Пожалуй, только после того как меня разыскал цыганский баро, только после его странного предсмертного поступка, память вернула мне весь вал странностей и вокруг Васи.
Где ты, Вася? Отзовись! Эх, если б я ещё тогда умел задавать вопросы…
Вася, я ведь всё помню: и как ты купался в ледяной горной реке, и как, когда мы спустились в город, ты на автобусной остановке лёг, ведь ты всегда говорил, что есть смысл делать только две вещи: работать или лежать, а промежуточные состояния бессмысленность…
Вась, такой человек не может быть случайностью ни в чьей жизни.
К чему это я вспомнил Васю (ниже я расскажу о нём чуть больше)? Нет, не потому только, что хотел похвастаться ещё одной в своей жизни драгоценностью. Ещё задолго до того, как я засел за «Катарсис», задолго до того, как я смог сформулировать приведённые выше в связи с личностью Сталина вопросы, меня поразила одна деталь в жизни Иосифа Виссарионовича. Сталин, кажется, был сослан семь раз. Из пяти ссылок он бежал. Вопрос: почему он не сбежал из оставшихся двух? Ведь он мог сделать это легко?
Теперь напрашивается ответ: потому что в той глухомани, куда сослали Сталина, он встретил сверхинтересного собеседника, возможно, наподобие Васи.
И этот гилейский жрец и обучил Иосифа Виссарионовича начаткам теории стаи и аскетизму. И тому умению, благодаря которому он сумел разглядеть Преемника в то время, когда он таковым ещё не стал.
Свидетельствую: можно ровным счётом ничего в процессе общения не понять — но стать другим человеком. Не умея даже объяснить, что же именно в тебе изменилось.
За Васей я наблюдал внимательно — много внимательней, чем за сыном главраввина: Вася много интересней моего удивительного тестя, который, как бы мне ни хотелось унизить главраввинат, много интересней любого рядового исполнителя.
Да и условия к созерцанию Васи располагали: горы, вокруг никого, только он да я, суета не мешает — ибо её нет…
Итак, обилие странностей вокруг Васи просто поражает.
Обычные люди, если пытаешься построить с ними отношения на равных, тут же норовят усесться тебе на шею.
Так что тот, кто не пытается этого сделать, достоин по меньшей мере изумления. И вопроса: какими это ценностями он владеет, если иерархия ему безразлична? Какого он мира гражданин?
Иными словами, в каждого человека вживлено своеобразное удостоверение личности — необычный человек удостоверяется сразу, по отсутствию выплесков некрополя. Таковых я вообще могу упомнить только «Чапая» — предполагаю, Цыганский баро второй. Вася вообще все полтора месяца относился ко мне неожиданно бережно, чуть ли не благоговейно. (Но ведь тогда я был абсолютно ничем, наподобие Булгакова для Сталина!)
Благоговение проявлялось во всём: работали мы, подстраиваясь под мой ритм (Вася был не только более развит и более опытен в строительстве, но и старше меня года на четыре!), если я уставал или хотелось подремать — Вася это замечал и сам предлагал сделать перерыв. Хотя часто не ложился, а начинал благоустраивать окружающую природу.
Кстати, именно здесь, как мне теперь кажется, заключена причина, почему Вася сказал про киллерство. Иначе я, впоследствии вспоминая, мог бы предположить, что Вася вообще ко всем относился бережно.
Но самый удивительный случай, пожалуй, самый для остальных незаметный.
Поскольку я так и не смог заставить себя купаться в ледяном потоке, (а это, пожалуй что и покруче, чем в проруби, ведь струи срывают нагретую вокруг тебя водяную плёнку), то мы как-то раз спустились в город в баню. Там в общежитии лесосплавщиков за нами были закреплены койки. Помылся, лёг и заснул. Утром просыпаюсь, койка отодвинута на полметра от стены, в ней — прямоугольный проём, а под кроватью — груда битых кирпичей.
Ну и, конечно, вокруг проёма новые полочки.
Что такое?
Оказывается, когда я заснул, Вася с кем-то из обитателей общаги взялся обустраивать комнату (в которую скорее всего никогда бы больше не вернулся!). Зачем нужно было это широкое сквозное в кирпичной стене отверстие, уж не помню. Но чтобы его проделать, они отодвинули мою койку вместе со мной и стали ломом — поверх меня! — долбить стену. Грохот падающих на деревянный пол кирпичей, сами удары, да и работающие, думается, не просто сопели.
Обычно я сплю чутко, но тогда — удивительное дело! — я не проснулся. Я не смог поверить: не проснуться было невозможно! Не-воз-мож-но! Много невозможней, чем искусственно вызвать смерч.
Разве кто-то, оберегая, поместил меня в нечто вроде энергетического кокона…
Тогда я смог только запомнить картинки — но ровным счётом ничего не понял. А теперь, после того как меня разыскал Цыганский баро — а без постижения глубокого смысла в обстоятельствах его смерти вообще невозможно понять многие прежде случавшиеся со мной происшествия — начинаю их обобщать: не пьёт, не курит, горная ледяная река — нипочём, смерч — развлечение (а не сам ли Вася его вызвал? вывал леса начался всего метрах в семистах от нас, весьма похоже на деталь), невозможный совершенно случай с проломом в стене, да и вообще сверхредкое бережное ко мне отношение (куда там моей жене или матери, они, как говорится, и близко не стояли)… Вася, ты что, свободно управляешь любым измерением действительности?..
Я почти не запомнил Васиных высказываний — философски матёрых. (Запоминается то, что металлом вшивается энергетикой яркого некрофила, об этом в первом томе). Да Вася и не был болтлив… Но вернувшись с Северного Урала, до тех пор пока лет через семь не встретил свою третью жену, я только и говорил: Вася то, Вася сё… Другой я стал после того смерча. Не знаю чем, но другой. Аскетизм — да, но это не всё…
Кто ты на самом деле, Вася?
Как ты стал таким… могущественным?
Кто учил?
При каких обстоятельствах случилась твоя инициация?
На каком уровне ты взялся меня обучать?
Кого отыскивали твои предшественники? Скажем, в период ссылок Иосифа Джугашвили?
А ещё я многому научился, наблюдая за своей третьей женой. Пусть она не обижается, но по силе её воздействия она уступает и баро и «Чапаю». Правда, она впереди преемника главраввината.
Вождей (а все вожди — некрофилы) при изучении теории стаи больше всего может интересовать только одна её область, прикладная — принципы «изготовления» «идеальных исполнителей» для подвластной иерархии. Причём некоторая часть исполнителей необходимо должна быть не безмозглыми автоматами, удел которых только механическая работа, но быть марионетками способными к техническому творчеству.
Именно поэтому когда-то давно в конкуренции победили не те иерархии, в которых её элементам повально делали нечто вроде лоботомии, а те, в сознании элементов которых была смонтирована альтернативная «реальность», многоуровневый фантом суверенитизма. Марионетка остаётся способной к созданию высоких технологий, но по жизни становится до такой степени беспомощна, настолько безвольна и тупа, что даже не осознаёт своего одураченного положения.
Тень толпы, скандирующей «Распни Его! Распни Его!», при этом распираемой ложным ощущением своего нравственного превосходства и личностности, уже давно накрыла наш мир, ещё прежде I Пришествия Христа — в конце концов, на каменные ступени античных театров цивилизованное население гнали не палками…
Да, у них власть уже почти над всем населением мира. Этот «успех» во власти — результат двух составляющих: во-первых, чемпионской силы некрополя (способности к психоэнергетическому подавлению, особая предрасположенность к стадности — следствие чемпионской преступности, нравственного уродства рода), во-вторых, монопольного (после уничтожения конкурентов, вроде сожжения Александрийской библиотеки и монополизации СМИ) владения некоторым объёмом верного знания об устройстве толпы (иначе говоря, её управления) — теории стаи.
На сегодняшний день и первое и второе — «от яблоньки».
Теперь вопрос, как говорится, на засыпку: если бы главраввинат относился к нам, русским (россиянам), благожелательно, они бы чем с нами делились — первым или вторым? А на самом деле, в чём они нас вываливают?
Так называемая антисемитская литература обширна, некоторые книги командиры СМИ «раскручивают» до значительных тиражей.
Флаг этой литературы прост — евреи вовсе не этнос, а преступная организация, поразительно отлаженная иерархия. Они — как никто нравственные уроды, и потому властвовать не достойны. И — целая галерея однообразных мерзостей: одна «обличительная» картина сменяет другую.
Что поучительно, антисемитская литература вся сплошь суверенитическая, мало того, ещё и заквашена на «иудо-внутренничестве». Уже из одного этого умный человек может догадаться, инструментом какой стаи является антисемитская литература. Но не все знают теорию стаи, поэтому придётся пуститься в пространные рассуждения.
