— А у меня ее не будет, — уверенно заявил Голубев. — В моем сознании этой болезни нет. Значит, по возвращении в старое тело я ее с собой не перенесу.
— И что ж ты мне предлагаешь? Забирай, дорогой, свой рак и иди с ним обратно в тело Рощина?
— Нет, Кирилл, — убежденно проговорил Леонид. — Я предлагаю тебе сделку, выгодную для нас обоих. Ты возвращаешь мне меня — мой Завод и привычный мне облик, а я возвращаю тебе твое молодое тело в комплекте с рекомендациями, как избавиться от болезни. И — деньги. Все, что я успел тогда перевести на имя Рощина. Все останется у тебя. Ты будешь здоров и богат.
— Ты снова хочешь обмануть меня.
— Нет. Цена слишком высока.
— Что-то ты расщедрился, — подозрительно поглядел Серебряный.
— Ну, во-первых, я не сомневаюсь, что холдинг быстро принесет мне необходимое. В отличие от тебя, я умею им управлять… А во-вторых, честно тебе признаюсь, переоформить собственность еще раз уже просто не получится. Скажем, мой швейцарский банкир решит, что мы оба сошли с ума. Что это за передача счетов туда-сюда каждые два месяца? Глеб Серебряный снова, насупясь, уставился в пол.
— Уходи! — сказал он, не поднимая глаз. — Я должен подумать.
— Как скажешь, Кирилл! — Голубев поднялся из кресла. — В случае чего ты знаешь, как меня найти.
— Ну что? — кинулась к нему с расспросами Ксюша, едва он открыл дверь автомобиля. — До чего вы договорились?
— Пока не знаю, — отвечал Леонид. — В данную минуту ничего с уверенностью сказать не могу…
— Но хоть надежда-то есть?
— Не знаю…
Ксения с Леонидом как раз были в театре и смотрели премьеру «Самоубийцы» Эрдмана в постановке Вениамина Смехова, когда в кармане Голубева зазвонил телефон.
— Вот черт! Забыл поставить на вибрацию, — покаялся он в ответ на недовольный взгляд спутницы. В темноте, на ощупь, Леонид сбросил звонок, но телефон зазвонил снова и снова, и ему ничего не оставалось, как, пригнувшись и извиняясь перед соседями, выбраться через их колени в фойе.
— Алло? — проговорил он, зажмурившись. После темного зала контраст с ярко освещенным холлом был слишком резким.
— Твоя взяла. Я согласен, — пробурчал в трубке знакомый голос, и, прежде чем Голубев успел ответить, раздались короткие гудки.
Леонид так и остался стоять с зажатым в поднятой руке телефоном перед большим зеркалом, украшавшим пустое фойе театра. Надо было бы ликовать и торжествовать победу, но на душе почему-то стало тревожно.
— Ну что с тобой? Ты как будто и не рад? — удивилось отражение.
— Да, — поделился он своими сомнениями с давним собеседником. — Что-то уж слишком все легко получается. Прямо как в прошлый раз… Тогда тоже все шло гладко, как по маслу… Я радовался, что все удается. А потом вдруг выяснилось…
— Да брось ты. Вечно вы, люди, как сами говорите, ожегшись на молоке, дуете на воду, — махнуло рукой отражение в зеркале. — Забудь о прошлом, все это уже позади.
— Но почему он так легко согласился?
— Да потому что этот обмен в его интересах!
— Вот как? И каким же это образом? Только не говори, что он настолько наивен, что готов поверить в чудодейственное выздоровление.
— А ты поставь себя на его место и подумай как следует, — предложило зеркало. — Он в теле человека, который уже не молод. Денег ты ему не дал. И к тому же выясняется, что тело это больно и жить ему осталось не более года. Стало быть, у него не остается никаких шансов выйти на обмен с тем таинственным третьим и последним потомком масонов. Нет времени на поиски, а даже если этот человек вдруг обнаружится, Глебу уже будет нечем соблазнить его на обмен. А в теле Кирилла, молодом, красивом и, как он все же надеется, здоровом, у него есть еще и временная фора, и все шансы — учитывая твое состояние, которое теперь юридически принадлежит Кириллу Рощину.
— Логично, — признал Леонид и вернулся в зал. — У меня новости! — прошептал он на ухо Ксении.
Та с некоторой досадой поглядела на него в темноте:
— Это так срочно?
— Да, очень.
— Ну, тогда давай выйдем. Не будем мешать другим. Так что стряслось? — нетерпеливо спросила Ксю, когда они вместе оказались в фойе.
— Позвонил Серебряный. Он согласен.
Она с радостным криком повисла у него на шее.
— Недаром мне сегодня всю ночь снились бабочки, по соннику это к большой радости… И когда же состоится обмен?
— Как ты говоришь, на днях или раньше. Думаю, для тебя не секрет, что у меня нет никакого желания затягивать с этим делом? Нужно будет только заехать к нотариусу.
* * *
Как и в прошлый раз, она осталась дожидаться его в машине, припаркованной недалеко от ворот особняка. Он вновь миновал запоры и охрану и поднялся по лестнице. Странно, но в этот день Голубев был на удивление спокоен. Словно кто-то внутри его махнул рукой и сказал: «А, будь что будет!»
— Где мы будем меняться? — поинтересовался он у нынешнего хозяина собственной квартиры. — Думаю, лучше всего будет сделать это в спальне. Перед тем самым зеркалом.
И, не дожидаясь ответа, направился в нужную комнату. Глеб Серебряный последовал за ним.
— Сначала документы покажи! — хмуро потребовал он.
— Да, пожалуйста! — Леонид открыл свой портфель и вынул из него несколько папок с бумагами. — С чего начнем?
— С твоих анализов!
— Изволь.
Разумеется, медицинские заключения были в полном порядке, Ксения постаралась.
— Теперь деньги и имущество!
— Вот, пожалуйста. Смотри: дом в Испании, вилла на Адриатическом побережье, яхта твоя «Любимая»… Это — договоры со швейцарским банком, это — с английским…
— Я позвоню и все проверю. — Бывший масон внимательно изучал бумаги.
— Да на здоровье! — Леонид удобно устроился в кресле, достал специально припасенный свежий номер журнала для деловых людей. — Я никуда не спешу.
Серебряный проверял его долго и очень тщательно. Но все его собеседники, слегка удивленные странным звонком, подтверждали на разных языках: да, с тех пор как господин Голубев изъявил желание перевести свою собственность на господина Рощина, ничего не изменилось.
— Ну что, ты доволен? — улыбнулся Леонид, когда последний разговор был закончен.
— Не совсем… — прищурился Серебряный. — Меня интересует еще твое чудодейственное средство от рака.
— Нет уж, с этим тебе придется подождать, дорогой Кирилл. Конечно, я расскажу тебе про него, но только после обмена.
— Нет, до! Иначе я не буду меняться.
— Нет, после, и только после. А то меняться не буду я. Мужчины, молодой и пожилой, набычившись, глядели друг на друга. А из зеркала за ними с огромным интересом наблюдали их отражения.
— Ты обманешь меня и ничего не расскажешь, — снова проговорил после паузы масон.
— Я даю тебе честное слово, — возразил Леонид.
— Я не верю твоему слову.
— Что ж, это твое дело.
Голубев легко поднялся с кресла и не торопясь направился к двери.
— Стой! — окликнул его Серебряный. — Учти, что без моего слова охрана просто не выпустит тебя из дома.
— Да пошел ты… Мой адвокат знает, где я. Если я не выйду на улицу через час, он поставит на ноги всю Москву.
— Мне ничего не будет. Я слишком известный и влиятельный человек.
— Пусть так, не у тебя нет ни гроша за душой. А я очень хорошо плачу своим людям.
На несколько минут в комнате вновь повисла напряженная пауза, после чего бывший масон выдавил из себя:
— Черт с тобой. Я согласен.
— А что ты это мне-то говоришь? — усмехнулся Голубев, кивая на отражения. — Ты скажи вот им.
— Я согласен! — заорал бывший масон, повернувшись к зеркалу.
— Ну а я тем более, — поддержал Леонид.
И снова, как и в Лондоне, послышался явственный бой часов. Дернулись, заколыхались, сами собой задвинулись тяжелые занавеси на окнах, и в спальне вдруг стало очень холодно и абсолютно темно, несмотря на то что до поздних майских сумерек было еще далеко. Тьма была удивительно густой, она словно обволакивала, душила и ослепляла, и Голубев даже не мог бы сказать с уверенностью, что же произошло на самом деле — действительно стемнело или он на миг потерял сознание? Во всяком случае, когда он пришел в себя, то тут же зажмурился от яркого света и лишь через некоторое время смог различить, что внезапно ослепившее его сияние исходит от множества свечей, неизвестно откуда взявшихся в комнате. Он неподвижно стоял на том же месте, недалеко от двери, и взволнованно наблюдал, как отражения в зеркале медленно-медленно приближаются друг к другу, на мгновение соприкасаются, сливаясь в непонятное единое целое, и так же медленно начинают раздвигаться вновь, но уже в другую сторону. И странно — хотя ему казалось, что это действо длится довольно долго, взглянуть в этот момент на самого себя и узнать, как же он выглядит сейчас, Леонид не успел. Он сделал это уже только тогда, когда превращение окончательно завершилось, и, опустив голову, ошалело осматривал и ощупывал свои собственные руки, ноги, живот… Потом он поднял взгляд и с удивлением обнаружил, что зеркало словно заволокло изнутри черной непрозрачной пеленой.
