— Тогда хоть радио включите.
— Запросто.
Он стал задумчиво крутить ручку настройки, пока не попал на канал классической музыки. Передавали «Римский карнавал» Берлиоза, и, слушая его, я ненадолго успокоилась. Такое же действие оказывал на меня и вечерний пейзаж за окном — перемежающиеся светлые и темные пятна. Маленькие, погрузившиеся в сон городки, запоздалые прохожие, торопящиеся домой. Мужчина вышел из винного магазина. Подросток на велосипеде вырвался на дорогу впереди нас, бешено крутя педали. Он то и дело оглядывался, намного ли нас опередил. На педалях сверкали красные рефлекторы. В одном из домов два освещенных окна напоминали глазницы. Грузовик свернул на подъездную дорожку, из выхлопной трубы клубился дым — светло-серый на фоне ночной черноты.
— Вот забавно!
— Что?
— Да вон — кинотеатр «драйв-ин». Они обычно в конце лета закрывают лавочку. Кому интересно там торчать в такую погоду? Холодно же.
Я посмотрела куда он указывал, и на первый взгляд зрелище показалось мне ничем не примечательным. На гигантском экране в заполненном народом магазине суетились люди. Внезапно в торговом зале появился Хью Оукли. Стоя у зеркала в полный рост, он примерял бейсболку. Это было в тот день, когда мы чуть было впервые не легли в постель, но вместо этого пошли в магазин «Гэп» в Нью-Йорке и уединились в примерочной. Вот к нему подхожу я с парой брюк в руках и что-то говорю. Он кивает и идет за мной в другой конец зала.
В открытом кинотеатре в глухой глубинке штата Нью-Йорк на экране в сорок футов высотой демонстрировали сцену из моей жизни.
— Видали, а? Ни одной машины. Кому они фильмы крутят, хотел бы я знать.
Площадка и в самом деле была пуста.
— Можете сделать музыку погромче, если не трудно?
У санатория Фиберглас парковка не пустовала. В девять вечера машин оставалось еще изрядно. Мы подъехали к ярко освещенной входной двери. Я бросила быстрый взгляд на здание, удивляясь тому, что сердце мое молчит.
— Вы здесь кого-то навещаете?
— Да. Старого друга.
Таксист наклонил голову, чтобы лучше разглядеть санаторий через ветровое стекло.
— Кучу денег надо иметь, чтоб в таком месте лечиться. Я посмотрела на его затылок. Таксист недавно побывал в парикмахерской: абсолютно ровная граница волос на фоне абсолютно белой кожи. Сзади он был похож на солдата или на маленького мальчика.
— Как вас зовут?
— Меня? Эрик. Эрик Петерсон, а что?
— Вы меня тут не подождете, Эрик? Я заплачу за лишнее время.
— Знаете, я сам собирался вам это предложить. Так и подумал, что вы не захотите тут долго оставаться, тем более час такой поздний. Вы потом — в Крейнс-Вью?
Повернувшись ко мне, он улыбнулся. Добрососедская улыбка, за которой только вежливость и участие.
— Да. Спасибо вам большое. Но я могу застрять там довольно надолго.
— Ничего. — Он кивнул на переносной телевизор. — Через десять минут последняя серия «Нигде и никогда». Хочу поглядеть.
Выйдя из такси, я заторопилась к входу в здание.
— А вас-то как зовут? — окликнул меня таксист.
— Миранда.
— Я никуда не денусь, Миранда. Можете не торопиться. — Не успела я сделать и нескольких шагов, как он пообещал: — На обратном пути я вам расскажу о гиацинтовых макао.
— Они имеют отношение к постельным клещам?
— Нет, это птицы. О них рассказывали в другом фильме — после клещей.
Он опустил взгляд, и серовато-серые отсветы от экрана замелькали на его лице. Я была так рада, что он согласился меня подождать.
Открыв тяжелую дверь — на сей раз парадную — и войдя в холл, я сразу же была поражена царившей там тишиной. Мои шаги по каменному полу звучали пугающе громко. За столиком дежурной сидела медсестра средних лет и что-то читала. Больше вокруг не было ни души. Я подошла к ней и стала ждать, когда она обратит на меня внимание, но она не отрывала глаз от книги. Бросив взгляд на страницу, я увидела, что это стихи. С трудом разбирая слова вверх тормашками, я прочла начало одного из стихотворений: «Вам, сэр, придется потрудиться: снег будет падать всю ночь».
Она продолжала меня игнорировать.
— Ау. Прошу прощения… — Да?
— Я хочу навестить Франсес Хэтч.
— В какой она палате?
— Не помню.
Женщина шумно вздохнула и обратилась к компьютеру. Назвав мне номер палаты Франсес, она немедленно вернулась к прерванному чтению.
— Прекрасная строчка. Она подняла на меня глаза.
— Что?
— «Повернитесь спиной, сэр, снег будет идти всю ночь». Прекрасная строчка. В нескольких словах так много выражено.
Она перевела взгляд на книгу, потом снова на меня, на книгу. Захлопнула ее и смерила меня подозрительным взглядом. Я повернулась и пошла к лифту.
Он прибыл с мелодичным звоном, двери распахнулись, и из кабины вышла врач Франсес.
— Вы вернулись.
— Да. Мне надо повидать Франсес. Но сначала я хочу спросить у вас: что это за больница? На кого она рассчитана?
— Хоспис. В некотором роде.
— Люди сюда ложатся умирать? Франсес умирает?
— Да. Она очень слаба.
— Но почему здесь? Она так любит свою квартиру. Почему она ее бросила и приехала сюда?
— Не возражаете, если я поднимусь с вами? Только до ее этажа. А там я вас оставлю.
— Конечно.
Мы вошли в лифт. Она нажала кнопку. Двери закрылись. Она повернулась ко мне и спросила, понизив голос:
— Вам известно о ваших жизнях? — Да.
— Можете рассказать, как вы узнали?
Я вкратце поведала ей о возвращении в Крейнс-Вью, о пожаре в спальне, о стадионе, о том слове, которое произнес Деклан и которое все объяснило. Я ничего не сказала ей о нашем с Хью ребенке. Она слушала меня, скрестив руки на груди и низко опустив голову. Когда я закончила, мы были у двери в палату Франсес.
— Невероятно, — покачала головой врач. — Это всякий раз бывает по-новому.
— Это в порядке вещей?
— Миранда, все, кто здесь находится, пережили то же, что и вы. Просто в каждом случае это проявляется по-разному. Все ваши жизни вели вас сюда. Теперь вы должны принять важнейшее решение. Можете оставаться здесь сколько хотите. У нас вы будете в безопасности. Одна из наших задач — защищать пациентов, пока они не решат, что делать дальше. Вторая задача — заботиться о тех, кто решил окончить свои дни здесь. Хосписы для таких, как вы, стары как мир. Отель в Пиренеях, молодежное общежитие в Мали, больница в Монтевидео. На одной из гробниц в египетской Долине царей высечено…
— О каком решении вы говорите?
— Франсес вам все скажет, но, по-моему, вы и сами догадываетесь. Все, кто собрался на стадионе, ненавидели вас, потому что вы забрали из жизни каждого что-то очень важное и ценное. Люди говорят «вампир», поскольку это нечто чуждое, ирреальное, и мы содрогаемся, представляя себе что-либо подобное, а потом со смехом отвергаем эту нелепую фантазию. Дракула? Кровопийца, спящий в гробу? Глупости. Но если вы поищете в толковом словаре определение, то прочитаете: «Тот, кто живет за счет других». Все в той или иной степени этим грешат, но мы каждый раз находим рациональное объяснение — пока не взглянем повнимательнее. Думаю, сейчас вам самое время побеседовать с Франсес. Она ответит на ваши вопросы.
Доктор Забалино повернулась, чтобы уходить. Я тронула ее за руку.
— Постойте! Скажите, кто вы?
— Я такая же, как и вы. И однажды оказалась в таком же положении, в каком находитесь сейчас вы, но я давно приняла решение. — Она дотронулась до моей руки. — По крайней мере, теперь вам многое ясно. Я-то знаю, насколько это важно, независимо от того, куда это вас приведет. — Она бесшумно зашагала по коридору и вышла через дверь в его торце. Туда же ушел и сын Хью. Сегодня. Все это произошло сегодня.
Я негромко постучалась и приоткрыла дверь в палату Франсес. Первым, на что я обратила внимание, был запах. Такой аромат бывает в самых дорогих цветочных магазинах. Поколебавшись, я все же распахнула дверь. Яркость красок и обилие предметов меня потрясли. Я даже не сразу разглядела кровать. Когда все же я ее увидела, то улыбнулась: Франсес сидела на кровати и читала журнал. Казалось, она попросту не замечает великолепия окружающей обстановки.
Потом я услышала музыку. Это было что-то классическое, оживленное и легкое. Раньше я этого не слышала. Она напоминала «Аквариум» Сен-Санса. Прежде чем заговорить, я дала успокоиться моим глазам и ушам.
Продолжая листать свой журнал и даже не подняв на меня глаз, Франсес сказала:
— Закрой дверь, деточка. Не хочу, чтоб посторонние видели меня в ночной рубахе.
— Что за чудо эта ваша палата, Франсес! Вы потрясающе умеете превращать жилье в произведение искусства.
— Спасибо. Проходи и садись. Здесь где-то должен быть стул. Поищи среди цветов.
— Кто вам их прислал?
— Ну их в жопу. У нас есть и другие темы для разговора. Поэтому ты и примчалась сюда на ночь глядя. Ведь так?
