Хотя Франц никогда не упускал случая засвидетельствовать свои дружеские чувства, когда водитель заходил в «Сливу», в них не было такой теплоты, как на рейсе в десять двенадцать. И водитель понимал это. Однако по каким-то причинам он продолжал приходить. Назовите это упрямством. Не то чтобы кто-либо хоть раз выказал недовольство присутствием водителя или заставил его почувствовать неудобство из-за того, что он был в форме, пусть и не в полной, ибо он неизменно появлялся в «Сливе» без фуражки. Если исключить возможность того, что кто-то из посетителей его узнает, а это представлялось маловероятным, или не поленится прочесть слова, выгравированные на его металлической бляхе, можно было не сомневаться, что большинство людей в ресторане принимало его за охранника, вполне возможно — одного из нанятых рестораном. Водитель не проявлял недовольства столиком, за который его сажали, всегда одним и тем же маленьким столиком неподалеку от мужского туалета. Он стал рассматривать его как свое личное место, Stammsitz. Когда он заходил в «Сливу», оно никогда не было занято. Иногда пиво ему подавал Франц, но по большей части заказ приносил кто-нибудь из официантов помоложе, так как Франц был занят, обслуживая обедающих.
Водителю Хагену нравился Франц. Он понравился ему с самого первого взгляда. Объяснить подобное не так-то просто. Ему нравился и его безупречный внешний вид, и то, как Франц, пока он наблюдал за ним в «Сливе», себя ведет: ненавязчивость, с которой он обслуживает клиентов, искушенность, с которой подает им советы, все это без малейших следов угодливости, и, наконец, то, как без следа почтительности принимает чаевые. В один прекрасный день, обещал себе водитель, вместо обычного пива я закажу закуску и, может быть, бокал белого вина. Скажу официанту, если им окажется один из молодых, что у меня есть время только на закуску, что у меня, к сожалению, нет времени на полный обед. Потом, ознакомившись с чеком, оставлю ему хорошие чаевые. Не удивлюсь, если официант расскажет об этом Францу. И позже, вечером, когда Франц придет на десять двенадцать, он, как обычно, поздоровается со мной, а я замечу, как хорошо кормят в «Сливе», на что он, укоризненно погрозив мне пальцем, ответит: Но вы слишком щедры на чаевые. Потом, через двадцать минут, когда я высажу его на третьей остановке в Демлинге, от которой ему совсем близко до дома, Франц скажет: Ну вот и еще один день прошел. До завтра.
Конечно же, «Слива» — отнюдь не единственный приличный ресторан в округе, и если бы Франц захотел, он бы мог, вероятно, устроиться на работу в одном из лучших ресторанов Демлинга. Что, конечно, было бы удобнее, ибо ему не надо было бы каждый день добираться на автобусе до Брумхольдштейна. С другой стороны, чаевые были бы меньше, хотя время от времени жители Брумхольдштейна, когда им хочется чего-то нового, но не ценой утомительной поездки в Мюнхен, садятся в машину и едут в Демлинг, в котором помимо дюжины традиционных заведений имеются также один турецкий и два итальянских ресторана. Кое-кто из знакомых Франца посетил разок турецкий ресторан и сообщил, что кормили там очень и очень неплохо, а оформление оказалось на удивление привлекательным, что для не нашего места, они подчеркнули «не нашего», было поразительно чисто, а обслуживание вполне соответствовало стандартам, чего, конечно, от турков никто не ожидал. В любом случае, они больше туда не собирались, но им все понравилось, да к тому же и цены оказались невысокими. На стенах, говорили они, там были большие, неплохо выполненные виды Стамбула, а на каждом столе стояли свечи. Однажды вечером Франц упомянул об этом водителю, который никогда в турецком ресторане не был. Он знал о его существовании, но большого искушения посетить это заведение не испытывал. Его не очень-то интересовала, объяснил он, экзотическая, чужая пища. Были, конечно, и исключения. Например, во время оккупации во Франции. Пища это одно, заметил Франц, но вы не заставите меня работать вместе с турками. Строго говоря, это была неправда, так как посуду в «Сливе» мыли как раз турки, уборщиком был югослав, а помощник официанта, Никол, был греком.
В целом пассажиры автобуса с уважением относились к праву Франца разговаривать с водителем, хотя это и строго запрещалось, о чем сообщала табличка над ветровым стеклом. Они также уважали и его право на переднее сиденье, с которого он мог разговаривать с водителем во время движения и в то же время без помех рассматривать открывающуюся перед ним автостраду. Изредка какой-нибудь пассажир, вероятно, не ездивший ранее на десять двенадцать, пытался присоединиться к их беседе, но тут же получал от Франца и водителя отповедь. Рядом с табличкой, на которой значилось: Не разговаривайте с водителем во время движения, висела другая: Не курить.
Но в 10:12 все было не так строго, и кое-кто из постоянных пассажиров покуривал на задних сиденьях, а водитель делал вид, что не замечает этого. Обстановка складывалась самая непринужденная. Некоторые пассажиры звали водителя по имени, Руди, чего они ни при каких обстоятельствах не позволили бы себе в дневное время. Водителю было любопытно, не назовет ли его по имени однажды и Франц, а несколько раз он едва удерживался от того, чтобы предложить: Давайте будем звать друг друга по имени — но не смог это выговорить. Как-то Франц упомянул, что работал раньше в еще более дорогом ресторане, но вынужден был уйти оттуда после ссоры с метрдотелем по принципиальному поводу. Франц объяснил, что нельзя, просто пожав плечами, поступаться принципами. Он также заявил, что твердо верит в правила, которые управляют как твоим поведением, так и поведением всех остальных. Без правил у нас была бы анархия. В душе я социалист, сказал он водителю, но это не значит, что я намерен отступать перед хаосом. Однажды водитель спросил Франца, есть ли у него дети, и Франц, смутясь и неожиданно разволновавшись от такого вопроса, с неохотой признался, что у него есть сын, а затем добавил, что сын этот от предыдущего брака. Водитель тут же пожалел, что спросил об этом. Он не хотел совать нос в чужие дела. Ему было любопытно, как выглядят обе жены Франца, и первая, и вторая. Я бы не удивился, сказал Франц, пытаясь снять напряжение, если бы мой сын оказался в вашем автобусе. Он похож на вас? спросил водитель, тут же пожалев и об этом. Он туповат, спокойно сказал официант. Туповат и неуклюж. Он выглядит и ведет себя как простофиля. Водитель неловко рассмеялся, не понимая, как воспринимать эти сведения. Ну вот, сказал Франц, выходя из автобуса, и еще один день прошел. До завтра.
4
Как-то в июньское воскресенье Франц отправился вместе с женой на автобусе в Гвунден, чтобы навестить ее троюродную сестру Гину. К его ужасу, за рулем оказался Хаген, который засиял широкой улыбкой при виде Франца. Я думал, что в воскресенье у вас выходной, укоризненно сказал Франц, а затем, протягивая водителю билет, раздраженно поинтересовался: А почему вы едете в Гвунден? Это же не ваша линия. Водитель, все еще улыбаясь, объяснил, что подменяет ушедшего в отпуск товарища. По каким-то причинам Францу не нравилось, что его видят вместе с женой, словно он хотел, чтобы его личная жизнь и его работа были разнесены как можно дальше друг от друга. Вы в Гвунден на выставку лошадей? спросил водитель. Да, сказал Франц, не отрывая взгляда от жены, словно боясь, что она запротестует. О выставке лошадей в Гвундене он не имел ни малейшего понятия. Когда Дорис, которая вошла в автобус до него, собралась занять два кресла неподалеку от водителя, Франц схватил ее за плечо и решительно подтолкнул к задним сиденьям. Это как раз тот водитель, с которым ты беседуешь каждый вечер? спросила она достаточно громко, чтобы ее услышал Хаген. Да, отрывисто бросил Франц. Но сбавь тон. Я не хочу об этом говорить, разве не понятно? Она молча кивнула, но, выходя в Гвундене, улыбнулась водителю и милым голосом произнесла, до свидания. У нас барахлит машина, и мы решили поехать на автобусе, счел необходимым объяснить на выходе Франц. Водителю, который отлично знал, что машины у Франца нет, показалось, будто этой встречей вскрылось нечто, что Франц предпочел бы сохранить в тайне. Во время пути до водителя донеслось несколько слов, которыми обменивались Франц и его жена, и хотя он не смог понять, о чем они говорят, он уловил или почувствовал во Франце нечто не имеющее ничего общего с тем довольно легкомысленным, скорее приятным человеком, которого он видел каждый вечер, а время от времени и в ресторане. Его не особенно заботило, что Франц не представил его жене, хотя Хаген в такой же ситуации наверняка представил бы свою. В любом случае большого значения это не имело. Симпатичная женщина, сказал он Францу на следующий день в 10:12. Естественно, Франца интересовало, как выглядит жена водителя. И его дети. Но для него самым загадочным в водителе было его необъяснимое присутствие раз в две недели в «Сливе». Почему он все приходит и приходит? спрашивал он себя. Чего он хочет?
