Обсуждение длилось еще минут пятнадцать, затем Рита побарабанила пальцами по столу.
— Довольно, я думаю, — объявила она. — Разминка окончена. Начинается настоящая работа.
В гуще серьезных забот произошла небольшая буря. В интересах дела Гарри Партридж решил подробно расспросить обо всем Кроуфорда Слоуна. Партридж рассчитывал, что Слоун, как это часто бывает в сложных ситуациях, знает больше, чем ему кажется, и что с помощью умело сформулированных, целенаправленных вопросов можно вытащить на свет новые факты. Слоун уже дал согласие на разговор.
Когда в комнате для заседаний Партридж напомнил Слоуну об их договоренности, неожиданно у них за спиной кто-то произнес:
— Если не возражаете, я бы тоже посидел и послушал. Может, что-то узнаю.
Опешив, они обернулись. Перед ними стоял Отис Хэвелок, который вошел, когда собрание уже закончилось.
— Раз уж вы спросили, — сказал Партридж, — то я возражаю.
— Вы, случайно, не мистер ФБР? — спросила Рита Хэвелока.
— Это вы по аналогии с мисс Америкой? — дружелюбно отозвался тот. — Вряд ли мои коллеги с этим согласятся.
— Если говорить серьезно, — сказала Рита, — вы вообще не имеете права здесь находиться. Сюда запрещено входить кому бы то ни было, кроме членов группы.
Хэвелока это заявление, казалось, озадачило.
— В мои обязанности входит охранять мистера Слоуна. А кроме того, речь ведь идет о похищении. Не так ли?
— Да.
— В таком случае мы решаем общую задачу — ищем семью мистера Слоуна. Поэтому все, что вы обнаружите, все, что заносится туда, — он указал на доски, — в ФБР тоже должны знать.
Все присутствующие, в том числе Лэсли Чиппингем, умолкли.
— Тогда, — сказала Рита, — давайте установим обратную связь. Могу я прямо сейчас послать корреспондента в нью-йоркское отделение ФБР, чтобы его ознакомили со всеми поступившими туда донесениями?
Хэвелок помотал головой:
— Боюсь, это невозможно. Некоторые донесения секретны.
— Вот видите!
— Слушайте, ребята. — Хэвелок чувствовал, что обстановка накаляется, и старался говорить сдержанно. — Вы, наверное, не до конца отдаете себе отчет в том, что мы имеем дело с преступлением. И каждый, кому что-либо известно, по закону обязан тотчас сообщить об этом ФБР. В противном случае он нарушает закон.
Рита, которой частенько изменяла выдержка, возмутилась:
— Помилуйте, мы же не дети! Мы постоянно проводим расследования и знаем правила игры.
— Хочу заметить, мистер Хэвелок, — вставил Партридж, — что мне неоднократно доводилось работать в тесном контакте с ФБР — ваши люди славятся тем, что принимают любую информацию, а взамен не дают никакой.
— ФБР не обязано ничего давать взамен, — рявкнул Хэвелок. От его прежней сдержанности не осталось и следа. — Мы правительственная организация, за нами стоят президент и конгресс. Вы же сейчас пытаетесь создать нам конкуренцию. Так вот, позвольте вам сообщить, что если кто-нибудь вздумает препятствовать официальному расследованию, скрывая информацию, ему будут предъявлены серьезные обвинения.
Чиппингем решил, что пора вмешаться.
— Мистер Хэвелок, — сказал шеф Отдела новостей, — уверяю вас, мы не нарушители закона. Однако мы вольны проводить расследование так, как считаем нужным, и иногда нам это удается лучше, чем тем, кто, по вашим словам, занимается “расследованием официальным”. Речь идет о так называемой “привилегии журналиста”. Я допускаю, что здесь существуют некоторые нюансы, но ни в коем случае нельзя забывать о праве корреспондентов вести расследование, держа в тайне источники информации, — раскрыть их может заставить только суд. Так что ваше требование прямого и абсолютного доступа к любой поступающей информации есть не что иное, как посягательство на нашу свободу. Посему должен вам сказать, хоть мы и рады видеть вас здесь, есть предел для вашего доступа — черта, переступать которую вы не имеете права, она — вон там. — И он указал на дверь комнаты для совещаний.
— Будь по-вашему, сэр, — сказал Хэвелок, — однако я не уверен, что дело обстоит именно так, и надеюсь, вы не будете возражать, если я доведу это до сведения Бюро.
— Ничуть. Я не сомневаюсь, они подтвердят правомочность наших действий.
Однако Чиппингем молчал о том, что Си-би-эй, как любая служба новостей, решает сама, когда и какую информацию раскрывать, даже если ради этого придется погладить ФБР против шерсти. Он знал, что в Отделе новостей это мнение разделяет большинство, что же до возможных последствий, то если их не удастся избежать, Си-би-эй примет удар на себя.
После того как Хэвелок отправился звонить, Чиппингем сказал Рите:
— Свяжись с охраной. Попроси ключи от всех наших комнат и запирай их.
Уединившись в кабинете и включив магнитофон, Партридж и Слоун повели разговор. Партридж задавал старые вопросы, добиваясь большей конкретики, но ничего нового так и не выяснил. Наконец он спросил:
— Кроуф, может быть, краем сознания или даже подсознания ты ухватил какую-то деталь, которая вызывает смутные ассоциации со случившимся? Это может быть любой пустяк, который вызвал у тебя недоумение, а в следующую секунду ты о нем уже забыл.
— Ты вчера меня об этом спрашивал, — задумчиво ответил Слоун.
За минувшие двадцать четыре часа его отношение к Партриджу заметно изменилось. Слоун стал дружелюбнее. Более того, он стал доверять Партриджу и даже полагаться на него, как никогда прежде. Теперь он испытывал к Гарри Партриджу необъяснимое чувство благоговения, словно видел в нем главную надежду на возвращение Джессики, Никки и своего отца.
— Я знаю, что спрашивал, — сказал Партридж, — и ты обещал подумать.
— Что ж, я думал над этим вчера вечером и, кажется, кое-что надумал, хотя это не более чем смутное ощущение — никакой уверенности у меня нет. — Слоун с трудом подбирал слова, он всегда испытывал дискомфорт, когда имел дело с сырыми, неотшлифованными идеями.
— Все равно говори, — не отступался Партридж.
— До того как это случилось, у меня было такое чувство, словно за мной следят. Разумеется, это могло прийти мне в голову уже после того, как я узнал, что за домом велось наблюдение…
— Не будем отвлекаться. Значит, ты думаешь, за тобой следили. Где и когда?
— В том-то и беда. Все покрыто таким туманом, что вполне может быть игрой воображения, спровоцированной чувством долга: мол, я обязан что-то вспомнить.
— Ты думаешь, это плод воображения?
Слоун колебался.
— Нет, не думаю.
— Можешь поподробнее?
— Сдается мне, что время от времени, когда я возвращался домой, за мной был “хвост”. У меня также есть ощущение, очень расплывчатое, что кто-то наблюдал за мной здесь, на телестанции Си-би-эй, кто-то чужой.
— Как долго?
— Примерно с месяц. — Слоун развел руками. — Я вовсе не уверен, что не фантазирую. Но какое это имеет значение?
— Не знаю, — ответил Партридж. — Но я должен обсудить это с остальными.
Партридж отпечатал на машинке краткое содержание беседы со Слоуном и прикрепил листок кнопкой к доске “Разное” в комнате для совещаний. Вернувшись в свой кабинет, он приступил к тому, что журналисты называют “обзвоном”.
Он открыл свою синюю записную книжку — перечень знакомых, разбросанных по всему миру; в свое время эти люди ему помогли и могли помочь вновь. Здесь же были фамилии тех, кому он, в свою очередь, оказал услугу, предоставив нужную информацию. В телебизнесе часто приходится иметь дело с приходом и расходом, как, например, теперь. Помогало еще и то, что большинству людей льстило, когда они могли оказать услугу телевидению.
Накануне вечером Партридж перелистал синюю книжку и составил список людей, которым следовало позвонить. Тут были сотрудники министерства юстиции, Белого дома, государственного департамента, ЦРУ, иммиграционной службы, конгресса, нескольких иностранных посольств, полицейского управления Нью-Йорка, королевской канадской конной полиции в Оттаве, мексиканской уголовной полиции, автор детективов из реальной жизни и адвокат, ведущий дела организованной преступности.
Говорил Партридж осторожно и начинал так: “Привет, это Гарри Партридж. Давненько мы с вами не общались. Звоню узнать, как жизнь”. В беседу на личные темы вплетались расспросы о женах или мужьях, любовниках или любовницах, детях — их имена тоже были у Партриджа записаны, — затем она плавно перетекала к насущной проблеме. “Я работаю сейчас над похищением Слоунов. Может быть, до вас доходили какие-нибудь слухи или есть свои соображения?” Иногда вопросы носили более конкретный характер. Вы не слышали никаких предположений относительно того, кто за этим стоит? А что, если к этому приложили руку террористы, если да, то из какой страны? Не доходили ли до вас какие-нибудь слухи, пусть даже самые невероятные? Пожалуйста, постарайтесь разузнать, что да как, и, если удастся что-нибудь выяснить, позвоните.
