— Лейон был? — как бы невзначай спросила подруга.
— А как же. — Валери оторвалась от созерцания золотого, облитого пивным светом мира, в который совсем было погрузилась, и лениво повернула голову. Позволила себе наконец опустить веки. — Он мужчина что надо. Мы с ним… Ну, танцев пять-шесть протанцевали. Дай-ка закурить, подружка.
— А Джо не сердится?
— О чем Джо не ведает, о том не горюет, — изрекла Валери.
Она закурила, отхлебнула пива, потом:
Слушай, а здорово, верно? «О чем Джо не ведает, о том не горюет», а? Людям деньги платят за то, что они придумывают такие вот штуки для телевидения.
— Ну, пошли им, — предложила подруга, — И все же на твоем месте я не была бы так уверена, что Джо ничего не заподозрил.
— Да он был косой и косел все больше.
— Ну… Всегда найдется добрая душа, которая постарается его на этот счет просветить. Тебе надо быть осторожной.
— Осторожной надо было быть пять месяцев назад, — сказала Валери. Она легонько провела ладонью по выпуклости, оттопыривающей передние полы грязноватого красного халата, и сделала выразительную гримасу: все, мол, ничего не попишешь.
— Да неужели?.. — Подруга подалась к ней, рот У нее приоткрылся, и сигарета упала на колени, рассыпавшись дождем искр. — Вот проклятье! Неужели… от него? От Лейона?
— Пошевели ты своими дурацкими мозгами. Мы с ним ни разу особенно далеко не заходили, не то что… — Валери с силой выдохнула дым прямо на тлеющий кончик сигареты, и он разгорелся вовсю. — Кстати, не потому, что я не хотела этого, если на то пошло, — добавила она с вызовом. — Слушай, мне всего двадцать семь. Хочется как-то развлечься. Три вечера в неделю Джо проводит со своей проклятущей шайкой, по воскресеньям возит меня в клуб и надирается там. Через ночь наваливается на меня и ждет, что я тут же прямо-таки взовьюсь ракетой. Так почему бы мне не потанцевать со стоящим мужчиной? И… не пойти дальше, если мне того хочется?
— Господи, да о чем тут говорить, — сочувственно подхватила подруга. — И они еще удивляются, почему мы поддерживаем это самое Женское освобождение.[12]
— Он мне заплатит за это. — И Валери погладила округлившийся живот, словно породистого щенка, — Через месяц-другой, поближе к делу, начну будить его часа в два ночи и орать, будто меня режут, — пусть покупает цветной телевизор. Хочет второго ребенка, так надо и мне от этого что-нибудь иметь.
— Да… Но ты и будешь иметь — ребенка, — отважилась возразить подруга.
— А я и первого-то не хотела. — Сказав это, Валери вдруг спохватилась: повернула голову к двери, ведущей в столовую, и, повысив голос, позвала: — Чарлин! Детка, что ты делаешь? — Она помолчала немного, ожидая ответа, потом попросила подругу: — Вынь еще пива, будь ангелом.
— А тебе разве можно? — подруга подняла брови и кивком показала на располневшую талию Валери, а сама тем временем уже отодвигала стул, чтобы встать.
— Хм, скажите на милость! Что же он думает, я теперь монашкой заделаюсь? Ну, давай, на дорожку.
Подруга уже успела вынуть из холодильника банку пива. Поставила ее на стол, открыла, наполнила оба стакана.
— Чарлин! — снова позвала Валери. — А, вот и ты.
Маленькая девочка показалась в дверях и вопросительно посмотрела сперва на мать, потом на ее подругу. Она была еще в пижаме, из-под синего халатика виднелись домашние туфли. Узкая в кости, лицо ясное, милое, такие же, как у матери, карие глаза и светлые, цвета меда, волосы. Девочка все смотрела на сидящих за столом женщин — так сосредоточенно, будто прислушивалась к чему-то.
— Да, мамочка!
— Ты что там делаешь? Что-то уж больно ты притихла, черт подери.
— Тетю жду.
Валери с шумом втянула воздух, поджала губы. Девочка глядела на нее с молчаливой серьезностью.
— Тетю! — взорвалась Валери. — Большая уже, пора бросать эти глупости. Вышла бы в сад, поиграла.
— А мне не с кем.
— Ну… на качелях бы покачалась.
— Я тетю жду. — Девочка говорила спокойно, но в ее голосе были упрямые нотки. — Скоро она?
— У, черт! — Валери метнула сердитый взгляд на часы в передней стенке электрической плиты. — Ну, через несколько минут.
Девочка так и засветилась в улыбке:
— Ты мне тогда скажешь? И включишь, да, мамочка?
— А когда кончится, ты выйдешь в сад и будешь там играть.
Девочка невозмутимо повернулась и исчезла за дверью столовой. Валери стала жадно глотать пиво, почти опорожнила стакан, потом выудила еще одну сигарету из подругиной пачки, лежавшей на столе. Она направилась к холодильнику, закуривая на ходу, и достала оттуда маслины и сыр. Маслины высыпала в неглубокую вазу, а нарезанный квадратиками сыр так и оставила на дощечке.
— Побалуем себя еще немножко! — ухмыльнулась она.
— Какое милое имя — Чарлин, — проговорила подруга; она взяла кусочек сыра и принялась деликатно от него откусывать, отставив мизинец изысканным жестом дамы из предместья.
— Никак не могли выбрать — Чарлин или Мерилин, по я решила — Чарлин. Понимаешь, чтобы не получилось два «М»: «Мерилин Макалинден». Ну, это, как бы сказать — очень уж актерское имя, а? — Валери вопросительно глянула на подругу, и та неопределенно повела плечами. — Он-то, конечно, хотел назвать ее Торой, в честь своей мамаши. Можешь себе представить — Тора!
— А как ты назовешь второго? — поинтересовалась подруга. — Ой, до чего вкусные маслины! Правда, я больше люблю черные. Надо будет купить на обратном пути. Хотя мне задерживаться нельзя. А то я еще дома ни за что не принималась.
— Господи, да ты посмотри, что у меня творится в кухне, — сказала Валери. — Я собиралась хорошенько убрать еще в субботу, но… Словом, скучать не пришлось. Заявились Од и Мерв — ты их знаешь? Отхватили новый «мерседес» — одному богу известно, на какие шиши. Потому что Джо работает с ним вместе, и уж мы точно знаем, что у них и как. Короче, домашние дела пришлось отставить. Тогда я решила сделать все в воскресенье, но Джо встал рано и укатил в Форрестфилд, думал продать там какому-то лопуху дом, а я решила воспользоваться случаем и понежиться в постели. Ух и взвился же он, когда приехал домой! Пока приготовишь ленч и перемоешь посуду, пора собираться в клуб. Мы купили пиццы в забегаловке рядом с пивной и рванули прямо в клуб. — Она оглядела кухню как-то неуверенно, словно очутилась в чужом доме. — Гос-споди. Не знаю. Иногда… Иной раз я сама не могу понять…
— А куда ты деваешь ее? — подруга кивком показала на дверь столовой. — Ну, когда вы уезжаете в клуб?
— A-а. Закутаю ее потеплее и кладу на заднее сиденье. Время от времени выскакиваю посмотреть. Спит как миленькая.
— А ты не боишься? Ну, ты же знаешь, столько детишек сгорает в запертых машинах и все такое.
— Вот еще мура собачья! Ну, один случай на миллион, а проклятущие газеты так это расписывают, будто целые семьи сгорают живьем изо дня в день. Шесть дней в неделю — по семье. А в воскресенье — по две. Эту я приучила ездить с нами, приучу и второго. — Валери уставилась на свой стакан. — Если будет девочка, назову ее Луламэй. Ну как?
— Мило, — ответила подруга и, водрузив маслину на квадратик сыра, отправила все это в рот.
— А если мальчик — Дуэйн, — не без гордости сообщила Валери. Решение это она приняла самостоятельно и, рассказав о нем подруге, почувствовала себя как-то уверенней: теперь мысль обо всех несделанных делах как-то меньше ее тяготила. И беспорядок в кухне казался не таким уж страшным. — Но только чтоб непременно писалось через «э», а не через «е». Совсем другое дело, правда?
— Ну, не знаю, — неожиданно возразила подруга. Секунду-другую она размышляла, склонив голову набок и потягивая пиво. — Ведь это можно отличить, только когда имя написано, верно? А если ты просто окликнешь его — ну скажем, чтобы шел домой, — кто будет знать, что пишется через «э», а не через «е»?
— Я, вот кто, — презрительно бросила Валери. Из-за того, что подруга поставила под сомнение ее выбор, в ней снова вспыхнуло раздражение. — А он пусть хоть треснет!
— Ты ему уже сказала?
— Ну, не все. Сказала только, что это ни в коем случае не будет имя которого-нибудь из его предков. Он по-прежнему настаивает на этой окаянной «Торе». А еще подсовывает папашино имя — Манро Норман Уиттейкер Макалинден, черт его дери! — Валери помолчала и снова окинула яростным взглядом кухню. Мойка забита посудой, остатки завтрака еще на столе. А там, за одной дверью — гостиная, которую она вот уже несколько дней не убирала и не пылесосила, за другой — спальня ее и Джо: постель не застлана, вещи мужа с прошлого вечера валяются на полу — на том самом месте, где он их сбросил. В прачечной рядом с кухней грязное белье за неделю, целая куча, из корзины выпирает. — А знаешь, — сказала Валери с таким обиженным видом, будто это не она, а кто-то другой не сделал всей домашней работы (или помешал сделать эту работу ей), — знаешь, раньше я стирала через день: день стираю, день глажу. А теперь… Не знаю… Проклятущий дом!
