– Мой муж, его семья всегда разводит пчел, – вставляет Марияна. – Его отец, а до того – дедушка. Так что он тоже разводит пчел, здесь, в Австралии.
– Всего несколько ульев, – говорит Мэл. – Но мед хороший, в основном от эвкалиптов. С привкусом эвкалипта.
Непринужденность в обращении этих двоих друг с другом говорит обо всем, а также смех Марияны и ее руки у него в волосах. Эти супруги вовсе не чужие друг другу. Напротив, они близки. Близкие отношения, ссора время от времени, балканский стиль, чтобы придать остроту: обвинения, взаимные упреки, бьются тарелки, хлопают двери. Затем – раскаяние и слезы, после которых – страстные объятия в постели. Если только вся эта история с побоями и бегством к тете Лиди не была ложью. Но почему? Может ли он быть объектом заговора, которого не понимает?
– Очень жарко в рабочем халате, – говорит Мэл. – Пойду переоденусь. – Он делает паузу. – Вы пришли посмотреть велосипед?
– Велосипед? – переспрашивает он. – Нет. Какой велосипед?
– Нам бы ужасно хотелось взглянуть на велосипед, – вклинивается в разговор Элизабет. – Где он?
– Он не закончен, – объясняет Мэл. – Драго некоторое время над ним не работал. Нужно доделать пару вещей. Но вы можете взглянуть, раз уж вы проделали весь этот путь. Он не будет против.
– Нам бы очень хотелось, – отвечает Элизабет. – Пол надеялся на это.
– Тогда идите. Я с вами встречусь на улице. Они выходят из дома. К ним присоединяется Мирослав. На нем шорты, футболка с яркой надписью и сандалии. Он открывает дверь гаража. Там стоит знакомая красная машина, а рядом то, что Мирослав называет велосипедом.
– Боже мой! – восклицает Элизабет. – Какая странная штуковина! Как она работает?
Мирослав выкатывает эту необычную конструкцию из гаража. Потом с улыбкой поворачивается к нему:
– Может быть, вы сможете объяснить.
– Это то, что называют «лежачим» велосипедом, – говорит он. – Тут не нужно крутить педали – вместо этого вы поворачиваете рычаги руками.
– И это смастерил Драго? – спрашивает Элизабет. – Один?
– Да, – отвечает Мирослав. – Я только паял. В мастерской. Для того, чтобы паять, нужен специалист.
– Ну что же, это великолепный подарок, – говорит Элизабет. – Разве вы так не думаете, Пол? Это снова сделает вас свободным. Вы сможете странствовать.
– Драго хочет поблагодарить вас, – объясняет Марияна. – Спасибо мистеру Рейменту за всё.
Все взгляды устремлены на него. Откуда-то появляется Люба. Даже Бланка, в которой с самого начала чувствовалось неодобрение, присоединяется к группе. Стройная фигура. Гибкие движения. Папина дочка. Не красавица, но ведь некоторые женщины поздно развиваются. Собирается ли и Бланка в свою очередь поблагодарить его? Она трудилась над подарком, как пчелка? Что же это будет? Вышитый бумажник? Галстук, расписанный вручную?
Он чувствует, как заливается краской стыда. Так ему и надо, поделом.
– Это изумительно, – говорит он. И, поскольку от него этого ждут и поскольку так будет правильно, он делает шаг вперед на костылях и рассматривает подарок. – Изумительно, – повторяет он.
Он знает, сколько платит Марияне; догадывается, сколько зарабатывает Мирослав. «Это гораздо больше, чем я заслуживаю», – думает он.
Переднее колесо обычного для велосипеда размера, с цепью; задние несколько меньше. Велосипед – а это скорее трехколесный велосипед – выкрашен с помощью распылителя в ярко-красный цвет. В высоту он меньше метра. На улице велосипедист будет почти невидим – он ниже поля зрения автомобилиста. Поэтому позади сиденья Драго прикрепил палочку из стекловолокна с оранжевым флажком на конце. Маленький яркий флажок, развевающийся над головой велосипедиста, должен предупреждать Уэйнов Блайтов всего мира.
«Лежачий». Раньше он никогда не ездил на таком, но он чувствует инстинктивную неприязнь к «лежачим» велосипедам, так же, как к протезам, да и вообще ко всем подделкам.
– Изумительно, – снова повторяет он. – У меня просто слов нет. Можно мне его опробовать?
Мирослав мотает головой.
– Нет тормозов, – объясняет он. – Драго их еще не прикрепил. Но раз уж вы здесь, мы можем отрегулировать сиденье. Видите, мы смонтировали сиденье на рейке, так что вы можете его регулировать: вперед, назад.
Он откладывает костыли в сторону, снимает пиджак и позволяет Мирославу помочь ему взобраться. На этом сиденье он чувствует себя как-то странно.
– Марияна помогает с сиденьем, – говорит Мирослав. – Ну, знаете – для вашей ноги. Она проектирует, потом мы изготавливаем его из стекловолокна.
Тут не часы. Дни, недели. Наверное, они потратили на него целые недели, отец с сыном; и мать тоже. Лицо его так и пылает от стыда, и поделом ему.
– Вы не можете купить такую вещь в магазинах, где продают велосипеды, так что мы подумали: сделаем это как бы на заказ. Я вас подтолкну, чтобы вы прочувствовали. О'кей? Я подтолкну, но буду придерживать, потому что, помните, тормозов нет.
Зрители отступают в сторону. Мирослав выкатывает его на мощеную дорогу.
– Как мне править? – спрашивает он.
– Левой ногой. Вот тут есть педаль – видите? – с пружиной. Не беспокойтесь, вы привыкнете к нему.
На Наррапинга-клоуз нет машин. Мирослав легонько подталкивает. Он наклоняется вперед, берется за рычаги, пробует повернуть, надеясь, что эта хитрая штуковина поедет сама.
Конечно, он никогда не будет ею пользоваться. Она будет пылиться у него в кладовке на Конистон-Террас. Йокичи потратили все это время впустую, зря столько возились. Они это знают? Знали все время, пока мастерили этот велосипед? Может быть, этот урок езды на нем – всего лишь часть ритуала, который все они выполняют, – он ради них, они ради него?
Ветер веет ему в лицо. На минуту он позволяет себе вообразить, что едет по Мэгилл-роуд и над головой у него развевается яркий флажок, напоминая миру, чтобы сжалился над ним. Детская коляска – вот на что это похоже больше всего. Коляска с престарелым седым младенцем на прогулке. Как будут смеяться зеваки, смеяться и свистеть: «Молодец, дедуля!»
Но, быть может, в более широком смысле это именно то, чему хотят научить его Йокичи: что он должен отказаться от своего важного вида и стать тем, кто он есть на самом деле – смешная фигура, старый одноногий джентльмен, который либо скачет на костылях, либо колесит по улицам на самодельном трехколесном велосипеде. Одна из местных достопримечательностей, один из чудаков, которые придают колорит общественной жизни. До того дня, когда Уэйн Блайт заведет свой мотор и снова до него доберется.
Мирослав так все время и бежит рядом. Теперь Мирослав поворачивает машину по широкой дуге, что позволяет им вернуться на дорогу.
Элизабет хлопает в ладоши, остальные следуют ее примеру.
– Браво, мой рыцарь, – говорит она. – Мой рыцарь печального образа.
Он ее игнорирует.
– Как вы думаете, Марияна, – спрашивает он, – мне следует снова начать ездить?
Потому что пока еще Марияна не произнесла ни слова. Марияна знает его лучше, чем ее муж, лучше, чем Элизабет Костелло. Она видела с самого начала, как он борется, чтобы сохранить свое мужское достоинство, и никогда не подтрунивала над ним по этому поводу. Следует ли ему продолжать бороться за свое достоинство или пора капитулировать?
– Да, – медленно произносит Марияна. – Он вам подходит. Я думаю, вам следует на нем кататься.
Левой рукой Марияна подперла подбородок, правой поддерживает левый локоть. Эта классическая поза раздумий, зрелого размышления. Она тщательно обдумала его вопрос и ответила. Женщина, прикосновение губ которой он еще чувствует на своей щеке, женщина, которая, по причинам, не вполне ясным для него самого, хотя порой у него и бывает на этот счет озарение, завладела его сердцем, высказалась.
– Ну что же, – говорит он (он хотел сказать: «Ну что же, моя любовь», но сдержался, чтобы не обидеть Мирослава, хотя Мирослав, должно быть, знает. Люба, наверное, знает, Бланка определенно знает, это написано у него на лице), – ну что же, я буду на нем кататься. Спасибо вам. Искреннее спасибо, от всей души, спасибо каждому из вас. А особенно большое спасибо отсутствующему Драго. – «В котором я ошибся и к которому был несправедлив», – хотелось бы ему сказать. – В котором я ошибся и к которому был несправедлив, – говорит он.
– Не беспокойтесь, – отвечает Мирослав. – Мы привезем его вам в трейлере, может быть в следующий уикенд. Нужно кое-что доделать – тормоза и всякое такое.
Он поворачивается к Элизабет.
– А теперь нам пора ехать, не так ли? – спрашивает он; затем обращается к Мирославу: – Вы можете мне помочь?
Мирослав помогает ему слезть.
– Экспресс ПР, – говорит Люба. – Что такое «Экспресс ПР»?
И действительно, именно это написано на трехколесном велосипеде; буквы как будто разбросал порыв ветра – это сделано очень искусно. Экспресс ПР.
