Первый роман АТ, вышедший сразу после путча, вызвал весьма вялый интерес и едва окупил расходы. "Плохо берут",- вздыхали продавщицы, когда АТ осведомлялся об успехе своего творения, которое даже я, при всем сочувствии к автору, едва дочитал до конца.
Этот провал сначала порядком подкосил моего бедного друга, всегда мечтавшего жить творческим трудом, тем более что разбитной издатель уверял его, что книга произведет фурор среди читателей и критиков. Возможно, он просто опоздал и публикация совпала во времени с неуловимым поворотом, когда словно волшебной палочкой махнул Господь Бог и скромные томики литературы разоблачительной, классической, модернистской – словом, любой -в одночасье сменились на книжных развалах попугайскими обложками американских детективов и любовных романов.
Между тем начиная с декабря АТ, вернувшись с работы (по большей части он проводил свои дни на стройплощадке или в конструкторском бюро) и переодевшись в подбитый ватой таджикский халат, привезенный из случайной командировки, все чаще склонялся в дальней комнате над своим "Макинтошем". Вместо писка экзотерической программы оттуда доносились лишь приглушенные удары клавиш да распространялся жирный запах горящего парафина от двух незатейливых свечек, вставленных вначале в пробки от советского шампанского, а потом – в случайные алюминиевые подсвечники, отделанные под бронзу. В первые недели он нередко хохотал за работой,а потом, прошлепав в разношенных фетровых тапочках на кухню, неторопливо заваривал чай и порою просил меня разъяснить ему значение того или иного финансового термина. Потом смех прекратился. Написанное не распечатывалось, во всяком случае, при мне. На диске сохранились, как я уже говорил, только две повести – упоминавшийся "Иван Безуглов" да "Портрет художника в юности", сочинение с беззастенчиво сворованным названием. О причинах воровства теперь спросить уже некого.
Пристроить две повести в печать Алексей не успел, но я это сделал за него. Небольшим тиражом, под тем же среднеазиатским псевдонимом, что и "Плато",- за собственные, сравнительно немаленькие деньги плюс помощь Катерины, то есть косвенно -доцента Пешкина. Любочка сообщает мне из Москвы, что онипрошли незамеченными, как и большинство появляющихся в печати романов. Ну что ж, видимо, русским не до искусства, и я не берусь их осуждать.
73
Нелегко теперь воскресить чувства, одолевавшие меня в звездный час нашей компании, когда статья о ней появилась в весьма популярном еженедельнике с едва ли не четырехмиллионным тиражом. Сохранившийся у меня номер журнала потрепан, зачитан и похож скорее на историческую реликвию, чем на живое свидетельство сравнительно недавнего прошлого. Журналист (благоразумно скрывшийся под псевдонимом) получил порядочную сумму за то, чтобы воспеть наш триумвират, обходя скользкие темы, и, надо сказать, справился с этой задачей блестяще.
Впрочем, главное чувство я помню – мне было весело и жутко. Со слишком уж невероятной скоростью группа в общем-то частных лиц, включая вашего покорного, ухитрилась взлететь едва ли не на вершину могущества и славы, ту самую высоту, с которой больнее падать. Всегда полагал, что подобные истории происходят только в романах, а если уж случаются в жизни, то с кем-то совсем посторонним. Как-то раз, еще до начала своих вечерних беллетристических занятий, АТ за чаем на кухне вдруг сказал мне, как хорошо бы написать повесть, которая представляла бы собою некий коллективный сон ее героев. Видимо, тогда и возникла у него идея "Ивана Безуглова". Но все последние месяцы существования компании "Канадское золото" меня и так не оставляло сумасшедшее ощущение, что я живу во сне.
"Аурум" – пирамида или прообраз будущей России?" – вопрошала надпись на обложке, как бы вмонтированная в настоящую золотую пирамиду на фоне змеящейся очереди в наш фондовый магазин на Тверской. Эту очередь начинали занимать часов с шести утра, и не без труда приходилось мне, размахивая пропуском, протискиваться через наших вкладчиков, которыеноровили стоять не ровным рядом, как, скажем, в ожидании монреальского автобуса, а сбиваясь в тесную толпу. Дамы в джинсовых костюмах и продавщицы с обильно подведенными глазами, бородатые научные работники и спившегося вида слесари, чиновники с незначительными лицами, школьные учительницы, медсестры, пенсионеры с орденскими планками. Как-то раз я заметил среди них родителей Алексея; потом – его школьную учительницу экзотерики, которая появлялась у нас в квартире, причем однажды отозвала меня на кухню и с неожиданной патетикой попросила "беречь Алексея"; потом встретил кого-то из богемных девиц, бывавших на Савеловском. Всех знакомых я, разумеется, вылавливал из очереди и под ручку отводил в помещение, где за шестью окошками бронированного стекла наши миловидные кассирши продавали и покупали акции. Второе, естественно, случалось реже. Впрочем, третья операция состояла в выплате дивидендов, доходивших в последнее время до восьми процентов в месяц чистыми, то есть с учетом инфляции.
Как мог верить в надежность подобного безумного предприятия такой человек, как Анри Чередниченко, недурно подкованный в экономике и при цифре "8 процентов в месяц", услышь я ее в Канаде, быстро-быстро побежавший бы в противоположную сторону?
Мне останется только развести руками.
Я мог бы прочесть краткую лекцию о российской экономике тех лет, о бешеных банковских процентах по краткосрочным займам, которые, как ни странно, иногда, после завоза партии колготок или тушенки, погашались. Но понятно было, что проценты эти учитывали небывалый риск, когда один добросовестный заемщик фактически расплачивался за прогоравших. Нет, дело обстояло сложнее. В воздухе появился некий вибрион легкого обогащения, которым Россия оказалась заражена едва ли не поголовно. Всякий от души полагал, что если люди в малиновых пиджаках делают миллионы в одночасье, то они вполне могут поделиться с народом, привлекая его сбережения.
Примерно к этому, кстати, сводилась статья в популярном еженедельнике.
Г-н Верлин. Ну, не совсем так. Мы, конечно, занимаемся экспортно-импортными операциями. Алюминий, деловая древесина, удобрения. Однако и я, и мои российские партнеры считаем это направление лишь побочным.
Г-н Безуглов. И не совсем патриотичным. Мы категорически против превращения России в сырьевой придаток развитых стран.
Г-н Зеленов. Наш банк даже не вступил бы в СП "Аурум", если его задача сводилась бы только к получению прибыли.
Г-н Верлин. Основной упор в нашей деятельности мы делаем на развитие производства. Строится завод по изготовлению алхимического золота повышенного качества. Недавно куплено швейное предприятие. Планируются и другие шаги, о которых пока говорить рановато. Но мне хочется воспользоваться этой возможностью, чтобы сообщить нашим вкладчикам: их деньги работают, именно работают на благо экономики, а не, как сейчас модно выражаться, "прокручиваются".
Корреспондент. А что скажет на это автор ваших знаменитых реклам? Как сочетается столь высокое искусство, как экзотерика, со столь низменным жанром?
Белоглинский (смеется). Я был и остаюсь человеком искусства, и меня в моей нынешней работе волнует скорее ее постмодернистский аспект. Да, наша команда занимается телевизионной рекламой. Вещью, казалось бы, весьма далекой от экзотерики, традиционно отгораживавшейся от жизни. Но времена меняются, и в рекламной работе я вижу шанс не столько решить вопрос об утилитарности искусства, о пресловутой башне из слоновой кости, сколько снять его, обойти. Искусство и жизнь едины, и способы их единения бывают иногда крайне парадоксальны. Того же мнения, кстати, придерживается и мой старый соратник Алексей Татаринов, принявший немалое участие в составлении сценариев для этих роликов.
После выхода статьи, где всерьез говорилось о долгожданном появлении в России класса совестливых предпринимателей, нам пришлось нанять еще троих кассирш и дополнительную бригаду охраны. Но финал предприятия был уже не за горами.
74
– Вот, наконец, и весна,- с лихорадочным оживлением говорил АТ, ни к кому особо не обращаясь. Да и слушателей-то было – только мы с Дональдом, приглашенным на открытие нового филиала банка "Народный кредит" независимо от меня.- Вот и весна. Сколько раз выходил я в мае, под конец сезона, из Александровского гимнасия, переполненный ощущением новой жизни, вдыхал запах лопающихся тополиных почек, особенный майский ветер, легкий, праздничный аромат бензина и городской пыли. Обычно я шел сюда, на Патриаршие. Всегда один. Это уже потом, много лет спустя, мы приходили сюда с Катериной и сидели до закрытия метро на скамейке, иногда с бутылкой вина, и не целовались, нет, хотя мне очень хотелось, но я полагал, что она слишком скромна и юна, а на самом деле она уже принадлежала другому.
