Ознакомительная версия.
Он отказался.
Я очень разозлилась в тот момент, Хейзел, но кричать на Питера не стала. Я сказала ему, что он обязан ради своей покойной дочери прочитать письмо покойного юноши, и дала ему письмо. Он прочел его от начала до конца и сказал, цитирую: «Перешлите это девчонке и скажите, что мне нечего добавить».
Я не читала письма, хотя и видела некоторые фразы, пока сканировала листки. Прикрепляю сканы здесь, а странички вышлю тебе почтой. Твой адрес прежний?
Благослови и храни тебя Бог, Хейзел.
Твой друг Лидевью Влигентхарт.Я быстро открыла четыре приложения. Его почерк был неряшлив, с сильным наклоном, буквы отличались по размеру и цвету. Гас много дней писал это разными ручками и в разной степени сознания.
Ван Хутен!
Я хороший человек, но дерьмовый писатель. Вы дерьмовый человек, но хороший писатель. Из нас получится отличная команда. Я не желаю у вас одалживаться, но если у вас есть время — а насколько я видел, времени у вас хоть отбавляй, — хочу поинтересоваться, не напишете ли вы надгробное слово для Хейзел? У меня есть записки и наброски, так не могли бы вы соединить отрывки в нечто связное, как-то обработать или даже просто сказать мне, где я должен выразиться иначе?
С Хейзел дело вот в чем. Почти каждый одержим идеей оставить свой след в истории. Завещать наследство. Остаться в памяти. Все мы хотим, чтобы нас помнили. Я не исключение. Меньше всего на свете я хочу стать очередной забытой жертвой в древней и бесславной войне с раком.
Я хочу оставить свой след.
Но, ван Хутен, следы, которые оставляют люди, часто оказываются шрамами. Строишь огромный мини-молл, или совершаешь государственный переворот, или пытаешься стать рок-звездой и думаешь: «Теперь меня запомнят», но а) тебя не помнят и б) все, что после тебя осталось, напоминает безобразные шрамы. Переворот оборачивается диктатурой, мини-молл оказывается убыточным.
(Может, я и не совсем дерьмовый писака, но я не умею связно излагать, ван Хутен. Мои мысли — звезды, которые я не способен объединить в созвездия.)
Мы подобны своре псов, мочащихся на пожарные гидранты. Мы отравляем грунтовые воды нашей ядовитой мочой, метим все как собственность в нелепой попытке пережить собственную смерть. Я не могу перестать мочиться на пожарные гидранты. Я знаю, что это глупо и бесполезно — эпически бесполезно в моем теперешнем состоянии, — но я животное, как все остальные.
Хейзел иная. У нее легкая походка, старик. Она легко ступает по земле. Хейзел знает истину: у нас столько же возможности навредить Вселенной, как и помочь ей, причем маловероятно, чтобы нам удалось первое или второе.
Люди говорят — жаль, что она оставит после себя не такой масштабный шрам и немногие будут ее помнить, что ее любили хоть и глубоко, но недолго. Но это не печаль, ван Хутен. Это торжество. Это героика. Разве не в этом подлинный героизм? Как там в клятве Гиппократа, первая заповедь — не навреди?
Настоящие герои — это не те, кто действует; настоящие герои — это те, кто все замечает. Тип, придумавший прививку от оспы, на самом деле ничего не изобретал. Он просто заметил, что люди, перенесшие коровью оспу, не болеют настоящей.
Спалившись на позитронном сканировании, я тайком пробрался в палату интенсивной терапии и увидел Хейзел, когда она лежала без сознания. Я прошел за спиной медсестры с бейджем, и добрых десять минут меня не замечали. Я думал, что она умрет, и я не успею ей сказать, что я тоже умираю. Это было невыносимо: несмолкаемые механические звуки приборов в интенсивной терапии. Из ее груди капала эта темная раковая жидкость. Глаза закрыты. Интубирована. Но рука по-прежнему была ее рукой, теплой, с ногтями, покрытыми темно-синим, почти черным лаком, и я держал ее за руку, пытаясь представить себе мир без нас, и на секунду во мне, таком порядочном, родилась надежда, что Хейзел умрет, не узнав, что я тоже умираю. Но я тут же захотел, чтобы она еще пожила и мы успели влюбиться. Полагаю, я реализовал свое желание. Оставил мой шрам.
Вошел медбрат и велел мне выйти, потому что посетителям сюда нельзя. Я спросил, каков прогноз, и он сказал: «Пока отек продолжается». Вода. Благословение пустыни, проклятие океана.
Что еще? Она такая красивая. На нее невозможно наглядеться. Не нужно волноваться, что она умнее меня: я и так знаю, что умнее. Она забавная и никогда не бывает злой. Я люблю ее. Мне так повезло, что я люблю ее, ван Хутен. В этом мире мы не выбираем, будет нам больно или нет, старик, но вы умеете сказать пару слов тому, кто делает нам больно. Я своим выбором доволен. Надеюсь, она тоже.
Правильно надеешься, Огастус.
Так и есть.
Автор хотел бы поблагодарить:
Рак и его лечение, с которым я весьма вольно обошелся в романе. Фаланксифора, например, не существует. Я его придумал — хочу, чтобы появилось такое лекарство. Всякий, желающий ознакомиться с подлинной историей рака, должен прочитать книгу «Царь всех болезней» Сиддхартхи Мукерджи. Еще я многим обязан «Биологии рака» Роберта А. Уайнберга, а также Джошу Сандквисту, Маршаллу Уристу и Джоннеке Холландерсу, которые выбрали время поделиться со мной своими знаниями в медицинских вопросах. Полученные сведения я радостно игнорировал, когда мне этого хотелось.
Эстер Эрл, чья жизнь стала подарком мне и многим другим. Я благодарен семье Эрл — Лори, Уэйну, Эбби, Энджи, Грэму и Эйбу — за отзывчивость и дружбу. В память Эстер семья Эрлов основала некоммерческий фонд «Эта звезда не погаснет». Подробнее об этом можно узнать на tswgo.org.
Голландскую литературную ассоциацию за возможность два месяца писать в Амстердаме. Особая благодарность Флёр ван Копен, Джин Кристоф Боул ван Хенсброк, Жаннетте де Уит, Карлин ван Равенштейн, Маргье Шеепсма и голландскому обществу воинствующих интеллектуалов.
Моего редактора и издателя Джули Страусс-Гейбел, выдержавшую многолетние перипетии с этим романом, и замечательное издательство «Пенгуин». Спасибо Розанне Лауэр, Деборе Каплан, Лизе Каплан, Элис Маршалл, Стиву Мелцеру, Нове Рен Сума и Айрин Вандервоорт.
Айлин Купер, мою наставницу и добрую фею-крестную.
Моего агента Джоди Ример, чьи мудрые советы спасли меня от бесчисленных бед.
Воинствующих интеллектуалов за класс и шик.
Кэтитьюд за желание, чтобы мир без нее ни много ни мало стал хуже.
Брата Хэнка, лучшего друга и самого близкого компаньона.
Супругу Сару, не только любовь всей моей жизни, но и первую и самую доверенную мою читательницу. Малыша Генри, которому она дала жизнь. Моих родителей, Майка и Сидни Грин, и родителей жены, Маршалла и Конни Уристов.
Моих друзей Криса и Мартину Уотерс, помогавших мне с романом в самые важные моменты, а также Джоэллена Хослера, Шэннона Джеймса, Ви Харта, блестящего знатока диаграммы Венна Карен Каверт, Валери Барр, Розианну Хальс Ройас и Джона Дарниэлля.
Радиоизотопное исследование. — Здесь и далее примеч. пер.
Центральный венозный катетер.
От лат. Augustus — величественный.
Название книги ван Хутена «Imperial Affliction» многозначно: его можно перевести как «Царский недуг» (аллюзия на редкое заболевание крови Анны), как «Царственная скорбь» или даже как «Высшее страдание».
Болезненный спазм жевательной мускулатуры.
Герои пьесы С. Беккета «В ожидании Годо».
У. Шекспир. Юлий Цезарь. Пер. П. Козлова.
Перевод В. Брюсова.
Наркотик фенциклидин.
«Любовная песня Дж. Альфреда Пруфрока» Т.С. Элиота.
Глаза доктора Эклбурга в романе Ф.С. Фицджеральда «Великий Гэтсби» — это заброшенный рекламный щит с изображением огромных глаз — рекламой врача-окулиста. Глядя на эти глаза, герой романа проникается убеждением, что «Господь все видит», и решает убить Гэтсби.
Герой романа Дж. Сэлинджера «Над пропастью во ржи».
Отрывок из стихотворения У. Стивенса «Тринадцать способов увидеть черного дрозда».
Прием Геймлиха (резкое нажатие под диафрагму) применяется для удаления инородных тел из верхних дыхательных путей.
Ознакомительная версия.
