Андрей стукнулся стаканом о стакан, но смотрел не отрываясь в лицо Шурика.
– Не сохранил я… Украли!
Что-то быстрое, как тень молнии, пронеслось по лицу парня, странно исказив его. Оно будто остановилось, помертвело. Подпрыгнула темная бровь, оттенив еще больше общую неподвижность, и сам он весь передернулся. Хотел подняться, но Андрей крепко держал руку на плече.
Упрекнул слегка, по-приятельски:
– Я же не кончил… Эдак ты… Я что говорю: украли мое оружие, да вместе с вещами, с документами, и подвели меня тем самым под штрафную. А что такое штрафная – смерть! Да что смерть, позор-то хуже, хуже! Или как?
Шурик сидел как оглохший, схватившись руками за голову.
– Я спрашиваю, хуже или как? – громче повторил Андрей, кто-то на них оглянулся.
Шурик поднял голову, трудно было его узнать. Это было совсем другое лицо, скошенное неприятно набок, деформированное как от удара.
– Я скажу… Скажу… – торопливо захлебываясь, повторял он.
– Ну, конечно, скажешь, – утешил его Андрей. Спокойно поднял стакан. – Выпьем, Шурик, вместе за то, чтобы мне выжить в этой истории, а? Чтобы снести сперва весь позор, всю тяжесть вины перед друзьями-солдатами, которые там за меня расхлебывают кровавую кашу… А ведь рядом с ними бить проклятущего немецкого пса я должен. Должен, а я здесь с тобой сижу. Вот в чем мой позор! Чтобы пережить его и остаться бы целым да живым! Ну? Иль ты не хочешь, чтобы так оно и было?
– Хочу! – простонал Шурик, схватил стакан, начал жадно пить. Его вдруг затошнило. Он скорчился, наклонясь и отрыгивая, стал пробираться к двери. Андрей поддержал его.
Вывалились в темный коридор.
Рвота была долгой и мучительной. Вывернуло все, но спазмы, новые и новые, никак не оставляли его.
Часто дыша, вытирая рукавом рот, он стал рассказывать, как просился на фронт, не взяли. Хотел мстить фашистам за убитых в Испании родителей, за все, что сам пережил. Попросил каких-то ребят, чтобы достали оружие. Пообещал золотой крест, что носил от рождения на груди… Единственная память от родителей.. Ребята нашли, показали, пьяный спал солдат.
– Нет, – сказал морщась Андрей, эта сумасшедшая исповедь была мучительна для него, как и вся обстановка, и ядовитый запах блевотины. – Не пьяный… солдат был.
– Да разве я смотрел! – крикнул Шурик. – Мне сказали, не бойся, винтовка учебная… Получит три дня губы!
– Ну, дальше?
– Я сильно боялся, схватил, побежал… Но вещей не брал, ничего не брал, кроме винтовки.
– Дальше? Дальше что? – натужно спросил Андрей.
– Я все продумал, решил вместе с Араной сесть в эшелон и доехать до фронта. Таких, как я, много, есть и моложе меня. Но я с оружием! Значит, меня не прогонят. Так я хотел сделать… Мой отец так сделал! Взял винтовку и ушел в бригаду. У нас все так делали! У кого оружие, тот и солдат!
– Где винтовка? – закричал Андрей, потому что он не мог уже слушать и ждать. Все в нем кончилось – терпение, жалость, доброта, даже мужество. – Где она? Где? Где?
Голос в пустом коридоре прозвучал отчаянно.
Шурик шепотом ответил:
– Нет.
Стало тихо…
Оба молчали, прислонясь к стене, не видя друг друга.
Как мертвая зыбь на море, их раскачивала одна стихия, увлекая на дно. Слышали они друг друга, способны ли были вместе искать пути спасения?
– Помоги, – подал Андрей голос, каким унизительным, просительным он был. – Помоги мне, Шурик…
– Нет ее, нет! – гортанно резко произнес тот и стукнул кулаками об стену. – Арана как увидел, схватил ее, бегом на озеро. Ты, говорит, себя погубишь и меня погубишь! Это трибунал!
– Куда? – устало спросил Андрей.
– В озеро. Сейчас, недавно.
– С лодки?
– Да, с лодки.
– Глубоко?
– Не знаю.
– На середине, что ли?
– Нет, нет, ближе…
– Лодка там есть?
– Лодка есть. Но их запирают на ночь.
– Ничего. До утра я не могу ждать. Не доживу. Кстати, как по-испански «оружие» будет?
– Арма, – ответил Шурик.
– Я так и думал.
– Слушай, – сказал Шурик. – Хочешь, я пойду, мы вместе пойдем и все как есть расскажем. Пусть меня судят! Я виноват, я и отвечу!
– Дурак, – произнес Андрей и пошел к выходу. Сзади, слышно по шаркающим шагам, плелся Шурик. – Бабку бы пожалел. Она тебя любит.
– Я знаю. Она мне больше родной.
– А что ты делаешь? Меня губил, себя теперь губишь, ее… Камарадо ты, камарадо.
– 29 -
Неподалеку от общежития стояли Васька с Ксаной, обсуждали, где искать солдата.
Ксана увидела первая, спокойно сказала:
– Смотри, он?
Васька наскочил на солдата, чуть не стукнулся!
– А я тут! Дядя Андрей!
– Устал? – спросил Андрей.
– Да нет…
– Не сердись, я не дождался. Сейчас пойдем ловить мою боевую… – Голос у него был раздумчиво напряженный.
– И я? – спросила вежливо Ксана.
– Ну и ты. Если не боишься утонуть. Девочка независимо повела плечами. Мол, почему я должна бояться.
– Я не познакомил вас, – сказал солдат и оглянулся. Шурик стоял позади. Даже в полутьме двора было видно, как побелело и осунулось его лицо. Вот тебе и камарадо! А ведь его рвало от испуга. – Это Шурик, а это мои друзья.
– Он самый!!! Я его узнал, – произнес Васька глухо.
– Вот и хорошо, и я узнал. Значит, можно идти.
– Я думаю… Предупредить Арана? – спросил Шурик.
– Не надо! Зачем же портить человеку свадьбу?
– Ладно, – произнес Шурик и первым пошел в темноту, каким-то образом угадывая тропинку.
За ним шагал Андрей, потом Ксана, а Васька завершал шествие. Несколько раз он поскользнулся, и Ксана остановилась, чтобы поддержать.
– Да сам, – буркнул он, отстраняясь от ее рук.
– Вот чудак, – сказала она негромко.
Где-то на половине тропы Шурик неожиданно остановился, присел, коснулся руками земли:
– Какая, а?
Андрей нагнулся, приложил ладони, сразу различил влажное тепло, идущее изнутри.
– Что это?
– Вулкан! – воскликнул Васька – Земля… Торф горит, – сказал Шурик, – Мы по огню идем.
– По огню? – переспросила Ксана.
– Да, по огню.
– А ты испугалась? – усмехнулся Васька.
– Почему испугалась? После эвакуации я не люблю огня. Дальше шли молча. Но всем казалось, а может, так оно и было, что через обувь чувствуют они горячий исход огня, полыхающего под ногами.
Васька все нагибался, щупал землю руками, говорил, ни к кому не обращаясь:
– Во, жжется!
Выбрались к озеру, стало светлей.
Запахло тиной, сыростью. Белая негаснущая полоса на западе, над насыпью железной дороги, отражалась в воде.
Шли теперь вдоль берега по песку. Был он неглубокий с проплешинами твердой, вытоптанной земли, но подвигались медленно.
Показалось фанерное зданьице довоенной лодочной станции Все услышали, как дробит зыбь о дно лодок, едва угадываемых на воде.
Андрей, не произнося ни слова, прошел по деревянному настилу, его шаги глухо раздавались в тишине Нащупал цепь, рванул на себя, зазвенело, загрохотало. Казалось, что этот звон слышен по всему берегу.
– Сюда, сюда, живо! – прошептал он. Велел Ваське и Ксане лезть в лодку, которую придерживал за борт.
– Чем грести? – спросил Шурик – Досками… Садись, не тяни Андрей залез сам, покачнув лодку.
– Куда плыть? – спросил он.
– Туда…
– На огонек?
– Да, да. На огонек.
– Хотите, я весла достану, – громко сказал Васька, на него шикнули. Он продолжал шепотом: – Там замок не замок, а висюлька ржавая. Я одним гвоздем его .
– Сиди, – приказал солдат.
В две руки, он и Шурик медленно погребли досками, взятыми со дна лодки, и почти сразу пропал из виду берег.
Здесь дул ветерок. Стало прохладнее.
Ксана опустила руку в воду, прошептала:
– Она и не холодная совсем.
– Не холодная? – удивился Васька и тоже сунул руку за борт.
Андрей приглушенно сказал:
– Сейчас мы выясним, какая она… Горячая или холодная. Приехали?
