Они поставили на середину комнаты пустую коробку и сложили в нее валявшиеся на полу вещи. А потом стали разбирать содержимое коробок.
Каждый листок, каждая заметка, каждая газетная вырезка, каждая квитанция, каждая рукопись – все, что журналист успел собрать за свою короткую жизнь, казалось им обоим достаточно важным, чтобы в последний раз взять это в руки, рассмотреть, оценить и отложить в сторону.
Они просидели на полу до двенадцати ночи, сосредоточенно разбирая архив Лукаса. С каждым часом его присутствие в комнате становилось все более ощутимым. Фабио был потрясен тем, какое важное место он, Фабио, занимал в его жизни. Они обнаружили папки со статьями, которые публиковал Фабио Росси; записи, которые оставлял на картонках под пиво и салфетках Фабио Росси; дурацкие афоризмы, которые приклеивал к экрану компьютера Фабио Росси; заметки на полях рукописей Лукаса, которые делал Фабио Росси; фотографии Фабио Росси с Лукасом Егером; фотографии Фабио Росси с Нориной Кесслер. Но ни малейшего следа материалов доктора Барта они не обнаружили.
Когда они потушили свет в комнате и закрыли дверь, Норина сказала:
– Теперь я бы выпила стакан вина.
Фабио раскупорил бутылку и наполнил два стакана. Они сели за кухонный стол и подняли стаканы.
– Помянем Лукаса, – сказала Норина.
– Помянем Лукаса.
Они молча выпили.
После долгой паузы Фабио заметил:
– Я не знал, что играл такую важную роль в его жизни.
Норина кивнула.
– Фабио сказал. Фабио так считает. Фабио всегда так делал, Фабио то, Фабио се.
– Это, конечно, действовало тебе на нервы.
– Если мы ссорились, то в большинстве случаев из-за тебя. Он был потрясен твоим поведением. Тем, как ты изменился. Для него это было крушением целого мира. И все-таки он ни в чем тебя не обвинял.
Норина глотнула вина. Она даже немного раскраснелась.
– Представляешь, мы ссорились из-за того, что я отказывалась навещать тебя в клинике, Он взывал к моей совести, когда я не отвечала на твои звонки и сообщения. Мне кажется, он готов был собственноручно уложить меня в твою постель. Однажды он сказал, что тебя спасло чудо. И нам не подобает лишать тебя шанса прожить вторую жизнь.
– Чудо второго шанса. И такое заявил атеист. – Он наполнил стаканы. – For the road, на. дорожку.
– Ты приехал на велосипеде?
Фабио прикинул, стоит ли говорить ей правду, и не решился.
– Его украли, – только и сказал он.
– Твой шикарный алюминиевый велосипед? – Штернштрассе – не самое подходящее место для шикарных алюминиевых велосипепедов.
Норина неуверенно предложила:
– Ты мог бы переночевать и здесь.
Фабио посмотрел ей в глаза.
– Я бы с удовольствием.
– На кушетке для гостей, о'кей?
– О'кей, – согласился Фабио, словно ничего другого он и не имел в виду.
– Вчера… – она подумала, – вчера мы напились с отчаяния.
– И прекрасно.
– Прекрасный отчаянный поступок двух пьяных.
Когда они вместе застилали кушетку, Норина сказала:
– Последние два дня он жил в «Гурраме». Может быть, эти документы остались там, в его вещах? Давай завтра съездим и поищем. Завтра после обеда я свободна: национальный праздник.
Он настоял на том, чтобы она первой заняла ванную. Подошел к открытому окну и стал вглядываться в ночь. Во всех домах на другой стороне улицы было темно. Только витрина пиццерии Нери была освещена. Чтобы отпугивать грабителей, согласно теории покойного Лино Нери.
Норина вышла из ванной:
– Я там положила для тебя махровое полотенце и зубную щетку.
Они поцеловались и пожелали друг другу спокойной ночи. От нее пахло зубной пастой и ее таинственными кремами.
– А что, если мы обнаружим бумаги Барта? Тогда полиции придется рассматривать версию убийства.
– Еще бы.
– Ты подумай, я считала, что он совершил самоубийство, и терзалась угрызениями совести. А его убили.
– Никто не отвечает за самоубийство другого человека.
В семь утра Фабио уже явился в лавку Грации Нери. Хозяйка взглянула на него с явным неодобрением.
– Грех какой, – резюмировала она, на этот раз имея в виду грех прелюбодеяния, ведь Фабио ночевал у новоиспеченной вдовы.
Но она все-таки угостила его своим черным сладким кофе и тостом с куском салями.
– Окорок вы ели вчера на ужин, – съязвила она.
Фабио вошел в подъезд меблированного дома «Флорида» и обнаружил, что его велосипед стоит на своем старом месте.
Он осторожно приблизился. Новенькие, с иголочки, шины и отлично накачаны.
Он взбежал вверх по лестнице, ворвался в квартиру и остановился у стола, переводя дыхание.
Он не понимал, что его больше испугало: то ли надругательство над его велосипедом, то ли его неожиданное возвращение. Похоже, некто давал ему понять, что может в любой момент зайти к нему в дом и поступить с его собственностью по своему усмотрению. С его собственностью и с ним самим.
Только встав под душ и регулируя температуру воды, он немного отвлекся от этой мысли и расслабился. И даже нашел объяснение случившемуся: это просто безобидная шутка какого-то мальчишки, которого родители во избежание неприятностей быстро призвали к порядку.
Чем дольше он размышлял над этой версией, тем больше она ему нравилась. К тому же во время бритья он ощутил вибрацию бритвенной головки на верхней губе. Это было так здорово, что его мысли обратились к Норине. Внезапно ему стало совсем хорошо.
Они снова будут вместе. Все к тому идет. Пусть не сегодня и не завтра, но скоро. Она поможет ему вспомнить забытое и даст ему второй шанс. Она проявит милосердие и вернет его к жизни.
Он оделся и включил ноутбук. На сервер пришло три ответа на его обращение к ученым-иммунологам. Двое респондентов выражали сожаление, что ничем не смогут быть ему полезными, так как никогда не имели контакта с доктором Бартом.
Третье сообщение гласило:
Уважаемый господин Росси,
ссылаюсь на Ваше обращение к профессору Вайдеру и прошу Вас как можно быстрее связаться со мной.
С дружеским приветом,
Дулиман Босвелл.Ниже был указан номер мобильника, и Фабио поспешил его набрать.
– Да? – сказали в трубке.
– Доктор Босвелл?
– Да.
– Говорит Фабио Росси. Я получил ваше сообщение касательно доктора Барта.
– Ах, господин Росси. Спасибо, что так быстро отозвались. Мы могли бы встретиться? У меня есть важная информация на интересующую вас тему.
– Охотно. Когда? Где?
– Вы знаете «Голубой Нил»? В это время там мало народу.
– Но это закрытый клуб.
– Назовите мое имя, если придете раньше меня. За полчаса доберетесь?
Фабио затолкал в сумку два стенографических блокнота и диктофон и оседлал свой вновь обретенный велосипед.
Теплый светло-серый день еще не пришел к окончательному решению остаться сухим. По случаю национального праздника машин было мало, и они не особенно спешили. Фабио крутил педали и думал о своем собеседнике. Что-то его смущало: голос показался ему знакомым.
Интерьер «Голубого Нила» был выдержан в колониальном стиле. Очевидно, архитектор именно так представлял себе английский офицерский клуб в Каире. Много кожи и красного дерева. Тропические шлемы, слепки с археологических находок в гробницах, ретушированные фотографии двадцатых годов с видами Нила, раскопками и верблюжьими скачками.
В ресторане не было никого, кроме официанта с красной перевязью на животе. Тот сразу устремился навстречу Фабио.
– Я условился с господином Босвеллом.
– Его еще нет. Но если хотите пока что занять место, господин Босвелл обычно сидит вон там. – Он указал на маленькую нишу, наполовину скрытую египетской ширмой. – Что вам подать?
Фабио заказал эспрессо. Официант принес медную джезву с густым горячим арабским кофе и тарелочку с восточными сладостями.
Странное место для встречи с ученым, подумал Фабио, кладя на стол блокнот и диктофон.
Через некоторое время в дверях появились двое мужчин. Один остался стоять у дверей, второй подошел к Фабио.
Липовый доктор Марк.
Фабио встал.
– Давно ждете, господин Росси? Сидите, сидите.
Фабио пожал протянутую руку. Оба сели.
– Вы – господин Дулиман Босвелл?
Мужчина указал на диктофон:
– Надеюсь, не включен?
Фабио кивнул.
– Вот и не включайте. Разговор не для протокола. Да, я Дулиман Босвелл. Прошу простить мою эскападу во время нашей последней встречи. Маленькая мера предосторожности.
Фабио почувствовал, как бешено колотится его сердце.
– Кто вы такой?
– Сотрудник ЛЕМЬЕ.
– В какой должности?
– Секьюрити. В самом широком смысле.
Официант принес чайник с зеленым чаем и церемонно наполнил высокой струей маленький расписной стакан.
– Я вижу, вы предпочитаете кофе, – заметил Босвелл. – На то вы и итальянец.
– Вы – не сотрудник профессора Вайдера.
– Скажем так: профессор Вайдер – наш сотрудник. И тоже в самом широком смысле. Он переправил мне ваше сообщение.
