Конджерс сел за стол-парту и – ба-бах! – изо всех сил грохнул папкой о крышку, словно желая прибить надоевшую муху. Несмотря на свое мальчишеское лицо, он был намного крупнее и явно сильнее Чарльза. В нем было шесть футов девять дюймов росту, вес зашкаливал за двести сорок фунтов; от природы плотный и ширококостный, Конджерс к тому же успел немало поработать над собой в спортзале. Чарльз был на три дюйма ниже ростом, и несмотря на все усилия Бешеного Пса – тренера по силовой подготовке, работавшего с ними в «качалке», то есть в тренажерном зале, – оставался довольно худощавым. У него были тонкие черты лица, и он наверняка был фунтов на сорок легче Конджерса. С точки зрения Джоджо, в первую очередь следовало рассматривать именно физические кондиции. Конджерс и так уже на взводе, и если спровоцировать его еще буквально одним приколом, – все может случиться…
В учебном классе все шло как обычно – то есть если человек не обладал такой способностью сосредотачиваться, как Чарльз Бускет, то о всякой самостоятельной подготовке и вообще учебе можно было забыть. Ребята развлекались как могли. То и дело кто-нибудь рыгал, а то и изображал пуканье, кто-то шепотом выдавал очередную шуточку, от которой все заходились в приступе смеха, кто-то исподтишка запускал в качестве метательных снарядов конфеты или еще как-нибудь бесился. Помощник тренера Брайен Глациано восседал в кресле на возвышении перед классной доской, лицом к студентам-спортсменам, поскольку в его обязанности входило следить за тем, чтобы они пялились в книжки, и поддерживать хотя бы относительный порядок. Но что он мог сделать? Брайен был молодой, белый и представлял собой практически полное ничтожество по сравнению с элитными игроками, за которыми был приставлен надзирать.
У Джоджо с собой были пара учебников и папка, набитая каталогами автомобильных аксессуаров. Естественно, не учебные пособия владели его вниманием в тот вечер. Он перелистывал каталоги и пускал слюнки, представляя себе, как круто будет выглядеть его «крайслер-аннигилятор», если на него навесить все эти прибамбасы. Сидел он на один ряд позади Конджерса, в десяти-двенадцати футах в стороне от него. Услышав со стороны Конджерса звук открываемой папки и перелистываемой бумаги, Джоджо подсознательно удивился и, оторвавшись от очередного каталога, с ленивым любопытством посмотрел в сторону первокурсника. Отвести взгляд он уже не смог. Конджерс повел себя исключительно странно. Он отогнул зажим, крепивший в папке листы обычной линованной школьной бумаги, и скомкал в кулаке верхний лист. Этот бумажный комок он засунул себе в рот и стал жевать. Джоджо аж передернуло. С его точки зрения, вкус у этой пропитанной кислотой и еще какой-то дрянью дешевой бумаги должен быть отвратительным. Конджерс же тем временем запихнул в рот и стал жевать второй лист… потом третий… жевал и жевал, но не глотал. Вскоре щеки у него надулись, как у лягушки или еще какого-нибудь животного, каких показывают в учебных видеофильмах на уроках природоведения в начальной школе. Глаза его превратились от злости в щелочки-бойницы. Через некоторое время Конджерс не без труда выплюнул в сложенные лодочкой ладони изрядный ком серой бумажной массы, пропитанной слюной. Он стал старательно лепить из полученного материала плотный шар наподобие снежка. Кашица из слюны и мелких клочков бумаги просачивалась у него между пальцами и капала на парту. Добившись желаемого результата, Конджерс встал во весь рост – во все свои шесть футов девять дюймов – и, хорошенько размахнувшись, – плюх! – запустил слюнявый ком в черный бритый затылок, расположенный в трех рядах перед ним. Вплоть до этого момента, пока одна бритая «репа» не перестала походить на другие, Джоджо даже и не сумел бы распознать, что там сидит именно Чарльз.
В первый момент Чарльз прореагировал на случившееся на удивление вяло. Он поднял голову от книг и посмотрел прямо перед собой. Затем, как всегда эффектно, в привычной манере Чарльза Бускета, не поворачивая головы, соскреб остатки метательного снаряда с затылка и шеи и подверг внимательному осмотру собранную сырую массу. При этом немалая часть влажного компонента «ядра» протекла ему за шиворот, отчего на спине футболки расплылось большое мокрое пятно. Лишь хорошенько прочувствовав это, он обернулся и посмотрел назад.
Первым делом он увидел Джоджо, который, потрясенный случившимся, смотрел ему прямо в лицо. Пару секунд Чарльз сверлил его взглядом, но довольно быстро пришел к выводу, что Джоджо в подозреваемые не годится. Тогда он медленно перевел взгляд, ставший похожим на лазерный луч, на Конджерса, который уткнулся носом в тетрадь, изо всех сил стараясь напустить на себя вид человека, с головой увлеченного конспектированием какого-то параграфа учебника, царапая шариковой ручкой в блокноте.
Глухим голосом Чарльз рыкнул:
– Эй, ты!
Естественно, все находившиеся в помещении обернулись на этот рык, чтобы выяснить, что, собственно говоря, происходит, – все, за исключением Конджерса, который по-прежнему не поднимал головы и исступленно скреб шариком по бумаге.
– Ты! – снова взревел Чарльз. – Я тебе говорю, ниг… ты, мудак гребаный, козел придурочный!
Даже в порыве гнева Чарльз сумел остановить себя на полуслове, и смертельно оскорбительное слово «ниггер» не было произнесено – в первую очередь потому, что в классе находились Джоджо с Майком. Чернокожие игроки никогда не употребляли этого «слова на букву н» даже в шутку, если рядом находились Джоджо, Майк, тренер, кто-то из пиши-читаев и вообще любой белый человек.
Теперь выбора у Конджерса не осталось. Дальше изображать, что он ничего не замечает и не понимает, что этот поток оскорблений относится к нему, было невозможно. Он резко встал, отчего его складной стул захлопнулся с резким клацающим звуком, набрал полную грудь воздуха и расправил плечи. Его тугая футболка была сделана словно из эластичной пленки, а не из ткани, и было видно, как все могучие бицепсы, трицепсы, дельтовидные и грудные мышцы напрягаются и становятся еще более объемными и внушительными. Закипая на глазах, он злобно посмотрел в глаза Чарльзу и начал слегка сдавленным, сухим и почему-то странно высоким, чуть ли не писклявым голосом:
– Ты совсем охре… – Потом решил не разводить долгих дискуссий и сказал коротко, но веско: – Сам мудак гребаный.
С этими словами Конджерс шагнул в проход между партами и медленно двинулся в сторону Чарльза. Вряд ли даже профессиональный борец выглядел бы более внушительно и грозно. Чарльз тоже встал и шагнул в проход. Он посмотрел в глаза Конджерсу и преградил ему путь, встав поперек прохода, широко расставив ноги и сложив на груди руки. При этом он наклонил голову и прищурился. Конджерс остановился футах в четырех от него. Несколько секунд, показавшихся Джоджо вечностью, они смотрели друг на друга, словно устроив перед неминуемой дракой игру в гляделки.
Первым перешел к активным действиям Конджерс: медленно, не провоцируя противника резкими движениями, он ткнул указательным пальцем в сторону Чарльза – раз, другой, третий, при этом все же не касаясь его. Все тем же сухим сдавленным голосом он сказал:
– Значит, так, мудила: еще раз пасть разинешь, и… – Он опять замолчал, не договорив.
– И что, что тогда, придурок? – поинтересовался Чарльз.
Он поймал нужную интонацию и теперь всячески демонстрировал окружающим, как ему скучно разбираться со всякими молокососами и учить их уму-разуму. Ни один мускул на его лице не дрогнул. Он все так же неподвижно стоял, сложив руки на груди и скептически глядя на Конджерса.
Тот помолчал несколько секунд и грозно добавил:
– Ты меня слышал. – С этими словами он развернулся и, пробормотав вполголоса «мудак», вернулся на свое место.
В классе стояла мертвая тишина, ни смешка, ни хихиканья, даже ни единого громкого «уф» переводимого дыхания. Всем, включая и Джоджо, стало тревожно за судьбу такого сильного, но при этом явно безмозглого первокурсника, который именно в силу неумения предвидеть последствия своих слов и действий и отсутствия интуиции рискнул нарваться на конфликт с Его Крутейшеством Чарльзом. Первый результат был налицо: сам заварив кашу, он теперь отступил с поджатым хвостом.
Все еще находясь под впечатлением от происшедшего инцидента, Джоджо и Майк вернулись в свой «люкс» в общежитии. Они открыли окна, но на улице было так темно, что даже нельзя было рассмотреть на фоне неба ни башню библиотеки, ни трубу котельной. Джоджо удобно устроился в кресле и расслабился, но Майк, все еще не придя в себя, стал нервно ходить по гостиной из угла в угол. Так часто бывает с молодыми парнями: сама атмосфера драки, пусть даже несостоявшейся, впрыскивает им в кровь столько адреналина, что он еще долго продолжает в ней бурлить.
