«Я пробовала однажды проглотить шланг на гастроскопии, но не смогла. Потеряла сознание».
«Нет, следовало все-таки отложить операцию на несколько дней и как можно скорее показать Генварскую кардиологу. Тот бы наверняка навесил ей на сутки небольшой, с две пачки сигарет, монитор, непрерывно записывающий сердечные сокращения. Возможно, суточная запись помогла бы определиться с диагнозом. Возможно, стоило бы назначить ей препараты калия. Возможно…»
Навалилась тоска, снова появилось чувство зависти к Полянскому.
«Ты идиот, Данилов, это только Елена считает тебя дураком, а на самом деле ты — полный идиот», — в который уже раз сказал себе Владимир.
Чтобы отвлечься, он попытался вспомнить что-то хорошее, но ничего не приходило в голову. Появилась тревога — Данилову показалось, что он упустил какую-то важную деталь из анамнеза только что прооперированной пациентки. Упустил нечто критичное, и это может негативно сказаться на послеоперационном восстановительном периоде.
Данилов снова перечитал историю родов и, не удовлетворившись этим, устроил уже полностью проснувшейся пациентке подробнейший допрос. Разумеется, не нашел ничего страшного, чреватого осложнениями, и немного успокоился.
По окончании новогодних каникул Данилова вызвала к себе Нижегородова. Произошло это в самом конце рабочего дня, поэтому времени для разговора у заместителя главного врача было достаточно — все неотложные вопросы уже были решены.
Нижегородова держалась с сотрудниками ровно, без лишней резкости и фамильярности. Расспросила Данилова о его действиях, попросила разъяснить кое-какие чисто анестезиологические подробности, а затем со вздохом сказала:
— Патологоанатомическое заключение — смерть от острой сердечно-сосудистой недостаточности. Будем разбирать на КИЛИ. Хотя что тут разбирать?
Комиссия по изучению летальных исходов занимается контролем качества медицинской помощи, оказанной умершим пациентам. Такие комиссии существуют в каждом стационаре. Рассмотрению на КИЛИ подлежат все без исключения случаи летальных исходов.
— Муж настроен спокойно, — добавила Нижегородова. — Я с ним долго беседовала, объяснила ситуацию, сообщила, что гистологическое исследование подтвердило муцинозную аденокарциному. Жаль, конечно, такая молодая женщина…
Данилову показалось, что заместитель главного врача хотела добавить: «…но все равно — не жилец», — но в последний момент передумала.
— Очередное заседание состоится в конце месяца, — продолжила Нижегородова. — Будем слушать годовой отчет по летальности и заодно разберем и ваш случай.
На этом аудиенция закончилась.
Глава двадцатая
ЖЕРТВА ВОЗМЕЗДИЯ
Метод экстракорпорального оплодотворения — самый современный и очень популярный в борьбе с бесплодием. У женщины забирают несколько здоровых яйцеклеток, оплодотворяют их вне организма, в специальных условиях, сперматозоидами мужа, партнера или неизвестного донора, и вводят в матку. Дальше все как обычно: беременность, роды, детский сад, школа…
Если, верить статистике, чуть ли не каждая седьмая супружеская пара в мире заводит детей при помощи ЭКО или искусственного оплодотворения.
Однако этот метод сложный и дорогой. Вначале женщине предстоит серьезное и многоплановое обследование с лечением всех мелких патологий и дефектов матки — таких, которые в обычной жизни не мешают, но могут свести к нулю всю затею. Затем пациентка долго принимает гормоны, стимулирующие выработку яйцеклеток — чтобы одновременно могло созреть несколько. Смена гормонального фона может в буквальном смысле временно свести пациентку с ума и здорово осложнить жизнь ее близким. После этого она отдает яйцеклетки — тоже не самая простая и приятная процедура. Потом, после того как доктора помещают оплодотворенные яйцеклетки в матку, пациентка проживает несколько дней в дикой тревоге: приживутся? не приживутся? а вдруг все напрасно? И наконец, если прижились все яйцеклетки — а обычно их подсаживают от трех до пяти, — женщине предстоит решить, скольких долгожданных малышей должен уничтожить доктор, чтобы дать развиться остальным.
И нет гарантий, что это сработает в первый же раз. Иногда женщине приходится проходить два-три цикла процедур, чтобы забеременеть.
А ЭКО — очень дорогостоящий процесс. Оборудование эмбриологической лаборатории стоит недешево, дорого обходится поддержание в ней рабочего режима — строгое соблюдение определенных параметров температуры, влажности и многого другого, что требуется для успешного осуществления эмбриологического этапа экстракорпорального оплодотворения, в просторечии называемого «пробирочным».
Кроме того, много средств уходит на оплату труда квалифицированных специалистов. Гинекологи-репродуктологи, эмбриологи, анестезиологи, лаборанты различного профиля, акушерки… Всех им необходимо учиться и совершенствовать свое мастерство — и тоже не бесплатно.
Но это еще не все. Нельзя забывать о довольно дорогих расходных материалах для эмбриологической лаборатории и операционной и о недешевых лекарственных препаратах, употребляемых в процессе подготовки для стимуляции.
Бесплатного экстракорпорального оплодотворения приходится ждать подолгу, так велика очередь желающих. В роддоме поговаривали, что Ворхлюк, заведующий гинекологическим отделением, неплохо наживается на желающих сделать экстракорпоральное оплодотворение в срочном порядке, без очереди.
— Борька у нас баловень судьбы, — утверждал Вознесенский. — Богатый, красивый и холостой — что еще может быть нужно мужчине для полного счастья?
Сам Вознесенский был несчастлив уже в третьем браке. Жену он называл циркулярной пилой, а дочь-школьницу — лобзиком, и обе они без конца пилили Илью Иосифовича.
Ворхлюк и впрямь был красавцем. Высокий, подтянутый, большие наглые глаза, нос с горбинкой, волевой подбородок с ямочкой. Многие пациентки, да и не пациентки тоже, млели, едва заслышав низкий хрипловатый голос Бориса Леонидовича. Молва приписывала ему множество романов, правда, без каких-либо доказательств. Личная жизнь заведующего гинекологией оставалась тайной для всех.
У Ворхлюка был один-единственный недостаток: он не умел и не любил оперировать. Зато он был хорошим организатором и великолепным диагностом. Чего еще требовать от заведующего отделением?
Вообще хирурги бывают трех видов: от Бога, нормальные и ни рыба ни мясо. Вроде и грамотный врач, и скальпель вроде правильно держит, и соображает нормально, а по количеству летальных исходов и послеоперационных осложнений стойко опережает всех своих коллег. Обычно такие невезучие люди сознают свою профессиональную несостоятельность и всячески стараются отблагодарить администрацию и товарищей по работе за терпимое отношение, безропотно дежурят по приемному отделению, с удовольствием встречают каждый Новый год на рабочем месте, приглядывают за чужими больными, если лечащему врачу понадобилось съездить на шиномонтаж, утепляют на зиму окна в ординаторской, и так далее. Разумеется, коллеги любят и администрация ценит таких врачей за отзывчивость и покладистый нрав, но в операционную их стараются не пускать, разве что по дежурству, и то, если все напарники заняты чем-то важным. Да они и сами особенно не стремятся оперировать, зная, что ничего хорошего из этого не выйдет.
Умные и сильные идут дальше: изо всех сил карабкаются наверх, делают карьеру, отдаляясь от операционного стола не вынужденно, а закономерно. Не царское это дело — скальпель держать, тут на руководство времени не хватает.
Единственной операцией, которую Борис Леонидович всегда делал сам, была пункция фолликулов, проводимая для получения яйцеклеток, подлежащих оплодотворению. Ультразвуковой контроль помогает избежать ранения крупных сосудов, вблизи которых находятся яичники.
Пункция фолликулов — болезненная операция, и потому она проводится под внутривенным обезболиванием. И пациентке комфортно, и врачу удобно. Пункции, проводимые Ворхлюком, всегда обезболивал Вознесенский, с другими анестезиологами Борис Леонидович работать не любил. Или, может быть, считал ниже своего достоинства.
Эффективность экстракорпорального оплодотворения невелика: не более тридцати — сорока процентов от общего количества процедур. И далеко не все пациентки (а также их мужья) воспринимают неудачу спокойно. Особенно если это не первая неудача…
Когда прозвучал выстрел, Данилов сидел в ординаторской и заполнял истории родов пациенток, которые сегодня переводились в отделения.
«Рвануло баллон? — подумал Данилов. — Или стреляют?»
Он выглянул в окно. Обзор с четвертого этажа открывался прекрасный: был виден не только двор родильного дома, но и часть бульвара. Везде царило спокойствие.
