– Не скрываю, – возражает Лу.
– Скрываешь. От своей семьи.
– Моя сестра знает.
– Это легко. Она нашего поколения. А мама знает? Тетя?
– Почему это так важно? – спрашивает Лу.
– Потому что важно, Лу, вот почему. Знаю, ты думаешь, это пустяки, но это не так. Это совсем не пустяки, а ты считаешь это не важным просто потому, что не можешь решиться признаться в своей ориентации.
Ох, как больно… Потому что это правда. Лу не может решиться, а Фай не может понять, почему.
– Я сыта этим, – говорит Фай. – Приходишь к твоей маме, притворяешься. Дело не в раздельных спальнях – черт возьми, я могу пару ночей обойтись без секса. Дело во лжи. «Это моя подруга Фай», – кривляется она. – Эти уклончивые ответы, когда твоя мать спрашивает, есть ли у тебя мужчина. Я тебе не подруга, а партнерша, твоя любовница. Нелепо в твоем возрасте лгать ей. Тебе уже за тридцать.
– Ты не понимаешь. Она не такая, как твои родители. У нее далеко не либеральные взгляды и понятия. Она не читает «Гардиан», не живет в Кентиш-тауне, не рассуждает о политике. Она старомодна и чопорна. Она сдает жилье в Гертфордшире и читает «Дэйли Мэйл». Она придет в ярость.
– Знаю. Я видела ее и все поняла. Прекрасно поняла. Но дело не в этом. Ты видишь проблему в ней, а проблема-то на самом деле в тебе. Ты не искренна сама с собой, Лу, держа это в тайне. Честно сказать, до нее мне нет никакого дела. – Фай безнадежно качает головой. – Мне есть дело до тебя. Ну и что, если она придет в ярость? Переживешь.
И вот именно в этот момент Лу отступает. Она молча пожимает плечами. Лу знает, что Фай бесит то, как она замыкается, особенно когда речь заходит о признании матери – это еще сильнее выводит Фай из себя. Тысячу раз Фай говорила, что не выносит этого, что чувствует себя изолированной, отвергнутой. Но Лу не в состоянии объяснить, почему не может зайти так далеко. Это слишком сложно, слишком неловко. И это связано со смертью отца. И дело не только в том, что она обещала папе перед смертью не говорить матери о том, что она лесбиянка. Тут еще примешивается и страх, что если она признается, мать откажется от нее, и она потеряет еще и мать, – и это важнее обещания, данного отцу. Потерять одного из родителей достаточно тяжело, а потерять обоих… Лу не может пойти на это. Если ей придется сделать выбор, а она чувствует, что придется, то, если быть откровенной, лучше потерять Фай.
19 ч. 35 мин.
Снова Лу стоит у турникета на Брайтонском вокзале, дожидаясь на этот раз Вик с Софией. У нее приподнятое настроение, и она возбуждена – они вот-вот появятся. Лу с нетерпением осматривает платформы, не зная, к которой из них подойдет поезд. В Лондоне – и всех других местах, где она жила, – поезда всегда прибывают к одной и той же платформе, изо дня в день. Но в Брайтоне это, похоже, не срабатывает. Ее поражает, как это отсутствие порядка и регламента подходит к этому городу, словно пренебрежение пропитало всю его инфраструктуру. Ей представляется, как все оцепенеют, если поезда в ее родном городе начнут ходить так же. В Хитчине все строго упорядочено. Даже кусты и деревья у вокзала аккуратно подстригаются круглый год.
Иногда Лу поддается философии «чайник все равно не закипит, пока за ним наблюдаешь», она в этом отношении суеверна. И поэтому идет в книжный магазин в вестибюле вокзала в надежде, что это ускорит прибытие поезда. В магазине полно народу, но Лу не собирается ничего покупать, ей просто хочется отвлечься – хоть она и пытается скрыть это от себя, но она все-таки нервничает.
Поезд прибывает, открываются двери. Конечно, ее подруга выходит и шагает по платформе, вид у нее, как всегда, потрясающий. Вик шести футов ростом, и в ней заметна ямайская кровь. С копной вьющихся волос до плеч и внушительной фигурой, она поражает воображение, но ее это никогда не стесняет. Сегодня она вышагивает на высоченных шпильках, в пальто под леопардовую шкуру и катит ярко-красную сумку-тележку.
Через несколько секунд Вик замечает Лу, восторженно машет рукой и уверенно рассекает толпу, направляясь к ней.
Не успевает Лу опомниться, как она уже целует ее в обе щеки, приговаривая:
– Мп-ма! Моя прелесть! Мп-ма! Моя прелесть!
У Лу кружится голова от сильного мускусного запаха.
Когда Лу освобождается из объятий подруги и озирается вокруг, то видит, что с Вик никого нет – она приехала одна.
– А где София? – спрашивает она. Возможно, она не приедет? Нет, Вик, конечно, не может так поступить.
– Она приехала на другом поезде, – непринужденно говорит Вик. – Я сказала, что встречусь с тобой здесь, и она вот-вот должна подойти.
И тут же за спиной у Лу слышится голос:
– Привет, Вик! Лу, м-м-м… здравствуй.
Лу оборачивается, видит короткие темные взъерошенные волосы, темно-карие глаза… И словно получает удар под дых. София но просто хорошенькая – она прелестна, это прекрасный эльф, проказливый чертенок.
– Лу, это София. София, это Лу.
«Ух ты! – думает Лу, но тут же задумывается: – Что же на свете заставило такую девушку приехать ко мне? Вряд ли она испытывает недостаток в поклонницах».
Они направляются к привокзальной стоянке такси. Очередь не большая, и через пару минут Лу и София устраиваются на заднем сиденье.
– Подвиньтесь, – говорит Вик. – Ой, проклятье! Ну да ладно. Сяду впереди.
Пыхтя, Вик плюхается рядом с водителем и захлопывает дверь.
– Куда именно в Кемптаун? – спрашивает тот.
Вик наклоняется к нему.
– В конце Магдален-стрит, пожалуйста.
Когда Лу откидывается на спинку, из мягкого пластикового сиденья выходит воздух, и она остро ощущает присутствие Софии рядом. Как будто пространство между ними заряжено статическим электричеством. Ей это представляется чем-то вроде генератора Ван де Граафа[23], у нее был такой маленький генератор в начале восьмидесятых, он был в форме шара и испускал искры, когда к нему поднесешь руку – крошечные молнии били в ладонь.
Вик оборачивается.
– Так какой у нас план?
– Вы голодны?
– Слегка, – отвечает Вик. – Не уверена, что продержусь целый вечер без пищи.
Лу так и знала – нужно немало еды, чтобы Вик с ее ростом и энергией не испытывала голода, – поэтому она все продумала заранее.
– Можем пойти в испанскую забегаловку на Лейнсе, если вас устроит, и каждый может взять кому что нравится. – Там неплохой выбор и недорого, поэтому Лу не придется заботиться о вегетарианской пище или остаться без гроша. Однако есть одно сомнение: – Тебя устроит, София? Думаю, там неплохо – хозяин испанец, – но, наверное, здешние закуски не сравнятся с тапас у тебя на родине.
– Ничего. Даже плохие тапас лучше, чем многие английские блюда. – София улыбается и озорно подмигивает. От этого Лу краснеет – она не знает, как реагировать.
Они забрасывают свои вещи в квартиру к Лу и быстро едут дальше.
Ресторанчик в десяти минутах езды, и когда они заходят, там уже довольно шумно. Клеенчатые скатерти и деревянные столы и стулья стоят очень плотно друг к другу, свободного места не видно.
– Смотришь, где Хоуи? Подождем. – Вик осматривает помещение. – Ха! Вон он.
Она права: за столом в дальнем углу перед откупоренной бутылкой вина сидит знакомая фигура с козлиной бородкой, в очках, с обритой головой. Он уставился в меню. Разумеется, леопардовая шкура привлекает его внимание, и он кивает им.
Вик прокладывает дорогу.
– Здорóво! Как жизнь?
– Прекрасно. А у тебя?
– Великолепно. Впрочем, черт – ты так изменился… В последнюю встречу ты был пиратом, а я мадам.
– Значит, вы друг друга помните, – вмешивается Лу. Она чувствует, что София вежливо стоит сзади и ждет. – Хоуи, это подруга Вик, София.
– София? – Хоуи приподнимает бровь.
Лу замечает в этом жесте намек. «Черт возьми! – думает она. – Не надо было признаваться ему, что Вик меня знакомит, – это только заинтригует его и будет меня стеснять.
София садится, и Хоуи тут же протягивает ей меню.
Пока она его изучает, он советует:
– Чорисо[24] здесь очень неплохое.
– София испанка. – Лу чувствует себя защитницей. Хоуи временами бывает довольно бестактен, поэтому он и Вик так хорошо ладили раньше – две бурные личности прекрасно понимали друг друга.
– Я не ем мяса, – объясняет София.
Лу удивлена и рада – что-то общее.
– Довольно необычно для испанки, – замечает Хоуи, наполняя бокалы. – Как к этому относились на родине?
