Ознакомительная версия.
Летом в тёплые или жаркие дни Миша с парой одноклассников любили лазать по крышам. Начались эти вылазки на крыши, когда Мише было тринадцать лет. Там, на крышах, они загорали, пробовали курить, болтали, приносили с собой какую-нибудь еду и ели, пару раз даже пробовали пить пиво, но выпили помаленьку, опасаясь разоблачения и наказания.
А в то лето, когда Мише было пятнадцать, он остался без компании. Все разъехались куда-то из Архангельска погреться. Тем летом Мише очень нравилось быть одному, он впервые ощутил радость и гордость одиночества. Ему удавалось много рисовать, он запоем читал книги, и ещё ему казалось, что он страдает от любви к девочке, которая училась в его школе, была на год старше, дружила с другим парнем, на Мишу внимания не обращала, жила в соседнем дворе и в начале лета уехала куда-то. У Миши была её фотография, он хотел нарисовать её портрет, написать стихи и подарить ей, когда она вернётся. Но подарить так, чтобы она не знала, кто это сделал.
Тогда он облюбовал себе одну крышу и проводил на ней много времени каждый день. Лето выдалось жаркое, да и крыша была очень хорошая. Миша думал, что никто не знает, как на неё выбраться. Он сам разведал выход на ту крышу случайно. Надо было зайти в один подъезд, пробраться на чердак и долго идти в другой конец дома по тёмному, душному и пыльному чердаку до люка на крышу. Там было много балок и стропил на чердаке. Идти было трудно и жутковато. Миша брал для прохождения чердака фонарик.
Фонарик был очень особенный. Старый, английский и якобы сохранившийся в семье с тех времён, когда в Архангельске стояли английские интервенты. Миша брал его тайком, родители запретили бы. Можно было взять любой другой фонарик или купить, но Миша брал этот. С этим было романтичнее и приятнее. К тому же современные батарейки подходили к старинному фонарику, что Мишу удивляло и радовало, но вызывало сомнения, действительно ли фонарик такой древний.
А с крыши открывался вид на Северную Двину, пароходики, лодки, белые теплоходы. Крыша была покатая, покрытая ещё не ржавой жестью, которая нагревалась летним солнцем. Миша никому не говорил, куда и зачем он уходит. А родители и не спрашивали, они весь день работали, брата Диму на лето отдали бабушке. Миша наслаждался свободой и тем, что в походах на крышу содержалась опасность и запрет.
И вот одним жарким днём Миша сидел на крыше, на небольшой подстилке, которую принёс с собой в сумке. Он снял майку, сидел в одних шортах и загорал. Сначала он сидел и срисовывал карандашиком в блокнот фотографию той самой девочки. Он рисовал её уже несколько дней, но ничего не получалось. Блокнот становился всё тоньше. Из неудачных рисунков Миша складывал самолётики. Они получались маленькие и какие-то хорошие. Каждый раз, чтобы пустить самолётик, Миша подбирался почти ползком к краю крыши, вдоль которой тянулся низенький жёлоб и нечто вроде перильцев. Многие самолётики быстро застревали в ветках тополей, но некоторые улетали далеко, почти до самой реки.
В тот день Миша сначала рисовал, потом ел яблоко и пил воду, потом читал, зная, что в сумке остался ещё большой бутерброд, ещё одно яблоко и воды достаточно. Потом он долго читал и задремал. Проснулся Миша, резко вздрогнув от громкого голоса.
– Алё-о-о! Кто тут разрешил спать, а-а-й?! – услышал он громкий голос почти в самое ухо.
Миша вздрогнул, повернулся с живота на спину и сел. Рядом с ним стоял, наклонившись к нему, парень, которого Миша сразу узнал. Это был, что называется, переросший хулиган районного масштаба. Кличка у него была Котя. Он когда-то учился в той же школе, что и Миша, был старше на пару лет, но давно уже в школе не показывался, явно её бросив. Котя постоянно ошивался возле школы и по многим дворам. С малых лет он был при «больших пацанах», потом сам стал таким пацаном. Мальчишки его боялись. Он жестоко отбирал деньги, издевался и мог быть опасен. То есть Котя был неприкаянным местным злодеем и страхом для мальчишек школьного возраста. Не было никаких сомнений, что за ним водились проделки и посерьёзнее отобранной мелочи, велосипедов или угнанных мотороллеров. Котя был худой, очень жилистый и какой-то смуглый или, скажем, закопчённый. Стригся он очень коротко, отчего на его круглой голове хорошо виднелись несколько шрамов. От этого его вид был ещё более зловещим. Короче, ребята из хороших семей, в том числе и Миша, всячески избегали встреч с Котей.
– Ну, чё ты лупишься на меня?! Не видел, что ли, ни разу? – спросил Котя, не меняя позы, и выдержал паузу. Миша молчал в оцепенении. – Ну хули молчишь, земеля? Кто тебе здесь разрешил валяться?
– Ну, я просто… – начал было отвечать Миша.
– Чего-о-о?! -громко оборвал его Котя. – Ты чё сопли жуёшь, а-ай?! Я не слышу!
– Я тут… – начал снова Миша громче, но замолчал, не зная, что говорить.
– Я вижу, что ты тут! Еблан ты недоделанный! – скривился в страшную улыбку Котя. – А кто тебе раз-ре-шил?! Ты понял меня? Чучело! Ты вопрос слышал?
– Котя, я же не знал…
– Для кого Котя, а для кого Константин Владимирович, понял?!.
И пошёл такой разговор, в котором Миша барахтался, как утопающий или вязнущий в болоте. У Миши ничего не получалось сказать. Котя зацеплялся за каждое слово и жестоко, умело и ловко выворачивал его наизнанку. Да и сама крыша, на которой они находились один на один, усиливала страх и безвыходность ситуации.
В конце концов Котя потребовал отдать ему деньги в уплату за то, что Миша находился на, как говорил Котя, «его крыше».
– А денег нисколько нету, – продолжая сидеть, сказал Миша.
– А если я найду? Тогда что? – спросил Котя.
– Ну нету. Точно нету.
– А если найду, что тогда мне с тобой делать?
– Если найдёшь – тогда заберёшь, – ответил Миша.
Он не ожидал последовавшей реакции. Котя побледнел и резко схватил Мишу за лицо жёсткой пятернёй.
– Ты кому, сука, дерзишь, а-ай?! Ты кому, падла, так отвечаешь? – перешёл на какой-то свистящий шёпот Котя. Это Мишу и напугало и рассердило одновременно. В эту секунду Миша понял, что просто так он от Коти не отделается. А тот продолжал шипеть, давя пальцами Мише на лицо. – Твои деньги, они уже мои, понял? Но если я их найду, если ты мне, сучоныш, сказал неправду, то что тогда я с тобой буду делать…
Котя с силой толкнул Мишу ладонью в лицо.
– Ох, блядь, молись, чтобы я ничего у тебя не нашёл. Но не ссы, ты всё равно попал.
На этих словах Котя взял Мишину сумку, сунул в неё руку, достал последовательно яблоко, а затем бутерброд. Яблоко он сразу выбросил, оно полетело и скрылось за краем крыши, бутерброд он сначала укусил и бросил туда же. Откусанный кусок пожевал и выплюнул в сторону. Следом он извлёк фонарик, остальное – карандаши, ластик, коробку с пастельными мелками – он просто вытряхнул на жесть крыши. Карандаши с шумом покатились вниз.
– Фонарик не бросай, – крикнул Миша.
– Ой, – ехидно ойкнул Котя, – у него голос прорезался! А хули мне его не бросать.
– Это отцовский фонарик, – испуганно, но громко сказал Миша.
– А тебя как зовут, родной? – неожиданно спокойно сказал Котя, заглядывая Мише в глаза.
Миша к этому моменту уже стоял. Котя оказался не выше Миши ростом, но он стоял чуть ниже.
– Миша, – ответил Миша.
– Как?! – переспросил Котя. – Миша!
– Так вот, Миша! Мне по хую, как тебя зовут и кто у тебя батя, – Котя сунул фонарик в опустошённую сумку, – я его заберу…
– Не могу отдать… – Миша схватил сумку правой рукой. Схватил как мог крепко и с крепким же намерением не отдавать её.
– Да чё не могу, Миша? Чё ты жмёшься, как девочка, – с какой-то совсем уж обидной писклявой нотой сказал Котя и дёрнул сумку на себя.
Миша подался вперёд и неожиданно для обоих толкнул Котю в грудь свободной левой рукой. Котя дёрнул сумку сильно, а от этого толчок получился ещё сильнее. Котя стоял спиной к краю крыши и к уклону. Он потерял равновесие, стал опрокидываться, разжал пальцы, державшие сумку, а Миша почти упал на него.
– Ах, сука! – только и выдохнул ему в лицо вонючий и кислый воздух Котя.
Миша снова его толкнул от отчаянного желания отпихнуть от себя всё страшное и мерзкое всего мира, которое было тогда для него сосредоточено в человеке, который его мучил и издевался над ним последние пятнадцать – двадцать минут его жизни.
Котя нелепо засеменил назад, пытаясь удержать равновесие. Всё произошло очень быстро. Котя, перебирая ногами, стараясь не упасть на спину, стремительно проскочил те пару метров, что отделяли его от края крыши, споткнулся о перильца, которые попали ему как раз под коленки, нелепо взмахнул руками и упал туда… за край. Стало тихо. А потом Миша услышал глухой, тяжёлый, почти чавкающий звук удара.
Миша после этого стоял пару секунд неподвижно. Потом он быстро собрал все свои вещи. Он очень быстро всё собрал, сползал к краю за карандашами, которые лежали у жёлоба. Он очень хотел глянуть вниз, но не решился. Всё это время было очень тихо. Миша ждал криков снизу, ждал, что начнётся шум и беготня. Но было тихо. Никто, видимо, не проходил мимо. Стонов или других звуков тоже не было слышно. Пять этажей дома старой постройки были изрядной высотой. Миша только слышал, как колотится его сердце, отдаваясь пульсом в ушах и висках. А ещё он почему-то старался не дышать.
Ознакомительная версия.
