В серой рассветной дымке тускло горели бесполезные уже фонари. Вадим глубоко втянул открытым ртом сырой студеный воздух. В горле пересохло, голова гудела, и ноги были как ватные. Он бестолково плутал в лабиринте домов, хлюпая по раскисшей снежной каше, пока не заприметил нескольких прохожих, уверенно спешивших в одном направлении. Он побрел вслед за ними и скоро оказался на какой-то широкой улице. Вдалеке виднелась автобусная остановка.
o:p /o:p
Автобуса долго не было, и на остановке столпился народ. Люди жались друг к другу, чтобы всем хватило места под навесом. За рабочую неделю у них скопилось немало неотложных домашних дел, которые нужно успеть переделать. Впереди было два выходных дня. o:p/
Вадим стоял рядом с миловидной женщиной лет тридцати пяти. Ворот ее кремового пальто был распахнут, будто ей было очень жарко, и в открывшемся вырезе облегающей кофты белела высокая, тугая грудь с матово-бледными голубоватыми прожилками и темной глубокой ложбинкой. Она держала за руки двух дочек в одинаковых бежевых унылых курточках, по виду погодков, и устало, неотрывно смотрела поверх голов куда-то вдаль. Девочки громко перешептывались, украдкой поднимая к матери свои зарумянившиеся от холода кукольные личики и надеясь каждая привлечь ее внимание.
— А ты знаешь, где Боженька живет?
— …К-конечно.
— И где?
— А ты сама-то знаешь?
— Так нечестно, я первая спросила. Ничего ты не знаешь. А мне бабушка Поля рассказывала: он живет в таком своем доме, называется церковь.
— Тоже мне новость! Он еще и в других разных домах живет. А летом и на улице может, потому что тепло. Много она понимает, твоя бабушка Поля.
— Ну и пожалуйста. Зато ты не знаешь, что мой папа мне сказал, когда брал меня на воскресенье.
— Опять какую-нибудь глупость?
— Сама ты глупость. Он сказал, что я в этом году пойду на музыку.
— Подумаешь. И кому это надо!
— Тебе ничего не надо. Ты вот знаешь, что такое менуэт?
— Что-то очень грустное, да?..
— О, это жутко печальная вещь!
Кто-то мягко подтолкнул Вадима в спину. Он обернулся: мутные немигающие глаза, дрожащие фиолетовые губы, искривленные в несмелой улыбке, багровое лицо, похожее на побитое морозом сморщенное яблоко. Пожилой алкаш, тяжело дохнув перегаром, кивнул ему, как знакомому:
— Позвольте присоседиться.
o:p /o:p
Вадим, извиняясь, выбрался из-под навеса. Замерзшими непослушными пальцами вытянул из мятой пачки изогнутую сигарету, чиркнул зажигалкой и несколько раз быстро, коротко затянулся, выпустив изо рта облачко дыма, резко очертившееся в стылом воздухе. Облачко причудливо расплывалось, бледнело и наконец растаяло. Вадим достал из заднего кармана джинсов сложенную вчетверо, слегка потертую по краям телеграмму от старшего брата, развернул и перечитал, медленно ведя пальцем по слабо пропечатанным, прыгающим перед глазами словам: мама умерла тчк похороны в субботу. o:p/
Хлебников Олег Никитович родился в Ижевске в 1956 году. Кандидат физико-математических наук. Автор двенадцати стихотворных книг (в том числе переведенных на французский и датский языки); заместитель главного редактора «Новой газеты». Лауреат Новой Пушкинской премии. Живет в Переделкине. o:p/
o:p /o:p
o:p /o:p
o:p /o:p
o:p /o:p
o:p /o:p
В конце проулка, в гибком фонаре, o:p/
похожем шеей на плезиозавра… o:p/
«Переулок» o:p/
o:p /o:p
И трудно утру наступить… o:p/
Александр Аронов o:p/
o:p /o:p
1 o:p/
o:p /o:p
Плезиозавры фонарей o:p/
стоят по грудь в тумане желтом. o:p/
По дну небесному дошел ты o:p/
до ручки не своих дверей. o:p/
И ты попал — попал сюда, o:p/
как на подлодку: только стены o:p/
вокруг и темные системы, o:p/
чтоб свет и пресная вода o:p/
не иссякали и тепло o:p/
текло по трубам обнаженным… o:p/
Гудит в усилье напряженном o:p/
запас еды — смертям назло. o:p/
И передатчик новостей o:p/
передает погоды сводки o:p/
и шифр: Nazdaq, баррель, бобслей, — o:p/
осмысливает быт подлодки. o:p/
Но есть хозяин у нее — o:p/
вот он радирует и скажет: o:p/
« Пора, мой друг !». И думай, как же o:p/
подняться, всплыть, явить ржевье. o:p/
И лучше все-таки живьем. o:p/
o:p /o:p
o:p /o:p
2 o:p/
o:p /o:p
Но дело, конечно, не в нем, o:p/
а в том, что сегодня и завтра o:p/
то свет — промокашечный днем, o:p/
то ночью — из плезиозавра. o:p/
И дело не в том, что вокруг, o:p/
а — что впереди там, в тумане: o:p/
лежанье на съемном диване o:p/
и старости замкнутый круг? o:p/
А может быть, вдруг да… Увянь! o:p/
Пока есть хотя бы диван. o:p/
o:p /o:p
o:p /o:p
3 o:p/
o:p /o:p
Диван напоминал бегемота. o:p/
И ты, возлежавший на нем, o:p/
повторял его формы. Дремота o:p/
порой настигала и днем, o:p/
когда вдруг терялся, как ручка, o:p/
как зажигалка, смысл бытия. o:p/
Впереди светила только получка — o:p/
хотя уже не совсем твоя. o:p/
Но все же она, как фонарь, светила o:p/
в голое это окно. o:p/
И каждое утро надо было o:p/
идти сквозь Темно, Смурно, o:p/
Зябко, Не хочется… Но оставаться o:p/
точно — большее зло… o:p/
Как жили на съемной квартире Ватсон o:p/
и Холмс?.. Как уютно, тепло!.. o:p/
o:p /o:p
o:p /o:p
4 o:p/
o:p /o:p
Кстати, читать детективы — o:p/
спасение от рутины: o:p/
сыщики столь ретивы, o:p/
преступники — креативны! o:p/
Даже если трясешься o:p/
в маршрутке битком набитой, o:p/
как-нибудь да извернешься, o:p/
чтобы сбежать от быта: o:p/
среди каждодневных странствий o:p/
в кутузке по имени «транспорт» o:p/
попасть в другое пространство — o:p/
не хуже любого транса, o:p/
и в погруженности крайней o:p/
в интриги свечей и каминов o:p/
опомниться на окраине, o:p/
свою остановку минув. o:p/
o:p /o:p
o:p /o:p
5 o:p/
o:p /o:p
Своя остановка… Китайцы-водилы… o:p/
Никогда не имел своей квартиры — o:p/
ну, чтобы совсем своей. o:p/
Делил даже ванны, женщин, сортиры o:p/
с десятком чужих людей. o:p/
В общем, так же делил и воздух — o:p/
на вдох делил и на роздых… o:p/
А порой оставался наедине — o:p/
с собой? И то не вполне… o:p/
o:p /o:p
o:p /o:p
6 o:p/
o:p /o:p
Никого не будет в доме, o:p/
кроме — тысячи чужих o:p/
нажитых вещей, в объеме o:p/
блочной хаты… Вот мужик o:p/
с фотокарточки смеется — o:p/
а кому он сват и брат? o:p/
Вот трехногих три уродца o:p/
табуретками стоят. o:p/
Здесь ютилась жизнь чужая o:p/
и ушла в небытие. o:p/
Гений места, угрожая o:p/
шлет и шлет привет тебе. o:p/
Ты не хуже и не лучше o:p/
тех, кто жили-были здесь… o:p/
А сейчас давай почутче — o:p/
вдруг да и услышишь весть. o:p/
Говорят, придет планета o:p/
больше нашей и ее o:p/
как проглотит — значит это: o:p/
ты получишь забытье. o:p/
Лучше нету, нет краснее o:p/
быстрой смерти на миру — o:p/
да со всеми, даже — с нею, o:p/
той, кому «Люблю, умру!» o:p/
клялся, клялся, не краснея, o:p/
прыгал, точно кенгуру. o:p/
o:p /o:p
o:p /o:p
7 o:p/
o:p /o:p
И рай в чужом шалаше o:p/
бывает — ты знаешь это. o:p/
И свет бывает в душе, o:p/
хоть нету снаружи света. o:p/
И Бог — конечно, любовь. o:p/
Когда ж она остывает, o:p/
Господь поднимает бровь o:p/
и этот дом оставляет. o:p/
Снимает угол другой — o:p/
с недогоревшей свечкой o:p/
любви человечьей — такой o:p/
смешной, по-людски не вечной. o:p/
o:p /o:p
o:p /o:p
8 o:p/
o:p /o:p
…И она тебя послала o:p/
не куда-нибудь — сюда. o:p/
Вспомнишь вдруг, как мягко стлала, — o:p/
сразу же со сном беда. o:p/
И среди всего чужого — o:p/
слишком близкого уже — o:p/
ходишь-бродишь бестолково o:p/
на невнятном этаже. o:p/
Под тобой и над тобою o:p/
штабелями люди спят. o:p/
…И протоптанной тропою o:p/
средь сугробов и оград o:p/
добредешь до магазина o:p/
и возьмешь как молодец o:p/
продуктовую корзину: o:p/
водку, хлеб да огурец. o:p/
Ну и выпьешь, и закусишь, o:p/
и — не даром ночь прошла. o:p/
И еще покажешь кукиш o:p/
в зрак оконного стекла o:p/
