Гоголю казалось, что путь в Кливленд был ужасно долгим, но обратный перелет проходит слишком быстро. Перед самой посадкой он пробирается в туалет, и его рвет в раковину. Ополоснув лицо, он бросает на себя взгляд в тусклое зеркало туалета, — подбородок зарос щетиной, а в остальном его лицо совершенно не изменилось. В голове проносится детское воспоминание: отец с безумным, перекошенным от горя лицом бреет голову одноразовой бритвой, а мать кричит в голос, пытаясь его остановить. В тот день отец порезал себе кожу во многих местах, после, этого целый месяц ему пришлось ходить в панаме, чтобы скрыть шрамы. «Пожалуйста, не надо», — повторяла мать, плача, но отец заперся в ванной и через полчаса вышел оттуда совсем другой — маленький, лысый, синеватый. Только много лет спустя Гоголь понял смысл отцовских действий: бенгальцы бреют головы в знак траура по своим родителям, в этом, по древнему обычаю, заключается их сыновний долг. Но в то время Гоголь был слишком мал, чтобы это понять, — он расхохотался, глядя на голую как колено голову отца, а Соня, совсем еще крошка, заплакала от страха.
В первую неделю после смерти отца они ни на минуту не остаются одни. Сейчас в их доме постоянно находятся десять, иногда двадцать друзей, которые помогают им перенести самые тяжелые дни. Друзья сидят в гостиной, опустив головы, потягивают чай, пытаясь хоть отчасти заменить собой отца, которого они потеряли. Мать смыла с пробора алую краску, сняла с рук обручальные браслеты, которые она носила, не снимая, почти тридцать лет. Каждый день приходят десятки открыток, букетов, венков, которые посылают знакомые и коллеги отца. Звонки поступают со всех сторон — звонят университетские профессора, женщины, работающие с Ашимой в библиотеке, соседи, что раньше ограничивались лишь кивком головы при встрече на улице. Все знакомые, чьи адреса скопились в телефонных книжках матери, задают один и тот же вопрос: как это произошло? Разве он болел? Нет, отвечают они терпеливо, он не болел, это произошло совершенно неожиданно. О, какая ирония судьбы: бросить все, уехать в чужую страну в поисках лучшей жизни, чтобы там отдать свою! Уши у них болят от постоянных разговоров, голоса становятся хриплыми. В местной газете появляется короткий некролог, в нем написано, что дети усопшего, Гоголь и Соня, ходили в местную школу. По ночам они звонят родственникам в Индию — в первый раз в жизни они сами становятся вестниками смерти.
В течение десяти дней после кончины отца Ашима, Гоголь и Соня соблюдают траурный пост, не едят ни мяса, ни рыбы — только рис и дал, овощи. Гоголь вспоминает, что он уже не раз проходил эту процедуру, когда умирали его дедушки и бабушки. Однажды мать даже накричала на него — в тот день он забылся и съел в школе гамбургер. Он помнит, как его отец неделями не произносил ни слова — неподвижно сидел за столом, глядя прямо перед собой. Он помнит, в какой тишине проходили те ужины, мать не разрешала им включать телевизор, слушать плеер. Тогда традиционные траурные обряды казались Гоголю откровенной глупостью и раздражали его безмерно, он не мог понять, почему он должен скорбеть о людях, которых он видел лишь несколько раз в жизни. Но сейчас, когда ровно в шесть тридцать вечера они садятся втроем за кухонный стол, оставляя отцовский стул пустым, постные, несоленые блюда и простая вода в стаканах приобретают для Гоголя наиважнейшее значение. В течение десяти дней траура они спешат на кухню, чтобы побыть втроем, ведь эти ужины — единственное, что хоть отчасти придает смысл их существованию: звук тарелок, вынимаемых из буфета, тихий гул микроволновки, плеск воды — только это и остается в памяти у Гоголя и Сони. Все остальное время они проводят с гостями, объясняют, рассказывают, вспоминают, стараясь, чтобы их голоса при этом не дрожали. И только когда они закрывают дверь, отгораживаются от остального мира на пустой кухне и смотрят друг другу в глаза, их горе немного ослабевает. И сердце перестает так сильно ныть, голова проясняется, как будто отец поддерживает их, передавая им свою энергию и оптимизм через простой несоленый рис с овощами.
На одиннадцатый день мать объявляет, что траур закончен. По традиции в этот день все друзья должны в последний раз собраться у них в доме и почтить память умершего. Эта церемония проходит в углу гостиной. Гоголя просят сесть перед портретом покойного, пока священник читает молитвы на санскрите. Внезапно выяснилось, что у них нет ни одной приличной фотографии отца, ведь фотографировал-то всегда он! Они отыскали лишь один снимок отца с матерью десятилетней давности, ничего не поделаешь, приходится вырезать его лицо, и Соня срочно отдала его на увеличение. Мать готовит изысканную трапезу, все блюда, которые любил отец, рыбу в кляре и тушеное рагу из баранины с большим количеством картошки и свежими листочками кориандра. Если закрыть глаза, можно представить себе, что это — просто очередная вечеринка, которую родители устраивают для друзей. К вечеру дом наполняется изысканными ароматами, а к семи вечера начинают прибывать гости: все друзья, которых их родители приобрели в течение тридцати лет, приезжают, чтобы почтить память отца. Машины с номерами шести штатов выстраиваются в ряд вдоль Пембертон-роуд, занимая ее всю, от одного конца до другого.
Из Нью-Йорка приезжает Максин, привозит Гоголю его одежду и вещи, которые он хранил у нее дома: ноутбук, бритву, зубную щетку. Начальство разрешило Гоголю взять месяц отпуска для улаживания семейных дел. Гоголю странно видеть Максин в его доме, знакомить ее с Соней. В этот раз ему все равно, как она воспримет гору обуви в прихожей. Он видит, что она чувствует себя лишней, но не делает ничего, чтобы избавить ее от чувства неловкости. Он не знакомит ее с гостями, не переводит ей то, что они говорят. Максин шепчет его матери: «Мои соболезнования!» — но он понимает, что для нее эта смерть не имеет никакого значения.
— Слушай, Ник, ты же не можешь поселиться с мамой навечно, — говорит она ему, когда они на минутку поднимаются в его комнату и садятся на диван. — Ты сам это понимаешь… — Она нежно, тихо проводит рукой по его щеке.
Он смотрит ей в глаза, потом берет ее руку и кладет обратно ей на колено.
— Никхил, я так соскучилась по тебе.
Он кивает.
— А что с Новым годом?
— Что с Новым годом?
— Как ты думаешь, ты сможешь выбраться в Нью-Гэмпшир? — Они договаривались, что Максин заберет его после Рождества и они встретят Новый год вдвоем. Максин собиралась научить его ходить на лыжах.
— Вряд ли, — наконец произносит Гоголь.
— Тебе это пошло бы на пользу, — говорит Макс, отодвигаясь от него и наклоняя голову. Она неодобрительно оглядывает его комнату. — Тебе надо уехать от всего этого!
— А я не хочу уезжать от всего этого.
В следующие недели, пока город прихорашивается к Рождеству, а соседи вешают себе на двери венки и укрепляют в окнах разноцветные гирлянды, каждый из оставшихся членов семьи принимает на себя часть обязанностей, которые раньше выполнял Ашок. Ашима по утрам достает из ящика почту, Соня едет в супермаркет за покупками, Гоголь разбирается со счетами и расчищает от снега подъезд к дому. Полученные поздравительные открытки Ашима бросает, не распечатывая, в мусорную корзину вместо того, чтобы, как обычно, расставлять их на каминной полке.
Гоголь и представить себе не мог, что смерть — такое хлопотное дело: Ашима проводит целые дни в переговорах с телефонной компанией, с банками и различными службами, ведь надо поменять имя владельца практически на всех документах на собственность, вступить в наследство, переоформить банковские вклады. Пройдут годы, прежде чем она перестанет получать почту, адресованную ее мужу. А Гоголь, не в силах выносить атмосферу безнадежной тоски, царящую в доме, по вечерам отправляется на пробежку, а иногда берет машину и едет к университету, ведь именно здесь в течение двадцати пяти лет был мир его отца. Он бежит но живописным дорожкам мимо елок и сосен, мимо учебных корпусов и зданий студенческих общежитий. Через какое-то время наступает пора ответных визитов друзьям, и они начинают выезжать в гости по воскресеньям. Гоголь ведет машину в одну сторону, Соня в другую, Ашима молча сидит на заднем сиденье. В гостях у друзей мать пересказывает историю о том, как она звонила в больницу.
— Он поехал туда, потому что у него заболел желудок, — повторяет она, описывая тот день в малейших деталях, и розовые блики на небе, и новогодние открытки со слоном, и остывшую чашку чая на столе.
Мать говорит спокойным, монотонным голосом, одними и теми же словами, но у Гоголя разрывается сердце, он не в состоянии снова и снова переживать эту смерть. Друзья советуют Ашиме на время съездить в Индию, повидать брата и другую родню, но в первый раз в жизни Ашима отказывается от поездки в Калькутту, она не хочет покидать страну, в которой жил и умер ее муж. По крайней мере, сейчас.
