Ознакомительная версия.
В Тадж Махале огромное полицейское отделение, способное чуть ли не вести войну за его защиту. Половина полицейских – девушки-сикхи немыслимой красоты в форме цвета хаки и черных беретах. Несколько лет тому назад руководитель МВД объявил, что для наведения порядка в стране необходимо увеличение женщин-полицейских: они более терпимы, более организованны и более ответственны. Кстати, индийские гражданские авиалайнеры защищают женщины-полицейские из состава подразделения армейского спецназа «Черные кошки». Именно это спецподразделение охраняет политических и государственных деятелей Индии.
Перед входом в камеру хранения вилась очередная толпа торговцев, гидов, фотографов и посредников. Мы были в сопровождении Ранжаны и профессора Кумара и потому особого интереса для них не представляли. Это на свеженького западного туриста толпа потенциальных гидов кидается с криком: «Я ваш гид, без гида вас не пустят!» – что чистое вранье.
Мне рассказывали, что есть и услуга за небольшие деньги обеспечивать охрану от потенциальных гидов – отгонять как мух. Орущим в ухо гидом и жестким отгонялой гида могут работать родные братья. Но честно говоря, «гидить» там нечего, для посещения Тадж Махала вам нужны только работоспособные шесть чувств.
Ранжана договорилась с молодым парнем, размахивающим фонариком. Фонарик означал принадлежность к гидскому племени. Мы выстроились в очередь камеры хранения и сдали мобильные телефоны. После этого выяснилось, что список вещей, подлежащих сдаванию, ими не заканчивался, а начинался.
Следовало сдать питье, еду, жвачку, ножницы и еще сто наименований. У меня в сумке валялись шоколадные конфеты, зловещий бутерброд с завтрака в салфетке (для подкупа обезьян) и фляжка невкусного (с моей точки зрения) виски, из которой я с отвращением отглатывала перед едой и после. Было понятно, что при досмотре меня вернут обратно, но от жары я уже плохо соображала.
Невероятная красавица в хаки автоматическим жестом открыла сумку, увидела гастрономические запасы и уставилась на меня как на идиотку. Я развела руками в ответ. После этого она расстегнула молнию на внутреннем кармане сумки, охнула и срочно его закрыла. Понятно, что в небольшой карман сумки предметы попадают не по идеологическому принципу, а по размерному.
Девушка напряглась бы меньше, если бы там тикало взрывное устройство: но в кармане лежали фигурка Будды, визитки и презервативы. Было ясно, что Будда не только что приобретенный сувенир. Фигурка была куплена пятнадцать лет тому назад в монгольском дацане, сломана пополам, склеена и, сопроводив меня в бесчисленных поездках, выглядела на свои годы.
Визитки были дизайнерски придуманы сыном Павлом для партии, сопредседателем которой я являлась, пока она была в живых. Половину визитки составлял мой портрет, половину – флаг страны. Девушка-полицейская, конечно, не могла прочитать крупно написанное «Партия прав человека», но не могла не понять, что я как-то связана с каким-то государственным флагом.
Презервативы лежали рядом не с охотничьей целью, а просто потому, что я считаю в условиях нынешней скорости распространения СПИДа ношение презервативов в сумках обязательным для людей старше пятнадцати лет. И квалифицирую это как признак гигиенической, антиэпидемиологической и прочей культуры, а не как немедленные планы заняться сексом со всеми подряд. И с изумлением наблюдаю за рыдающими супругами, обнаружившими у своей второй половины презерватив. И ругаю родителей, не прививших детям подобную привычку.
Но все это справедливо для нашего мира, а сикхскую девушку сочетание предметов во внутреннем кармане сумки настолько парализовало, что сломало стереотип поведения. Она еще раз открыла и закрыла молнию на кармане, убедилась, что ей не померещилось, оглянулась, не стал ли кто третий свидетелем нашей страшной тайны, и с упреком стала смотреть мне в глаза.
Я понимала, какой удар девушка получила по своему сикхскому сознанию, в котором стопроцентно запрещена контрацепция. И как сильно она пытается понять, стоит перед ней буддистка-святотатка или кто-то еще. Сзади, галдя, напирала одуревшая от жары очередь. Чтобы сообразить, что делать, девушка показала на фляжку и мягко спросила:
– Что там?
– Виски, – ответила я, отвернула пробку и поднесла фляжку к ее носу, не подумав, что алкоголь сикхам противно даже нюхать.
Девушка отшатнулась, словно это был нашатырный спирт, и растерянно сказала:
– Я не знаю... очень много всего... это невозможно!
Я поняла, что сейчас все пойдут в Тадж Махал, а я – снова в очередь к камере хранения, поскольку мои конфеты, мой бутерброд и моя фляжка представляют террористическую угрозу седьмому чуду света. Но что-то мешало ей решить вопрос по инструкции, она спросила:
– Вы первый раз в Индии?
– Первый, – ответила я, понимая, что это уже не имеет никакого значения, и добавила, чтобы подбодрить наших, стоящих сзади: – «Русо туристо облико морале!»
Девушка наморщила лоб и сказала:
– Многие русские говорят эти слова... Почему? Я пожала плечами. Что я ей могла ответить?
– Проходите, – сказала девушка и опустила глаза. Таким образом, благодаря гениальности Гайдая я попала в Тадж Махал с сумкой, полной запрещенных предметов. И судя по всему, не одна я.
Пройдя кордоны, вы оказываетесь в толпе фотографов. Выбираете себе одного из них и идете в «город» Тадж Махала, огражденный еще одной крепостной стеной. На фотоиллюстрации к книге Елены Блаватской «Письма из пещер и дебрей Индии» величайший мавзолей стоит в окружении густейших пальмовых садов. Увы, ради туристического бизнеса почти все вырублено, а на стриженых английских газонах, которыми занимается армия садовников, шелестят жалобные остатки деревьев. Фонтаны выключены, водоемы пусты. Говорят, их включают к приезду начальства.
Пока шли длинной дорогой мимо пересохших и потрескавшихся как губы водоемов для фонтанов, выбеленный на солнце мавзолей приближался, надувался, рос и нависал. Я с тоской вспомнила о хламиде из натурального шелка, специально купленной для него и забытой в машине, но не стала переоценивать ее дееспособность на такой дикой жаре.
При сближении Тадж Махал казался не таким строгим, как на открытках, а мягким и съедобным, как изделие из пастилы или торт-безе. Как всякий солидный торт, он стоял на постаменте из того же безе, и все международное многолюдье могло взобраться на постамент по безумной лестнице без перил.
Движение по лестнице напоминало эскалатор во время пожара в метро. Толпа, идущая вниз, сочувственно улыбалась толпе, идущей вверх, потому что вторые думали, что им сейчас жарко, но первые знали, что жарко будет, когда лестница закончится.
В движении участвовало много пожилых, беременных и инвалидов, они уставали и иногда садились на ступеньки, а остальные бережно обходили их. Не то чтоб лестница была высока, как, например, в храме Гауди, просто было слишком жарко. Даже для индийцев, хотя они говорили, что уже осень и что скоро начнется зима и хлынут западные туристы.
Взобравшись на постамент, мы оказались в «городе обуви». Люди разувались, чтобы зайти в Тадж Махал. Людей были тысячи, и было непонятно ни то, как они пройдут босиком по раскаленному белому мрамору, ни то, как потом найдут свою пару сандалий в этом обувном Вавилоне.
Нам дали ярко-синие целлофановые бахилы на поживших резиночках. Обилие индийцев в белом, западников в бахилах и накрахмаленных стен Тадж Махала стало напоминать больницу. Пока, встроившись в медленный хвост гигантской змеи из посетителей, мы двигались ко входу, экскурсовод трындел «таджмахальскую лавстори».
Если вы ее не знаете, вот она... Великий Шах Джахан влюбился в свою жену еще в начале XVII века, будучи принцем. Несмотря на изобильный гарем, полагающийся ему по штату, Шах Джахан не желал ни одной женщины, кроме любимой жены. Словно предчувствуя скорую разлуку, он не расставался с супругой ни на час, и беременная Мумтаз сопровождала его с караваном прислужниц даже в военных походах.
Когда Шах Джахан поднял мятеж против отца и потерпел поражение, Мумтаз отправилась с ним в ссылку. Она родила восемь сыновей и шесть дочерей и вскоре после рождения последнего ребенка умерла. Шах Джахан хотел после этого покончить с собой. Он поседел, сидя у гроба любимой. Мумтаз перед смертью попросила мужа больше не жениться и построить мавзолей ее имени.
Шах Джахан объявил в стране двухлетний траур: были запрещены праздники, танцы, музыка, даже свадьбы справлялись по-тихому. Он начал строить мавзолей, который должен был стать символом сказочной красоты покойной жены.
Больше двадцати тысяч человек, включая лучших зодчих Персии, Турции, Самарканда, Венеции и самой Индии, трудились над усыпальницей двадцать лет, что практически разорило страну. Стены выкладывали сердоликами, бирюзой, ляпис-лазурью, кораллами, жемчугом и малахитом, внутренние ширмы сделали из чеканного золота и украсили драгоценными камнями.
Ознакомительная версия.
