— Ира, я буду в ординаторской.
— Хорошо, Владимир Александрович, — кивнула Ира. — Я через пять минут принесу карту.
Данилов заперся в туалете и долго стоял у раковины, ворочая головой в разные стороны и с наслаждением чувствуя, как постепенно уходит головная боль и начинают прибывать силы.
Главное — не закрывать глаза, потому что тогда из темноты проступает лицо Генварской. Еще живое, с доверчиво-настороженным выражением на лице.
Впервые в жизни Данилов искренне позавидовал Полянскому. Сидит себе на кафедре, занимается молочно-кислыми бактериями или еще какой-то хренью, приносит пользу обществу и никогда не теряет своих пациентов за неимением таковых.
Какая же все-таки сволочная штука жизнь!
Хотелось кричать, хотелось вернуться в сегодняшнее утро, хотелось напиться и набить морду какому-нибудь нехорошему человеку. Хотя бы главврачу Алексею Емельяновичу.
«Хватит, пошел работать!» — скомандовал себе Данилов.
Он насухо вытер полотенцем голову, надел колпак и пошел в ординаторскую, надеясь, что она пуста и некому будет приставать к нему с расспросами и выражением сочувствия. Если он и нуждался в чьем-то сочувствии, то только в Еленином. В их отношениях не было условностей — только искренность и конечно же любовь.
Глава девятнадцатая
НОВЫЙ ГОД
Елена сразу поняла, что у Данилова случилось что-то очень неприятное, но дальше обычного «Как дела?», в ответ на которое последовало традиционное «Нормально», расспрашивать не стала. Вместо этого приготовила на ужин любимые даниловские бутерброды — шпроты, дольки лимона, черный хлеб, — которые сама считала нездоровой, совершенно не подходящей для желудка пищей. Тем более в сочетании с пивом.
— Какая роскошь! — притворно восхитился Данилов и заставил себя съесть под пиво два бутерброда.
Есть не хотелось совершенно.
— Что решила с машиной?
— Утром поеду на шиномонтаж. Договорилась с Лешей, он одолжит мне свою запаску.
— Колеса утром поменяю…
За окном крупными хлопьями валил снег. Данилов подумал о том, что утром все равно придется выкапывать машину из сугроба, так что и колеса заодно можно будет поменять. Очень уж не хотелось сейчас выходить на улицу.
— Леша поменяет, — перебила Елена. — Я уже договорилась. Он и на шиномонтаж со мной съездит — у него там все знакомые.
В каждом доме или хотя бы в каждом дворе непременно есть такой Леша — мужичок, у которого руки растут откуда положено и который знает всех мастеровых в округе. Этакий член всемирной ложи умельцев.
— А у нас новость! — с заговорщицким видом сообщила Елена, накрывая тарелку с оставшимися бутербродами фольгой и убирая ее в холодильник. — Угадай, кто на подстанции выходит замуж?
— Лена Котик! — не раздумывая, ответил Данилов.
— Кто тебе сказал? — удивилась Елена.
— Кому ж еще? — в свою очередь удивился Данилов. — Это уже четвертый раз? Или пятый?
Диспетчера Лену Котик, холеную манерную дуру, Данилов не любил.
— Четвертый.
— И кого она осчастливила на сей раз?
— Ты не поверишь! Какого-то чеха, работающего директором гипермаркета «О’ШОП» в Котельниках. Лена познакомилась с ним в фитнес-центре.
— Бедный чех, — вздохнул Данилов. — Нашел сокровище, ничего не скажешь.
— Одна радость, — Елена тоже не любила Котик, — она написала заявление по собственному желанию. Жена директора гипермаркета не может работать диспетчером на «скорой».
— Пойду поваляюсь у телевизора, — объявил Данилов, вставая. — Спасибо за бутеры. Да, вот что — мне дежурство перенесли с тридцать первого на первое.
— Вот и хорошо — встретим Новый год вместе! — оживилась Елена. — Представить страшно, как давно мы этого не делали!
— Сейчас подсчитаю…
— Иди смотреть телевизор! — перебила Елена. — Не надо нести точность повсюду!
С великим наслаждением растянувшись на кровати, Данилов взял пульт, понажимал на клавишу прокрутки программ и остановился на МТV. Клипы — это то что надо. Клипы не напрягают — можно отключиться от действительности и погрузиться в свои мысли.
«А я договаривалась с Александром Николаевичем, чтобы мне желудок шлангом не промывали, — говорила Генварская, лежащая на операционном столе с разрезанным животом. — Я его сама промою, при помощи воды из-под крана и двух пальцев. Я пробовала однажды проглотить шланг на гастроскопии, но не смогла. Потеряла сознание».
Пробовала однажды проглотить шланг на гастроскопии, но не смогла. Потеряла сознание…
Ниже того места, где трахея раздваивается на два бронха — правый и левый, — пищевод граничит с левым предсердием. Введение гастроскопического зонда в пищевод может спровоцировать нарушение ритма сердца, если у пациента есть к тому предрасположенность.
Потеря сознания при гастроскопии может быть вызвана нарушением сердечного ритма. Кратковременное, преходящее нарушение, на которое никто не обратил внимание. В том числе и сама Генварская. Трудно глотать зонд, в какой-то момент человек теряет сознание. Ничего страшного — обморок, обычный обморок, банальный обморок.
Только вот чем он вызван?
Внезапно возникшим спазмом сосудов головного мозга?
Резким снижением артериального давления?
Или резким снижением уровня сахара в крови?
Или все же аритмией, нарушением ритма?
И ведь она говорила об этом. Сказала Клюквину, сказала ему, Данилову… И никто не отреагировал…
«Я пробовала однажды проглотить шланг на гастроскопии, но не смогла. Потеряла сознание».
— Вовка, ты что, молишься? — Голос Елены вернул Данилова в реальность. — Или ты пытаешься петь шепотом вместе с «Зе киллерз»?
Елена выключила телевизор, присела на кровать и предложила:
— Выкладывай все начистоту. Не заставляй меня терзаться догадками.
— Что выкладывать? — Данилов попытался закрыть тему. — Выкладывать нечего. Прилег отдохнуть и послушать музыку.
— У тебя кто-то умер, — уверенно заявила Елена, откидывая назад со лба непослушную прядь. — И ты, как всегда, винишь себя в этой смерти.
— Я не виню, — Данилов закинул ногу на ногу, — я просто недоволен сам собой. Винить — бесперспективное занятие. Я анализирую и делаю выводы. И выводы эти совсем не в мою пользу.
— Может, имеет смысл обсудить это? — Елена запустила руку Данилову в волосы и ласково поворошила их. — Расскажи мне…
Данилов мягко отвел ее руку, помолчал с минуту и предупредил:
— Только не перебивай!
Он стал рассказывать все с самого начала. Елена слушала хорошо — не перебивала, не комментировала, не ахала и не охала. Только время от времени кивала головой, не столько согласно, сколько поощрительно — давай, мол, продолжай.
— …Теперь ты поняла, что я не врач, а самонадеянный болван? — закончил Данилов.
Елена ничего не ответила, только недоверчиво сощурилась, отчего ее зеленые глаза стали чуть ли не карими.
— Если тебе нечего ответить, то лучше молчи, — одобрил ее поведение Данилов. — Это правильно. Твою моральную поддержку я. чувствую и без слов.
— Данилов, давай представим, что мы с тобой — совершенно чужие друг другу люди. — Елена умела сказать нечто совершенно неожиданное.
— Зачем? — От удивления Данилов попытался присесть, но Елена положила руку ему на плечо.
— Лежи, лежи и представляй.
— Ну, положим, представил, — Данилов все не мог понять, к чему клонит Елена. — А дальше что? Мы станем знакомиться заново?
— Нет, мы поговорим как два врача.
— Ах вот…
— Вот именно. Теперь ты слушай, а я буду говорить. — Елена уселась на кровати, скрестив ноги.
— Если бы ты была бы толстой и лысой, то походила бы на китайского бога богатства, — пошутил Данилов, но Елена настроилась на серьезный лад и шутить не собиралась.
— Разберем этот… случай. Что мы имеем? Женщину с подозрением на онкологию.
«Уже не имеем», — хотел поправить Данилов, но промолчал.
— По-любому — надо оперировать, так? Так. Время дорого — нужно как можно скорее снять или подтвердить онкологию.
Решая какую-нибудь сложную или мудреную проблему, Елена имела привычку задавать самой себе вопросы и сама же на них отвечала.
— Лапароскопия под местным обезболиванием здесь невозможна, верно? Верно…
Лапароскопические операции на внутренних органах проводятся через небольшие отверстия вместо традиционных больших разрезов. Главным инструментом при этом является лапароскоп — телескопическая трубка с системой линз и оптическим кабелем. Лапароскопия, — удобный, щадящий метод, но подходит он далеко не для каждого случая.
Для того чтобы лапароскопическими инструментами было бы можно работать, брюшная полость наполняется углекислым газом. Живот надувается, словно воздушный шар. Так создается необходимое оперативное пространство.
