коня ли,
Последнюю рубашку, куда ни шло…
А если Петра уже разменяли —
Просим отдать барахло.

В порванной кубанке, небритый, рябой,
Ходит по Берлину Василь Балабой.
У Васьки на сердце серебряный хрестик,
Бо Васька — герой Ледяного Похода.
А только — пошли вы с тым хрестиком вместе к…
То есть, извиняюсь… Дождик… Погода…
Шапка у пуху. Сапоги у глине.
Пожалиться некому, — разговорчик детский!
Мало ль этой Людки у том у Берлине?
И ведь каждая тварь говорит по-немецки!
Отшумел ты, Вася! Труба нам с тобой!
Блин с тебя, любезный Василь Балабой!
Ты ли пановал малярийной Кубанью,
Чуб носил до губ, сапоги до бедра?..
Молодость проел ты и ряшку кабанью,
Ту, что нагулял на харчах у Шкура!..
Всякому понятно, что щука в пруде
Чувствует себя, как рыба в воде!
Перышко возьми да на счетах подбей-ка:
Что ж тебе осталось? Подводит бока…
Трубка-носогрейка да бритва-самобрейка,
То есть — молочко от рябого бычка…
В порванной кубанке, небритый, рябой,
Тощий и в растерзанном виде,
Шляясь по Берлину, Василь Балабой
Зашел к атаману Гниде.
Ходит она, гнида, в малиновых штанах,
Грудь у ей, у гниды, уся в орденах,
Ментик на гниде с выпушкой.
Кушают они с лапушкой.
Вытерла усы от блинов от пшеничных:
"Кто его впустил, такую ворону? —
Масло облизала. — Пройдите, станичник!
Я уже пожертвовал, В церковь. Крону…" —
Злость его взяла, не хватило ли сил
(Он ведь пер на Орел, с-под Царицына драпал),
Голова ль закружилась, а только Василь
Шапку скинул, завыл, опрокинулся на пол:
"За ваши за души, за эти гроши
Клинком оглоушен я, пулей прошит.
Вы гребли в сундуки серебро и меха,
Запаскудили совесть и душу сожгли мою!..
Для чего под Ростовом я клал потроха
За твою за Единую да Неделимую?!"
Взял Балабоя денщик-текинец,
Дал натощак Балабою гостинец,
Сел Балабой между лип на бульваре,
Возле плевательниц на Фридрихштрассе…
Скрипка мяукает где-то в баре,
Молодость вспомнилась… Скучно, Вася!..
Так-то. Людям — хресты и медали,
А нам, медведям, ничего не дали!
Варька, прощай! Я дарил тебе мыло.
Ты, чай, поешь на морском берегу:
"Девять я любила, восемь разлюбила,
Одного позабыть не могу!.."
За что же? За удаль ночного погрома?
За хмель? За каемку погона?..
Ерема, Ерема, сидел бы ты дома,
Точил бы свои веретена!

Батька сыну говорит: "Не мешкай!
Навостри, поди, кривую шашку!.."
Сын на батьку поглядел с усмешкой,
Выпил и на стол поставил чашку.

"Обойдется! — отвечал он хрипло. —
Стар ты, батька, так и празднуй труса,
Ну, а я еще горелки выпью,
Сала съем и рушником утруся".

Всю субботу на страстной неделе
До рассвета хлопцы пировали,
Пиво пили, саламату ели,
Утирали губы рукавами.

Утром псы завыли без причины,
Крик "Алла!" повис над берегами.
Выползали на берег турчины,
В их зубах — кривые ятаганы.

Не видать конца турецкой силе:
Черной тучей лезут янычары!
Женщины в селе заголосили,
Маленькие дети закричали.

А у тех османов суд короткий:
Женскою не тронулись слезою,
Заковали пахарей в колодки
И ведут невольников к Азову.

Да и сам казак недолго пожил,
Что отцу ответил гордым словом:
Снял паша с хмельного хлопца кожу
И набил ее сухой половой.

Посадил его, беднягу, на кол, —
Не поспел казак опохмелиться!..
Шапку снял и горестно заплакал
Над покойным батька смуглолицый:

"Не пришлось мне малых внуков нянчить
Под твоею крышей, сыну милый!
Я стою, седой, как одуванчик,
Над твоею раннею могилой.

Знать, глаза тебе песком задуло,
Что без пользы сгинул ты, задаром.
Я возьму казацкую бандуру
И пойду с бандурой по базарам,

Подниму свои слепые очи
И скажу такое слово храбрым:
Кто в цепях в Стамбул идти не хочет —
Не снимай руки с казацкой сабли!.."

Шилом бреется солдат,
Дымом греется…

Шли в побывку
Из Карпат
Два армейца.

Одному приснилось:
Мать
Стала гневаться,
А другой шел
Повидать
Красну девицу.

Под ракитой
Небольшой,
Под зеленою,
Он ту девицу
Нашел
Застреленную.

А чумак
Уху варит
При конце реки.
"Шли тут нынче, —
Говорит, —
Офицерики.
Извели они,
Видать,
Девку гарную!.."

И подался
Тот солдат
В Красну Армию.

Старинный друг, поговорим,
Старинный друг, ты помнишь Крым?
Вообразим, что мы сидим
Под буком темным и густым.
Медуз и крабов на мели
Босые школьники нашли,
За волнорезом залегли
В глубоком штиле корабли.
А море, как веселый пес,
Лежит у отмелей и кос
И быстрым языком волны
Облизывает валуны.
Звезда похожа на слезу,
А кипарисы там, внизу, —
Как две зеленые свечи
В сандалом пахнущей ночи.
Ты закурил и говоришь:
— Как пахнет ночь! Какая тишь!
Я тут уже однажды был,
Но край, который я любил,
Но Крым, который так мне мил,
Я трехдюймовками громил.
Тогда, в двадцатом, тут кругом
Нам каждый камень был врагом,
И каждый дом, и каждый куст…
Какая перемена чувств!
Ведь я теперь на берегу
Окурка видеть не могу,
Я веточке не дам упасть,
Я камешка не дам украсть.
Не потому ль, что рея земля, —
От Крыма Я до стен Кремля,
Вся до последнего ручья —
Теперь ничья, теперь моя?
Пусть в ливадийских розах есть
Кровь тех, кто не успел расцвесть,
Пусть наливает виноград
Та жизнь, что двадцать лет назад
Пришла, чтоб в эту землю лечь, —
Клянусь, что праздник стоит свеч!
Смотри! Сюда со связкой нот
В пижаме шелковой идет
И поднимает скрипку тот,
Кто грыз подсолнух у ворот.
Тропинкой, города правей,
В чадры укрыты до бровей
Уже татарки не идут:
Они играют в теннис тут.
Легки, круглы и горячи,
Летят над сеткою мячи,
Их отбивают москвичи —
Парашютистки и врачи…
Наш летний отдых весел, но,
Играя в мяч, идя в кино,
На утлом ялике гребя,
Борясь, работая, любя, —
Как трудно дался этот край,
Не забывай, не забывай!..
Ты смолк. В потемках наших глаз
Звезда крылатая зажглась.
А море, как веселый пес,
Лежит у отмелей и кос,
Звезда похожа на слезу,
А кипарисы там, внизу,
Нам светят, будто две свечи,
В сандалом пахнущей ночи…
Тогда мы выпили до дна
Бокал мускатного вина,
Бокал за родину свою,
За счастье жить в таком краю,
За то, что Кремль, за то, что Крым
Мы никому не отдадим.