Каким бы странным это ни показалось, но наблюдать холодным зимним утром в Оттаве за взрослым человеком в компании с бездомным котом и видеть, что этот человек в полном смысле слова живет этим моментом и наслаждается им, было достаточно для того, чтобы оправдать этот момент и это место.
Достаточно, чтобы почувствовать, что это хорошо.
И уж тем более для того, чтобы улыбнуться.
Наверное, это все, чем я хотел поделиться с Вами, Ричард Гир, хотя история на этом не заканчивается и можно было бы рассказать о том, как мы доставили тело отца Макнами в Штаты и как его родные даже не хотели говорить со мной на похоронах, хотя мы никому не раскрывали секрет, что он был моим биологическим отцом; о том, как какой-то высокий человек в дорогом костюме подошел ко мне, крепко пожал мне руку и, держа меня за плечи и глядя в глаза, сказал: «Дикки[19] очень гордился тобой», а когда я ничего не ответил, он добавил: «Понимаешь, мы с ним выросли вместе. Были лучшими друзьями в школе от первого до последнего класса. А там, откуда я родом, не принято бросать друзей. Так что не тревожься ни о чем – но это между нами. Договорились?» Он подмигнул мне, и я подмигнул ему обоими глазами, обещая не говорить об этом никому, даже Максу и Элизабет. Отец Хэчетт познакомил нас троих с женщиной-психотерапевтом, которая будет за символическую плату консультировать каждого из нас по-отдельности и группой (она называет ее «семейной»). Элизабет посещает вместе со мной субботние мессы, хотя пока еще не признает себя верующей. Венди обратилась за финансовой помощью в университет Темпл, чтобы раз и навсегда покончить с зависимостью от Адама; явилась туда в темных очках, разрыдалась, и консультант по финансовым вопросам, красивый мужчина по имени Франклин, принялся утешать ее, пригласил в ресторан пообедать, предоставил ей фантастическую финансовую помощь в виде ссуды и в итоге отбил ее у Адама. Я знаю это все, потому что Венди посещает теперь вместе с Франклином субботние мессы, после которых мы иногда заходим вчетвером в пиццерию, где я с удовольствием разглядываю Венди, избавившуюся от синяков и шрамов. Я работаю в центре города в закусочной «Вендиз» (опять синхронистичность?), и меня уже повысили и сделали менеджером; Элизабет взяли на полставки в Филадельфийскую публичную библиотеку, и даже Макс получил повышение в своем «долбаном кинотеатре», так что мы теперь в состоянии оплачивать счета без помощи моего нового высокорослого и хорошо одетого друга из Канады, который звонит мне время от времени и говорит: «Дикки смотрит на тебя с небес и улыбается». Его звонки всегда вдохновляют меня, я чувствую себя взрослым самостоятельным человеком, которым его отец может гордиться.
Как Вы знаете, Ричард Гир, между первыми моими письмами и последними был довольно продолжительный перерыв. Простите, что я бросил писать Вам так неожиданно, но дело в том, что я немного ошарашен всем случившимся за такое короткое время. Честно говоря, у меня возникает теперь какое-то странное ощущение, когда я пишу Вам, как будто это несколько безумное занятие. А может быть, это просто напоминает мне о том времени, когда у меня в черепе бурлила какая-то безумная каша. Боюсь, как бы это состояние не вернулось, если я не буду соблюдать осторожность и следить за собой.
Нашего нового психотерапевта зовут доктор Хэнсон. Это миниатюрная леди, собирающая волосы в узел, как у балерины, в который она втыкает письменные принадлежности. Она посоветовала мне рассказать Вам свою историю до конца – хотя бы для того, чтобы попрощаться с Вами и тем самым завершить период моей жизни, проходивший под знаком Ричарда Гира.
– Замкните этот виток своей жизни, – сказала она. – Очень важно поставить в подсознании точку.
Кроме того, она сказала, что я должен признаться Вам – и тем самым своему бессознательному – в том, что в своих письмах я придерживался правды не на все сто процентов, а иногда присочинял, чтобы сделать рассказ интереснее. Доктор Хэнсон объясняет это тем, что мне казалось, будто я недостаточно интересная персона для переписки с таким знаменитым и выдающимся человеком, как Вы, Ричард Гир. Но хотя, строго говоря, это все верно, я хочу, чтобы Вы знали, что все написанное мной Вам было правдой на все сто процентов, если говорить метафорически.
В некотором отношении я был даже более правдив с Вами, чем со всеми остальными, кого я знал в жизни, включая маму, и Вы, надеюсь, можете гордиться этим.
Теперь я стараюсь меньше прятаться за своими метафорами.
Доктор Хэнсон говорит, что это важно.
Я согласен с ней.
И Элизабет тоже.
Доктор Хэнсон в самом деле очень одаренный целитель, может быть даже вроде святого Андре, но не в абстрактно-религиозном смысле, а в конкретных делах современной действительности.
Мне нравится моя новая жизнь.
Действительно нравится.
Я живу без мамы, но со мной все в порядке.
Это чудо?
Может быть, оно все-таки произошло с нами?
Может быть.
Как бы то ни было, я благодарен.
И последний штрих: мы с Элизабет держимся за руки почти каждый день.
Это правда.
Вы гордитесь мной, Ричард Гир?
Я очень стараюсь сделать жизнь для Элизабет сказкой.
Так что это как раз такой момент, когда пора прекратить переписку.
Навсегда.
Больше писем не будет.
Может быть, Вы возьметесь за какое-нибудь другое дело или же – если Вас в действительности не существует – просто навсегда исчезнете.
Но независимо от того, являетесь ли Вы всего лишь плодом моего воображения или нет, я благодарю Вас за то, что Вы прочли все, что я писал, – пусть даже мы оба при этом притворялись. Спасибо Вам за то, что Вы были рядом, когда у меня никого больше не было, и за то, что выслушали меня, ни в чем не упрекая.
Желаю Вам удачи в Ваших делах.
Я верю, что Вам удастся освободить Тибет, – и я отпраздную Вашу победу.
Я не буду возражать, если Вам захочется изложить мамину философию его святейшеству.
Мне будет не хватать Вас, но я согласен, что это должно быть моим последним письмом.
Как велит доктор Хэнсон.
Наше взаимное притворство исчерпало себя.
Теперь со мной рядом есть живые люди.
Прощайте, Ричард Гир.
Ваш преданный поклонник Бартоломью НейлПриношу особую благодарность моей жене Алисии Бессет, как и любимому европейцу Лиз Йенсен, американскому издателю Дженнифер Барт и канадскому издателю Дженнифер Ламберт, за то, что прочли мою рукопись и кардинально улучшили ее во всех отношениях; благодарю также моего агента Дуга Стюарта за неизменную веру в меня и мою работу, всех сотрудников литературного агентства «Стерлинг лорд литеристик», всех зарубежных агентов и внештатных сотрудников издательств, множество зарубежных издателей, представивших мою книгу читателям в разных странах, моего агента в мире кино Рича Грина, маму, отца – за тот счастливый случай, когда он рассказал мне в подробностях об убийстве президента Гарфилда, а я даже не сразу осознал, насколько ценна эта информация для моей книги; Меган, Майке, Келли, Аарона, бабушку Динк, Пита, Барб и Пиг за то, что предоставили мне свой дом в Вермонте для работы, Мистера Канаду (иначе, Скотта Колдуэлла) и его семью за питательную и восхитительную еду, пиццу «Бивер тейлз», напитки и крышу над головой, которые были мне предоставлены, когда мы собирали данные о Кошачьем парламенте в Оттаве; доктора Лена Альматуру, перуанца Скотта Хамфелда, Роланда Мерулло, Бет и Тима Рейуорт, Ивена Роскоса, Марка Уилтси, Кента Грина, всех многочисленных сотрудников «Харпер Коллинз» и других издательств в разных странах, трудившихся над моей книгой, каждого из книголюбов, сказавших или написавших что-либо хорошее о книге, и, наконец, ТЕБЯ, только что прочитавшего «Нет худа без добра». Спасибо!!!
Эд Макмагон (Эдвард Лео Питер Макмагон, 1923–2009) – американский комик, диктор телевидения и ведущий игровых передач. (Здесь и далее примеч. перев.)
Мэри Лу Реттон (р. 1968) – американская гимнастка, олимпийская чемпионка.
«Уонамейкерс» – универмаг в Филадельфии, открытый знаменитым американским торговцем, «отцом современной рекламы» Джоном Уонамейкером (1838–1922).
«Красотка» – американский фильм 1990 г. режиссера Гэри Маршалла с участием Ричарда Гира и Джулии Робертс.
Имени Бартоломью соответствует русское имя Варфоломей.
Греческое слово «филадельфия» значит «братская любовь».
