Едут полицейские автозаки, рядом идут люди и кричат: «Долой полицейское государство!».
Прямо над нами гудит вертолет. Романтично.
Садовое кольцо перекрывают солдаты внутренних войск. В оцеплении я вижу красивую девушку, почти модель. В числе аксессуаров черная каска с забралом, жилет и дубинка.
Солдатам срочной службы в оцеплении то хлопают и кричат «Полиция с народом!», то освистывают: «Вы не спасете президента!». Огромное количество людей их снимает. Ребята молчат и смотрят в землю. Лица смущенные.
На вопрос: «Вам не стыдно?» Полицейские отвечают, потупив глаза: «Так мы на службе».
Одна из колонн несет икону с Богородицей в балаклаве. Говорят, что икона чудотворная: все кто прикладывается к ней либо уже арестованы, либо будут арестованы. Люди подходят и прикладываются.
Националисты скандируют «Москва без чурок»
В толпе появляется провокатор с американским флагом. Флаг вырывают, а сам человек заявляет что будет разговаривать только с журналистами.
Улицы были огорожены со всех сторон. В каждом переулке дежурят автозаки. Проходя мимо каждого оцепления, люди скандируют: «Полиция с народом!»
Женщина с белой лентой спрашивает:
— Куда бы ленточку привязать?
Ей отвечают: — К автозаку привяжешь
«Слава предкам, слава роду, слава русскому народу!» — скандирует колонна под имперскими флагами. В первом ряду идет трогательная сухощавая старушка — ее голова едва возвышается над растяжкой-транспарантом, а за спиной у нее — плотные парни: некоторые в медицинских масках, пара — в черных шлемах с прорезями для глаз, полностью закрывающих лицо.
Стоит цепь солдат в полевой форме в стиле «НАТО» - парни с армейскими рациями за спиной, огромные ящики с антенной метра два. Через каждые двадцать человек. В кевларовых касках и бронежилетах.
Люди идут с транспарантами, некоторые держат в руках белые цветы. Они идут, взявшись за руки. Внезапно возникает драка, мужчина пытается сорвать транспарант. Его быстро схватывают. И почему-то толпа начинает плавное движение вправо.
Я вижу, как пара военных вертолетов очень низко, плавно, медленно и бесшумно перемещается наискосок в сторону центра города. Мне кажется, что эти подробности очень важны.
- Молодой человек, вы у здания Следственного Комитета не были? – внезапно, за рукав меня ловит женщина в сером платье. – Там, говорят, бомба взорвалась.
Я инстинктивно вырываю руку, недоуменно смотря на женщину. Та отшатнулась, затравлено оглядывается, и начинает пробираться в обратном направлении, против «течения» толпы. Большинство молодежи, среди них попадались взрослые, целенаправленно выходят на проезжую часть. Автомобилисты, запертые в своих машинах, истерично сигналят. Толпа на дороге воспринимает сигналы, как команду к действию.
- Москва для москвичей! – кричит кто-то, и слова эти, едва различимые, теряются в уличном шуме. Уже через секунду их подхватили сотки глоток. – Москва для москвичей!
Я смотрю и ничего не понимаю.
Меня толкают. Я краем глаза замечаю, как движутся по улице люди в серой форме. Полицейских в какой-то момент вокруг их становится раза в три больше.
Колонна анархистов с трех сторон увешана баташерами с изображениями Нестора Махно и сидящих в тюрьме активистов движения. Несколько участников шествия закрывают лица платками.
— Алексей, давай заряжай уже! — кричит кто-то человеку в шортах и с мегафоном.
— Absolution! — кричит он, и колонна подхватывает: "Revolution!".
Вместе с лозунгами "Капитализм — дерьмо!" и "Революция!" в тройке самых популярных призыв освободить политзаключенных.
Большая часть маршрута шествия оцеплена полицией и огорожена металлическим забором. Полицейские безучастно смотрят на демонстрантов. Многие поворачиваются к акции спиной.
- Друг, есть сигарета?" — спрашивает рядовой из оцепления одного из демонстрантов. Тот достает сигарету и пытается отдать ее полицейскому.
- А можешь две? Только осторожно, чтобы никто не видел.
Пока участник шествия соображает, что ему нужно делать, рядовой замечает начальника.
- Стой, взводный идет. Ладно, друг, не надо, давай потом.
- Как в тюрьме прямо, — восхищается его сосед-полицейский.
Весь проспект забит людьми, держащими транспаранты и плакаты: «Мы против коррупции», «Будущее за молодыми», «Честная молодежь взяток не дает».
- Скажем дружно, всей страной — иммигрант, пора домой! — выходя на площадь, националисты подхватывают новую кричалку.
«Родись на Руси, живи на Руси, умри за Русь» — так написано на бело-черно-желтом флаге, который держит брюнетка с длинными распущенными волосами в джинсах и серой ветровке.
Чем ближе к месту митинга, тем мощнее полицейские.
Замечаю один водомет. Из "Макдоналдса" выходят многочисленные полицейские с пакетами еды.
На площади Революции раздают белые ленточки, все кто без, говорят организаторы, провокатор и враг. В небе очень низко летает вертолет, легко можно рассмотреть надпись: «Полиция».
Я не могу дозвониться до Ани. Очень плохая связь.
Полиция доброжелательна. Окна автозаков завешены и закрашены, но ощущение, что количество задержанных минимально, поскольку все сиденья, которые я вижу за занавесками, пусты.
Меня с потоком людей снесло на площадь Революции к памятнику Карлу Марксу, оцепление полиции замкнулось практически за спиной. Тех, кто напирал сзади, резко отсекли от основной толпы, направив ее в сторону метро. Некоторые из опоздавших людей сразу разворачивались и уходили, повинуясь приказу, однако большинство осталось на месте, пытаясь пробраться за ограждения.
Вроде и не всех пропускают на площадь, но народ просачивается вдоль стены жилого дома. Оказывается все просто. Майор в полицейской форме ходит вдоль барьеров и громко объявляет, что проход закрыт, а подчиненный ему сержант пропускает практически всех, кто подходит к углу около дома и при этом заговорщически предупреждает:
- Не все сразу. Проходит один человек с интервалом в одну минуту.
Но интервал этот, естественно, не соблюдается — проходят чаще. Майор же и другие полицейские, стоящие у барьеров, делают вид, что не видят всего происходящего.
35
Люди за ограждением могут участвовать в митинге: кричать им никто не запрещает. А кричит толпа неслаженно. Я не понимаю, кто начинает скандировать тот или иной лозунг, есть ли на митинге заводилы.
Митинг собирали в центре города и в час пик. Полицейские не в состоянии точно отличить, кто участвует в акции, а кто проходит мимо.
Проходивший мимо мужчина средних лет со стрижкой «ежик» приостанавливается ровно настолько, чтобы успеть пробормотать мне:
— Вот ведь ненормальные! И вы тоже, раз стоите здесь и смотрите!
В наши дни все критикуют.
- Это наш город! Это наш город! – нестройно и разрозненно разносится над головами людей.
Если разобраться, какой в этом смысл? Как они могут победить?
С самого начала в этом нет никакого смысла. Поэтому мне становится смешно. Я даже чувствую облегчение.
Чуть поодаль от собравшихся ходит молодой человек. Я его спрашиваю, почему он не присоединяется к собравшимся, он отвечает, что у него немного другие взгляды. Какие именно, не объясняет.
Полицейские обыскивают людей около металлоискателей. За проверкой наблюдает ротвейлер в наморднике. Его хозяин, рядовой-кинолог, тоскливо смотрит в сторону. Граждане объясняют полицейским, как они не правы. Полицейские молчат. Обычная история.
Много белых шаров, белых флагов.
Я рассматриваю собравшихся. Выступавший на сцене чего-то мямлит – видимо не выучил текст. Но люди орут и поддерживают. Наконец он осмелевает, страх аудитории проходит и он говорит бодрее. Народ кричит не по режиссёрской указке, а сам добровольно. Иду посмотреть вперед, но там не протиснуться.
Я выбираю место наблюдения рядом с трибуной недалеко от прессы – между группой руководителей оппозиции и митингующими, разделенными двумя рядами железных ограждений. Полиции много, но никто не вмешивается в происходящее. Порядок поддерживают люди с бейджиками от организаторов митинга. Я думал, что отсутствие на моей одежде белой ленточки будет воспринято если не агрессивно, то с некоторым неудовольствием, но недоброжелательства я не замечаю.
Агрессии в толпе нет. Полицейские - тоже расслабленные. В оцеплении - сначала тощие и очень мелкие срочники, а во втором ряду - здоровенные ОМОНовцы.
Человек на трибуне говорит в микрофон:
- Меня беспокоит больше всего наше чиновничество. Оно жадное, ленивое и лживое, не хочет ничего знать, кроме служения собственным интересам. Ненавидящее людей. Оно, как ненасытный крокодил, проглатывает любые законы, любые инициативы людей, оно ненавидит свободу человека. Поэтому я уверен: если у нас и произойдет поворот к тоталитаризму, произволу, то локомотивом будет чиновничество. Распустившееся донельзя, жадное, наглое, некомпетентное, безграмотное сборище хамов, ненавидящих людей. Пора сбросить оцепенение. У нас есть голос и силы. Люди с чувством собственного достоинства должны чувствовать свою солидарность. Самое мощное оружие, которое есть у нас - чувство собственного достоинства. Его нельзя снимать и надевать как бархатный пиджачок.
