Нужно заканчивать, в книгу всё больше и больше стало проникать наше «сегодня», а это уже тема другой книги. Мы уже не чувствуем себя здесь иностранцами, эмигрантами, а значит «Страна Эмиграция» осталась только в воспоминаниях и в этой книге.
Вместо эпилога.
И всё же на главный вопрос я так и не ответил.
Такое уж свойство моего характера — созерцательность. Признаться, я больше люблю наблюдать, а анализировать, раскладывать по полочкам — терпения не хватает. Пусть на главный вопрос попробует ответить моя жена, в одном из её коротких рассказов. Итак…
«Стоило или не стоило уезжать?» — обычная застольная тема разговоров в нашей эмигрантской компании выходцев из России. Это не тема для дискуссии, так как людей, считавших, что эмигрировать не стоило, с нами уже нет — они вернулись обратно. Задавая друг другу этот вопрос мы обсуждаем наши проблемы. Говорим о «черном расизме», о том, что не придется ли нам убираться из Южной Африки, как когда-то белым пришлось убираться из Родезии. И кроме того, мы любим сравнивать свою жизнь здесь с нашей прошлой жизнью в России. Мы пытаемся, как бы закрыв глаза, увидеть внутренним взглядом — что бы было с нами сейчас, если бы мы не уехали. Мой муж говорит, что он видит и что ничего хорошего там нет. А у меня не получается. Как ни закрываю глаза, представить себя в России сейчас не могу. Не хватает воображения. Могу только вспоминать прошлое.
Помню детские путешествия. На маленьком папином «Москвиче» мы отправлялись в ближайший к Омску и единственный курорт Чернолучье. Ехали мы по кошмарным, ухабистым, размытым дождями дорогам, а скорее по отсутствию дорог, и застревали в первой же луже. Бежали в соседнюю рощицу, приносили ветки, подкладывали под колеса, с горем пополам выбирались из этой лужи и застревали в следующей. Дожидались проходящего грузовика, папа давал шоферу «на водку» и он вытягивал нас из лужи. Кое как добирались до Чернолучья, высовывали нос из машины и на нас накидывались полчища комаров. Папа отличался повышенной чувствительностью к комариным укусам, поэтому он запирался в машине и на пикник не выходил. Мама имела в голове идею «отдыха на свежем воздухе» и, как человек, обуреваемый «большой Идеей», мелких комариных укусов не замечала. Я металась между папой и мамой, я отличалась папиной чувствительностью к комарам, но имела мамину склонность к «Идеям». Кстати, способность формировать «Сверх Идеи» очень помогла мне на первых и самых трудных этапах эмиграции. Я забрала себе в голову «Идею эмиграции» и долго не понимала опасностей и не страдала от унижений начала жизни в чужой стране.
Уже позднее мы с мужем и детьми много ездили по России. Мы были молоды, дети были хорошие путешественники, но эти жуткие хибары Кавказа и Крыма, в которых мы были вынуждены останавливаться, так как в гостиницу нельзя было попасть ни за какие деньги! Эти грязные сортиры, вонючие столовые!
Нет, Россия не была приспособлена для путешествий! И мы отправились в наше самое большое в жизни путешествие — эмиграцию.
Большого выбора — куда эмигрировать — у нас не было. Из неуютной, неприспособленной для нормальной жизни России мы уехала в маленький, крикливый, похожий на восточный базар Израиль. А оттуда бежали в Южную Африку, сразу же покорившую наши сердца красотой, климатом, разнообразием и, конечно, дорогами. Как только смогли купить нашу первую подержанную машину, мы пустились в дорогу. Сначала высовывали нос недалеко: из Йоганнесберга в Сан-Сити и обратно, в Преторию и обратно. С покупкой новой машины мы осмелели, отправились в Дурбан, Дракенсберг, Лесото. По прекрасным, ровным лентам highways, c ночевками в придорожных отелях или guesthouse'ах. И всегда, куда бы мы не ехали, где бы не останавливались в этой так хорошо приспособленной для жизни стране — путешествие было удовольствием. Самый маленький отель был чистым, сервис — хорошим, еда вкусной.
Так вот, стоило или не стоило уезжать? Чтобы ответить себе на этот вопрос, мы иногда ездим в Россию. И приезжаем обратно с ощущением, что мы ездили в какую-то другую страну, не в ту Россию, из которой уехали. И что вряд ли мы бы хотели жить в этой другой стране.
В мой последний приезд в Россию я, как всегда, обходила наших друзей. Уставшие, так долго работающие, так много проводящие время в транспорте, в бесконечных пересадках, они очень старались встретить меня, угостить. Мы встречались так, как будто не прошли долгие годы разлуки. Но постепенно я начинала ловить себя на том, что я больше не понимаю их жизни, и что на самом деле мы так далеко отошли друг от друга. Наверное, они чувствовали то же самое. А их крошечные квартирки, в которых кажется нельзя дышать! По сравнению с просторными домами южной Африки они наводили на меня ужас. И везде текли краны, обваливались обои, и никто не замечал разрухи. В этом была безнадежность. Что толку ремонтировать текущий кран, если нет денег на замену разбитых плиток в ванной, когда нет ни времени, ни сил клеить обои в прихожей. Что толку выбираться из одной лужи, если все равно застрянешь в следующей.
Мои мама и папа давно уже не живут вместе.
Папа заперся в своей маленькой квартирке на Иртышской набережной. Его чувствительность с годами усилилась, ему все труднее защищаться от укусов жизни. Он не выпускает изо рта сигарету, доливает коньяк в рюмку чтобы только забыть о старости, о том, что жизнь уходит.
Моя храбрая мама теперь имеет другую идею — «помогать животным, попавшим в беду».
И вот, в жестокой к людям и животным России, мама приводит или приносит в свою двухкомнатную квартиру на 8 этаже несчастных, бездомных и больных собак и кошек. Кормит их, лечит, водит гулять. И, занятая животными, не замечает, что из красивой женщины она превратилась в страшную бабу-ягу, не замечает ужасной грязи, которую принесли с собой собаки и кошки. Только удивляется, почему никто не хочет заходить к ней в гости.
А я вернулась к себе домой, в Южную Африку. Как всегда я мечусь между папой и мамой. Моя чувствительность с годами тоже усиливается, поэтому людей вокруг меня становится все меньше. Как моя мама, я тоже помогаю животным, но не всем, а только некоторым, стараюсь не превращать свой дом в собачий и кошачий приют. Хочу, чтобы люди тоже могли жить в нашем доме. Да у нас и легче держать животных: дом и сад, места для животных достаточно.
Вчера мы с мужем прилетели из Кейптауна, куда ездили на 28-летие нашей свадьбы. Мы прожили неделю в отеле на берегу Атлантического океана, в комнате был соленый запах моря, на балкон прилетали чайки. Мы гуляли по Кейптауну, который был слишком красив, чтобы быть настоящим городом. На маленькой черной KIA, взятой на прокат мы ездили по побережью Атлантики. Добрались до сурового, пронизанного ветром, мыса Агулис — самой южной точки Африканского материка. На следующую годовщину свадьбы, если будем здоровы, поедем в Намибию, к красно-песчаным дюнам и старым немецким городкам, поглощаемых пустыней Намиб. А потом, может быть, в Мозамбик.
Даже если нам придется в будущем подобру-поздорову убраться из Южной Африки, эта страна принесла нам столько счастья, что, конечно, «уезжать стоило».
— Эти обезьяны не давали болеутоляющего моей больной всю ночь и целый день
