— Это правда?
Жак понял, что он имел в виду, и кивнул несколько раз подряд, охваченный бесконечной жалостью. Да, это было правдой.
***
Оливье попытался найти спасение в бессознательности и горячке, но даже в этом состоянии он постоянно сталкивался с невыносимой правдой в преувеличенном, уродливом виде. Несколько дней и ночей он боролся с этой правдой.
На Катманду непрерывно лил дождь, затоплявший и промывавший город. Его обитатели открыли для себя зонтик одновременно с колесом. На улицах города над реками желтой грязи возникли реки черных зонтиков. Дети голышом носились под дождем с криками и смехом; они поднимали лица к небу и жадно пили благотворную влагу. Коровы, собаки, все животные купались в потоках, вылизывали себя, терлись боками о статуи богов. Множество воронов с оперением табачного цвета собралось на крыше большого храма, и дождевая вода стекала по их перьям, не смачивая их. Они хором каркали, выражая таким образом радость и удовольствие. Дождь омывал лики бесчисленных божеств, удаляя с них краску. Скоро они будут выглядеть как новые и будут готовы к новым приношениям. В плодородной земле долины набухали зерна и проклевывались молодые побеги.
Когда Оливье исчерпал все силы, он стал спать спокойно. Он перестал бороться с очевидным и принял истину как данное. Температура у него спала, раны затянулись. Выступавшие под кожей кости скрылись под наросшими мышцами. Он даже смог время от времени беседовать с отцом, навещавшим его утром и вечером, но никогда не возвращался к событиям той трагической ночи. В его глазах что-то бесповоротно угасло. Сейчас они походили на драгоценный жемчуг, который долгое время никто не носил. Про такой жемчуг говорят, что он умер.
Как только состояние Оливье позволило, Жак перевез его в свою квартиру на втором этаже старинного дома. Перед этим он нанял рабочих, которые вставили стекла, постелили в комнатах ковры, развесили на стенах охотничьи трофеи и замечательные картины старых местных мастеров, изображавших похождения непальских богов. Кровати были изготовлены по местному обычаю, то есть матрацы лежали прямо на полу, на тигровых шкурах, простыни были из индийского шелка, а покрывала из тибетской шерсти. Непалец с постоянной улыбкой на лице занимался кухней на плите, топившейся дровами.
На третий день после переезда Оливье смог встать, но не только не вышел на улицу, но даже не стал подходить к окну. Весь день он просидел в кресле, слушая неумолкающий шум дождя и непрерывные раскаты грома в отдалении, с трудом пробивавшиеся к земле через стену дождевых струй.
Вернувшемуся вечером отцу Оливье сказал, что хочет как можно скорее уехать. Жак попытался удержать его, потому что Оливье был еще слишком слаб, но тот стоял на своем.
Они сидели перед камином, в котором горели поленья из какого-то дерева с ароматной древесиной. За их спинами молчаливый босоногий слуга-непалец расставлял на столе глиняные горшочки с мясом, долго томившимся на медленном огне.
Жак рассказал Оливье все, что произошло после того, как он упал на колени перед лежавшим на полу Тедом со свернутой набок головой и разорванной пулями спиной. Ивонн удалось без труда доказать, благодаря шкатулке с наркотиком и шприцу, а также исследованию тела Джейн, что Тед обманом одурманил ее, прежде чем надругался над ней.
— Прости меня, я не должен был говорить тебе об этом, но ты и так представляешь себе случившееся. Полицейские поняли, что ты действовал, восстанавливая справедливость и что Ивонн выстрелила в Теда в тот момент, когда он хотел убить тебя. Виноватых здесь не было. Точнее, виновником стал убитый. Но криминальные истории с европейцами давно стали раздражать местные власти; они не хотят, чтобы мы улаживали таким образом свои дела. Поэтому они сразу же выслали Ивонн из Непала. У бедняги даже не зажил лоб, рассеченный прикладом. А тебя они тоже хотели выслать, как только ты будешь в состоянии вынести путешествие. К счастью, мне удалось убедить хороших знакомых из полиции изменить это решение. Это удалось мне не сразу, и не столько из-за Теда, сколько из-за коровы. Тебе сильно повезло, что она осталась в живых после столкновения с мотоциклом. В конце концов мне сказали, что ты можешь остаться. Кстати, я теперь являюсь единственным владельцем фирмы. Когда я открыл сейф, он оказался набит долларами. Похоже, мерзавец торговал не только статуями. Он наверняка имел дело с героином. Ты останешься со мной, и мы вместе развернем потрясающее дело. Тед был никуда не годным менеджером, у него не хватало размаха. Конечно, Ивонн ждет меня во Франции, на своем свекольном поле. Но у нас с ней не было ничего серьезного. Признаюсь, я люблю ее, но уезжать отсюда. Ты понимаешь меня? Чтобы я стал заниматься свеклой! У нее все сложилась очень удачно, она увезла с собой все драгоценности, их набралось полный чемодан. Угадай, где я нашел шифр для сейфа? В записной книжке Теда! На букву «с», на слово «сейф». Он оказался не таким уж хитрецом. А Ивонн быстро утешится, она еще неплохо сохранилась. Но между нами не было ничего серьезного. Просто мне нужен был товарищ, близкое существо. Ну как, ты согласен? Будешь работать со мной?
Жак говорил без остановки. Сначала Оливье смотрел на отца, потом отвернулся и уставился на огонь в камине. Слова сливались для него с шумом дождя и раскатами грома, и все эти звуки не имели никакого значения, они были бессмысленными и бесполезными.
Когда Жак остановился, чтобы перевести дух, Оливье негромко спросил:
— Джейн. Что они с ней сделали?
Жак, собиравшийся продолжить изложение своих планов, замолчал. Он понял, что все сказанное им было сказано напрасно. Через несколько мгновений он пробормотал:
— Ее сожгли.
В камине затрещало полено, выбросив фонтан искр. Оливье вспомнил Свена, лежащего не костре, Джейн, свернувшуюся калачиком в нескольких шагах от огня, и бродягу, прошедшего через два мира.
Никто никогда никому не помогает.
Никто.
Он повернулся к отцу, бросив на него взгляд, как будто вернувшийся к нему с детских лет.
— Что это может значить? Все это? Почему? Зачем мы живем?
Ведь отец должен знать ответ на любой вопрос. Но на эти вопросы Жак не смог ответить. Он только пожал плечами и тяжело вздохнул.
***
Вся долина Ганга была под водой. После шестимесячной засухи свирепый муссон раскрыл над страной небесные шлюзы. Вода заливала деревни, одну за другой; прежде всего тонули домашние животные, потом вода размывала глинобитные стены хижин, и те рушились, и тогда тонули крестьяне, обезьяны и куры, пытавшиеся найти убежище на крышах. Вода уносила в желтых водоворотах трупы людей и животных вместе с вырванными с корнем деревьями и разным мусором. Грифы-падальщики, усеявшие, подобно черным плодам, редкие выступавшие над водой деревья, время от времени садились на проплывавшую мимо тушу и терзали ее, поспешно взлетая, если она переворачивалась.
Оливье шагал под дождем по залитой водой тропе. Он вылетал из Катманду с билетом до Парижа. При прощании отец напомнил ему, что в университете скоро начнутся занятия и он должен продолжить учебу. Было бы ошибкой оставить университет; он может считать, что всего лишь провел довольно бурные летние каникулы. Но эта шутка смутила самого Жака. После непродолжительного молчания он спросил с тревогой:
— Мы еще увидимся?
Оливье едва заметно усмехнулся.
— Конечно.
Но ни тот, ни другой не были уверены, что так оно и будет.
Оливье отказался от денег, которые хотел дать ему отец. Жак сказал:
— Ты приехал сюда, чтобы потребовать у меня тридцать миллионов, а сейчас отказываешься, потому что я могу предложить тебе только три?
Оливье промолчал. Жак сунул деньги в карман, пообещав отправить их Мартин, матери, Ивонн, кому угодно. Не вызывало сомнения, что очень скоро он снова окажется без гроша в кармане. И тогда он отправится искать новые ничего не дающие ему приключения. Или, может быть, займется свеклой. Несмотря на хорошо сохранившуюся внешность, он был уже не молод, и знал это.
Оливье взял у отца деньги на билет до Парижа, а также небольшую сумму на дорогу. Он не хотел отказываться и спорить. Да и что он мог сказать отцу? Только то, что тот и сам знал. Ему казалось, что слова превратились в пустые фальшивые звуки. Ни одно из них не сохранило свой первоначальный подлинный смысл.
Но когда отец в последний раз обнял его в аэропорту, он уже знал, что не доберется до Парижа.
Когда самолет совершил посадку в Дели, он вышел под дождь из здания аэропорта. Наняв джип, он сумел объяснить водителю, что ему нужно в Талнах. Тот не представлял, где находится эта деревня. Тем не менее он отправился в путь. Ему пришлось то и дело останавливаться, чтобы расспросить о дороге полицейского, бродячего торговца или портье из отеля. Никто даже не слышал названия деревни. Наконец он кое-что разузнал на автовокзале. Полученные сведения напугали его; он попытался объяснить Оливье, что деревня расположена на равнине, затопленной паводком, и проехать туда невозможно. Оливье не понял, что говорит ему шофер, и решил, что тот требует еще денег. И он отдал ему все, что у него было с собой. Шофер поблагодарил Оливье, сложив на груди руки лодочкой, сел за руль и двинулся в путь. Дождь обрушивался на кузов с барабанным грохотом; вода проникала внутрь через самые незаметные щели. Таким образом, дождь господствовал как снаружи, так и внутри джипа. После многих часов пути они остановились на краю бескрайнего водного пространства. Только насыпь, по которой проходила дорога, еще едва выступала над водой. Слева, справа, спереди и сверху, до самых туч, простирался мир воды. Шофер продолжал продвигаться вперед до тех пор, пока дорога не исчезла под водой. Он отказался ехать дальше. Оливье вылез из джипа и двинулся дальше пешком. Водитель некоторое время смотрел ему вслед, пока он не скрылся за завесой дождя. Потом тронулся в обратный путь, двигаясь задним ходом, потому что на узкой полоске дороги не мог развернуться.
