«Новая жизнь! Уж не очередная ли иллюзия закралась мне в душу?» — все сильнее свербело у меня в мозгу.
«Так — стоп!» — судорожным натиском обветшалой воли подавил я подступающий приступ малодушия.
«Опять чуть не сорвался в пропасть. Нет уж, хватит. В тридцать три это непозволительная роскошь. Контроль над мышлением — вот что спасет меня! Хватит всеохватывающих обобщений! Надо подчинить свой мозг только одной задаче — достижению конкретной цели. Да! Наличие конкретной цели — вот краеугольный камень Новой жизни! Вот панацея от всякого хаоса!»
Бодрость духа постепенно возвращалась ко мне. Я закрыл глаза и попытался представить себе свою конкретную цель.
Абсолютно черный экран повис перед моим внутренним взором.
«Чего я хочу добиться?» — пытался я направить мысль в нужное русло. Но вместо спасительной конкретики весь экран одна за другой, словно капли налетевшего дождя, заполнили ослепительные кляксы и принялись копошиться там, как опарыши на дне консервной банки запасливого рыбака.
Мне стало дурно, но я силился не открывать глаз.
Удивительное дело! Я с легкостью воспламеняюсь самой невероятной идеей и способен беззаветно служить ей, укрепляя и развивая в своем воображении, но такое заурядное словосочетание, как «конкретная цель», действует на мою фантазию удручающе — от смятения до паралича.
— Мам, вот швободное мешто! — послышалось совсем рядом.
«Может, потребуется уступить место?» — с облегчением подумал я и открыл глаза.
Напротив, стоял малыш в шубке и кожаной шапке с козырьком. Щеки у него были пухлые и розовые. Вообще-то, дети мне нравятся, даже очень, но от того, что я не решаюсь завести собственных, они меня раздражают.
— Ну, шадишь быштрей, — голосил пухлощекий в сторону, идущей по проходу пышной женщины в китайском пуховике и с объемными сумками в руках.
— Не кричи, — спокойно сказала женщина и со вздохом «уф-алла» опустилась на сидение.
Бутуз тут же вскарабкался ей на колени и с усердием кошки, готовящейся справить нужду, стал усаживаться. Мать, не обращая на его возню никакого внимания, разглядывала рекламные наклейки и трафареты, заполняющие стены и окна вагона. Наконец малыш угнездился и обратился к родительнице:
— Мам, ты видела брелочки, там в ларьке?
— Видела, сына.
— Мам, вот тот крашненький, помнишь, мне очень нравитшя.
— Сына, он пятнадцать рублей стоит.
— Ну, мам! — загнусавил малыш и вдруг воодушевленно продолжил: — Он такой маленький, крашивенький! Разве пятнадцать, это много, мамуль?!
— Это две буханки хлеба, сынок, — продолжая изучать рекламу, ответила мать.
У мальчугана отвисла нижняя губа, некоторое время он сосредоточенно думал.
— Мам, а вон тот, ш кнопочками, правда, он не такой крашивый, но тоже может мне понравитьшя, — ласково улыбаясь, снова заговорил малыш.
— С кнопочками двадцать пять стоит, сына, — сказала женщина доставая из кармана какой-то чек и огрызок карандаша.
— А это сколько буханок? — настороженно спросил сын.
— Четыре, — машинально ответила женщина и принялась записывать телефон агентства недвижимости «Мартьянов amp; Клондайк».
Малыш часто-часто заморгал, и по его пухлым розовым щекам покатились крупные слезинки.
Конечно, я был выпивший. Но если бы я пребывал в совершенной трезвости, то все равно бы расчувствовался. Я очень сентиментальный. И что хуже всего, мне это нравится. Я специально выдумываю различные душещипательные истории и, выдавая их за быль, рассказываю своим знакомым только для того, чтобы в финале самому лишний раз испытать это чудное состояние, когда в груди у вас вдруг что-то дрогнет, потом всколыхнется и наконец прорвется с такой силой, что вам уже на все наплевать. Потому что Душа ваша, непомерно разбухшая и отяжелевшая, разрождается спасительным ливнем слез!
В общем, я так расчувствовался, что мгновенно не только потерял контроль над мышлением, но и лишился разума. Ну и, естественно, повел себя слишком откровенно. Я выхватил из кармана деньги и сунул их малышу в руки:
— Держи, парень! — так громко и отчаянно выпалил я, что мальчуган отпрянул и вытаращился на меня, как на Кинг-Конга.
— Вы что, с ума сошли?! — подпрыгнула мамаша. — Вы чего ребенка пугаете?! А ну забирайте свои деньги! — затараторила она, вырывая бумажки из рук сына и запихивая их мне в карман. — Умник нашелся! Что это за новости такие?!
— Да нет, вы не поняли, — растерянно забормотал я и почувствовал, как вспыхнуло мое лицо. Я ведь очень стеснительный. Иногда доходит до того, что от стеснения я чуть не теряю сознание. Вот и сейчас в глазах у меня потемнело, а в груди сделалось пусто и холодно. К счастью, вагон остановился, двери распахнулись, и я бросился в них, как наблудивший кот со стола.
За спиной раздался пронзительный рев малыша.
Со мной такое случается сплошь и рядом. А все потому, что восприятие у меня какое-то извращенное, а ответная реакция просто гипертрофированная. В раннем детстве я даже чуть не погиб через такое неблагоприятное сочетание свойств моего организма.
Помню, было мне лет шесть, когда родители впервые взяли меня с собой в поход. Каждое лето во время отпуска они и еще несколько семей совершали какое-нибудь путешествие. То спускались на байдарках по реке Юрюзань, то отправлялись «дикарями» к Черному морю.
В то злополучное лето выбор пал на озеро Аслыкуль. Было решено за недельный срок обойти озеро берегом и стать лагерем еще на неделю, для рыбалки.
Сборы были недолгие, но кропотливые и основательные. Я старался изо всех сил и всем очень мешал.
Наконец тронулись.
К вечеру на рейсовом автобусе экспедиция добралась до деревни Алга и пешком двинулась к высокой горе, за которой, по указу местного пастуха, находилось желанное озеро.
Я был ошеломлен заново открывавшимся для меня миром.
Куда ни глянешь — просторы, просторы, просторы!
Синее бездонное небо, желтые поля подсолнечника и красное вечернее солнце сливались в моем девственном сознании в необузданно-радостную картину бытия.
Когда мы достигли подножия, стемнело.
Взрослые разбили лагерь, весело отужинали и улеглись спать. А я неотрывно, в каком-то душевном онемении, пялился на черную вселенную, кишащую мерцающими тельцами планет, и воображал. Так и уснул с открытыми глазами.
Проснулся я раньше всех, выполз из палатки, помочился на паутину, сотканную между двумя кустиками, и отправился на вершину горы — мне не терпелось увидеть озеро.
Я шел, глазел на просыпающийся мир и чувствовал, что со мной происходит что-то небывалое. Меня всего, как говорится, распирало изнутри, и казалось, что вот-вот разорвет на мелкие кусочки.
Я не выдержал и что было сил побежал.
По ту сторону горы покоилось великолепное голубое озеро, простирающееся почти до самого горизонта. И в тот самый момент, когда я выскочил на вершину горы и замер от удивления и восторга — над озером появилась солнечная макушка. Поверхность воды вспыхнула, и от самого горизонта к подножию горы выстлалась алмазная дорожка.
Вся жизнь представилась мне тогда вот таким же утром — наполненным восторга и неистовства. Я вдохнул воздуха столько, сколько позволяли мои легкие, и с безумно-радостным воплем полетел к солнцу.
Очнулся я уже в палатке с жгучей болью во всем теле.
Рядом, закрыв лицо руками, сидела мама.
Сквозь пальцы ее капали слезы.
Может быть, для всех нас было бы лучше, если бы я не увяз тогда в кроне одинокой березы, а разбился бы в дребезги о гряду прибрежных камней?
Возможно. Потому что проявившиеся во мне в то утро способности не только не вытряхнулись из моего изодранного тела, а напротив, укоренились и стали активно развиваться, поражая своими выходками и меня и окружающих.
Почти тридцать лет понадобилось мне для того, чтобы только лишь выявить их, как первопричину всех своих бед. Но во что я превратился за это время?!
Ну, слава Богу, с завтрашнего дня все пойдет по другому! И я представил себя будущего — независимое выражение лица, непроницаемый взгляд, безукоризненная логика мышления и филигранная точность движений. Отлично! Значит, завтра:
6.00 — подъем;
6.30 — физзарядка!
Пружинистым шагом направился я по перрону к эскалатору.
Мой непроницаемый взгляд отметил молодого парня с длиннющими волосами, собранными на затылке в хвост. Он стоял, упираясь обеими руками в мраморную стену и мучительно блевал в урну. К нему двигалась работница метрополитена в желтой форменной жилетке и с железным совком в руке.
— Вам что, молодой человек, заняться нечем? — сухо спросила она, грозно помахивая совком.
Я спокойно отвел свой новоявленный взгляд и шагнул на эскалатор — чем у них там дело закончится, меня уже не интересовало. Я жил завтрашним днем. Я поднимался вверх и сквозь пелену иронии смотрел на уплывающий вниз людской поток, постепенно наполняясь лилейным чувством превосходства.
