Он увидел ее лицо не сразу, а только, когда она поднялась немного выше на подушках и вытянула поднятые под одеялом ноги. Ее темные волосы были разбросаны, извивались по щекам и шее и уходили под одеяло.
«Изумительно», — сказала она едва слышно и взяла розы.
«Позвольте?» — Мартенс пододвинул единственный стул в узкий проход между двумя кроватями, в конце которого под окном на белом лакированном ночном столике стояла ваза.
«Я кое-что скрыла от вас», — начала тотчас же Екатерина и, нюхая розы, закрыла глаза. Головки цветов лежали у нее на губах.
«Может быть, я цветы…»
«Я ведь знаю!» — прервала она его.
«Что вы знаете?»
«Зачем вы спрашиваете?»
«С понедельника?..»
«Да».
«От бухгалтерши?»
«Она ничего не может поделать», — ответила Екатерина тем же усталым голосом.
Мартенс подался вперед. «Неужели это так плохо?»
Екатерина взглянула на него, будто только сейчас открыла глаза. На переносице и в уголках рта образовались морщинки, она дрожала, стала метаться в постели. Плечи ее тряслись. Мартенс, снова покачав головой, придвинулся ближе, следя за тем, чтобы не касаться постели.
«Главное, что вы получите деньги, — от фирмы или от меня, какая вам разница? — Он поднялся и стоял, наклонившись, — то упираясь руками в колени, то пряча их в карманы брюк. — Екатерина», — взмолился он.
Мартенс с удовольствием вытащил бы розы из-под ее левой руки. Вообще-то, он хотел рассказать о мужике с аккордеоном и двумя женщинами, которых он встретил по дороге. Он хотел их изобразить и спеть:
Дунька, Дунька, Дунька я!
Дуня, ягодка моя, —
Й-эх, Дуня, Дуня, Дуня,
Полюби, Дуня, меня.
Женщины так хохотали и так прижимались к мужчине, оказавшемуся стиснутым между ними, что он перестал играть.
«Ну тогда я пошел», — сказал Мартенс.
Плечи Екатерины поднимались и опускались равномерно. Он отодвинул стул.
«Нет, — не сразу ответила она. — Вам придется подождать».
«А она знает?»
«Она у подруги», — объяснила Екатерина и повернулась снова на спину.
«Ну тогда…» — Мартенс снова сел. Одной рукой он гладил Машеньку, которая терлась о ножку стула.
«Я вам пока что-нибудь почитаю. Гейне», — предложила Екатерина и развернула носовой платок у своего лица.
«А что же мы будем делать с розами?» — спросил Мартенс и нагнулся еще ниже к Машеньке.
«ОПУБЛИКУЙТЕ, ПОЖАЛУЙСТА, в Вашей газете объявление: „Ищем униформу, оружие, часы, фарфор, фотографии и другие вещи царской эпохи для оформления ресторана в Лейпциге. С предложениями обращаться…"» Дальше следовал номер телефона.
После нескольких попыток я дозвонился до автора объявления — Ганса-Карла Шульца. Он-де обратился ко мне по рекомендации *** с просьбой подобрать для него вещи и, если возможно, обеспечить их доставку. Все расходы и вознаграждение он берет, естественно, на себя. «Знаете, — повторял все время Шульц, — как я завидую вам: вы имеете возможность жить в Петербурге!»
Акция под кодовым названием «Лейпциг» принесла большую удачу. Предложений оказалось много, можно было выбирать. Настенные часы, почтовые открытки, кресла, фарфоровые вазы, столовое серебро, нож для вскрытия писем из слоновой кости, веера, шпага, скатерти, дамские ботиночки на шнуровке.
Через неделю я передал акцию «Лейпциг» Антону, нашему фотографу, который обрабатывал каждое предложение так же тщательно, как и ответы на свое объявление под рубрикой «ОН ищет ЕЕ». Для Шульца Антон был просто находкой. Через пять дней Антон сделал многостраничную распечатку с компьютера. В таблице были представлены: товар, краткое описание, сведения о цене, адрес и телефон. На отдельном листке перечислялись таможенные условия.
«Послушай-ка! — сказал Антон и прочел: — Коллекционные вещи. Будем рады принять вас! Борис Сергеевич Альтман». Он дал мне вырванный из блокнота листок. Этому Альтману, видно, за его жизнь немного приходилось писать. Буквы были кривыми и косыми. Адрес мне ничего не говорил.
«Великолепные места, — уверял Антон, — Ладога, Шлиссельбург, берега Невы. По деньгам и товар! А потом мы пойдем по грибы».
Он боролся за каждый адрес. Я спросил о его дамах, за которыми он обычно оставлял выходные. Его ответ был невнятным, потому что он счищал с губ крошки табака.
В воскресенье Антон появился в светлом костюме. Он открыл мне дверцу машины и прижал красный галстук с вышитой монограммой к синей рубашке. Мы быстро миновали город и при безоблачном небе продолжали наш путь вместе с целым сонмом дачников — на задних сиденьях теснились дедушки, бабушки и внуки, на багажниках громоздились каноэ, тазы, ящики, брезентовые тенты и удочки.
«Если кто-нибудь будет голосовать, не останавливайся». У Антона, пока он говорил, вылетали крошки изо рта прямо на стекло. Его сестра дала нам с собой пирожки с мясом. Их нужно было съесть теплыми. Жуя, он напевал свою любимую песню «Судьба моя» и сопел.
Временами Антон впадал в такую летаргию, что за него нужно было сахар размешивать в стакане, а потом снова что-нибудь приводило его в состояние такого подъема, что он проштемпелёвывал нашей печатью целые штабеля конвертов и четыре раза в день чистил зубы. По его совету я купил водку и сигареты.
Миновав мост через Неву по направлению к Шлиссельбургу, мы сделали большую петлю вокруг стоянки машин и остановились перед входом в Диораму, чем-то напоминающим бункер, — о ней Антон мечтал всю дорогу. Он надел свою бейсболку, снял дворники и наружное зеркало и еще раз проверил каждую дверь. Было только начало двенадцатого. Он готовил мне сюрприз.
Полчаса спустя мы ехали вдоль берега Невы в ту сторону, где между 12 и 30 января 1943 года в операции «Искра» немцы получили по мозгам. Они были взяты в клещи 67-й армией Ленинградского фронта под командованием генерал-лейтенанта Говорова, 2-й Ударной армией и частью 8-й армии Волховского фронта под командованием генерала армии Мерецкова, поддержанными Балтийским флотом. Антон знал все досконально.
У памятника героям Красной Армии мы снова остановились и, открыв дверцы машины, принялись за оставшиеся пирожки.
«Тут стояли немцы, а там мы», — снова объяснял Антон с набитым ртом и выключил радио. Я должен был послушать кузнечиков. Было душно. Мы вышли из машины покурить и смотрели на Неву.
«Странно, — сказал он, — всегда тянет к реке, к морю, в горы. Все время тебя будто подмывает. Понимаешь, о чем я говорю?»
Мы перебежали через шоссе к лесу; тут таблички указывали, где проходит кабель. Песчаная земля, покрытая скудной травой, была вся перерыта. Всюду свежевыко панные шурфы и небольшие канавки. Рядом с песчаными ямками лежали проржавевшие гранаты, котелки, саперные лопатки, коробки противогазов. Антон поднял что-то белое и бросил мне под ноги. «Отсюда или отсюда». Он похлопал себя по плечу, а потом по бедру.
Я нашел продырявленную каску.
«Вермахт!» — закричал Антон.
Контуры окопов были еще хорошо видны. Погрузившись в свои мысли, как грибники, мы вытаскивали из земли оторванные подошвы и целые сапоги, показывали друг другу кости и пулеметные ленты, бросали ржавые гранаты и пригибались. Если бы здесь не валялись пластиковые бутылки и всякий мусор, я бы сейчас же, опасаясь мин, повернул назад. У круто поднимающейся дорожной насыпи мы, стоя рядом, мочились на противогаз, пока не заблестели его очистившиеся от земли круглые стекла, потом побрели назад. Каску положили в багажник рядом с грибной корзиной, сапогами и старыми штанами. Антон поплевал на свои ногти, протер каждый до блеска носовым платком и аккуратно сложил его.
«Вот мы и на месте», — сообщил Антон, когда мы приехали в деревню П. В саду на фоне зеленого деревянного дома среди темного белья на веревке выделялись три больших головных платка. Антон, выйдя из машины, снял бейсболку, перепрыгнул придорожную канаву и облокотился на забор. Женщины хватали рукава и штанины на веревке, пока разговаривали с Антоном. Потом, глянув друг другу в коричневые лица, покачали головами.
«Борис Сергеевичи есть, но нет Альтмана», — сказал Антон, поворачивая зеркало заднего вида. По улице шли двое парней.
«Закурить не найдется?» — спросил Антон и опустил стекло. В кармане куртки у младшего хорошо видна была пачка «Беломора». Он осмотрел меня, потом заднее сиденье и поверхность перед лобовым стеклом. Другой осторожно поставил мешок между ног.
«Я дам огня, а вы мне…»
«У вас же есть сигареты!» — вытянув руку, младший показывал на пачку «Мальборо» между козырьком спидометра и лобовым стеклом.
«А если я хочу именно „беломорину", а? Можем поменяться, идет?» — На их лицах не заметно было никакого движения.
«Здесь живет Альтман?» — Антон открыл свою пачку.
«Борис Сергеевич?» — спросил большой и сунул сигарету в карман на груди. У него не было верхнего клыка. Маленький выловил пальцами «беломорину».
