Я вспоминаю фотографию Рикарда Блума и думаю: он действительно чем-то похож на Джеймса Стюарта. Сандер кладет голову мне на плечо. Время от времени глаза у него закрываются, но внезапно он вздрагивает и снова смотрит на экран. Его теплое обмякшее тельце прижимается ко мне. Пижама у него мягкая, от тонких волос слегка пахнет мылом.
* * *
Вечером накануне отъезда в Италию Сандер позволил Жюли спеть ему на ночь колыбельную. Хотя, вообще-то, он ей этого не разрешал. За день до того, как ему исполнилось семь с половиной лет, он сказал: «Не хочу больше, чтобы ты мне пела».
Жюли еще пару раз пыталась спеть ему колыбельную, но Сандер говорил: «Ты что, забыла новые правила? Больше мне петь не надо».
Но накануне отъезда в Италию он разрешил ей это, и Жюли сделала так, как делала, пока Сандер был маленький — совсем маленький. Она спела ему все четыре колыбельные, которые знала наизусть, а потом прочитала вечернюю молитву — ту, что читала своим детям бабушка, а нам — наша мама.
Я представляю, как Жюли легла рядом с ним в кровать, близко-близко, и он не оттолкнул ее. Она смотрела на Сандера, смотрела, ни на мгновение не отрываясь. Она не видела, как Александр вошел в спальню, не видела, как он неподвижно замер у стены. Она его не видела, но поняла, что он здесь, услышала, как он что-то прошептал. Что он сказал, Жюли не расслышала, но в этих словах ничего страшного не было. Бояться было нечего, потому что стены молчали. В тот момент все было так, как должно быть. Все было хорошо. Жюли закрыла глаза и почувствовала, что эти два человека находятся рядом.
Тихо, Сандер, спи спокойно.
Мы будем сидеть в гостиной.
Не бойся.
Я не стану гасить свет.
Ты услышишь, как мы разговариваем за стеной.
Мы не ляжем, прежде чем ты уснешь.
Сандер просыпается рядом на диване после того, как закончился фильм.
Папа ушел домой.
Сандер встает и, потирая глаза, смотрит на меня.
Кошка уснула под столом.
Я стою у окна.
— Сколько времени? — спрашивает Сандер, зевая.
— Половина первого, — говорю я.
— А мама уже звонила?
— Нет, пока не звонила.
— Она же сказала, что до одиннадцати позвонит.
— Но во сколько точно, она не сказала. Она ведь не знала. Сказала только, что это будет поздно.
— Она обещала купить мне в Италии футбольную форму, как у настоящих игроков, — говорит Сандер.
Я поворачиваюсь к нему. Сандер сидит на диване, сонный и обмякший, на щеках и руках красные пятна.
— Может, пойдешь дальше спать? — спрашиваю я устало. — Ты ведь можешь завтра с утра позвонить им в гостиницу — как только проснешься.
— А сейчас им нельзя позвонить?
— Я только что звонила, они еще не приехали.
— Но я хотел сказать им спокойной ночи, прежде чем усну. Ты же обещала.
Сандер смотрит мне в глаза.
— Да, правда. Обещала. Можешь пока не спать. Знаешь, как мы поступим? Мы пойдем в спальню и возьмем с собой телефон.
Мы лежим у меня в кровати. Сандер и я. Кошка легла на полу. В комнате тишина.
Я смотрю на Сандера.
Он похож на Жюли.
Такое же худенькое тельце.
И большущие ноги.
Такие же большие, как у Жюли.
Я вспоминаю большую ногу Жюли на педали газа.
Закрываю глаза.
— Слушай, Сандер, — говорю я.
— Чего?
— Помнишь ту фотографию, где твой прадедушка вместе со всеми стоит перед капсулой Купалой?
— Ага.
— А помнишь, что там лежит, в этой капсуле?
— Помню.
— Туда ведь и сказку положили.
— Детскую?
— Ну да.
— А зачем?
— Люди, которые закопали капсулу, хотели, чтобы у тех, кто откопает ее в 6939 году, было что почитать своим детям. Хочешь, я тебе ее расскажу?
— Она у тебя прямо здесь?
— Нет, я ее знаю наизусть.
Сандер молчит. Я знаю, что ему хочется спросить, почему не звонит телефон. Он знает, что я ему не отвечу. Поэтому мы об этом не говорим.
— Ну тогда слушай, — тихо говорю я. — Дело было так. Как-то раз Северный ветер и Солнце поспорили о том, кто из них сильнее. Мимо проходил человек в теплом пальто. Увидев человека, они решили: кто первый заставит его снять пальто, того и будут считать самым сильным. Северный ветер принялся дуть изо всех сил, но чем пуще он дул, тем плотнее человек старался укутаться в свое пальто, и в конце концов Северный ветер сдался, хоть и был могучим и сильным. Пришел черед Солнца, и оно засияло на небе, да так тепло и лучисто, что человек сразу снял с себя пальто. И тогда Северному ветру ничего больше не оставалось, как признать, что Солнце победило.
— А дальше? — спрашивает Сандер.
— Все, — говорю я.
— А ты еще какие-нибудь сказки знаешь?
— Пожалуй, нет. Больше никаких.
Сандер пытается не уснуть, плюет на пальцы, растирает глаза.
Но в конце концов не выдерживает. Сон побеждает. Сандер медленно закрывает глаза. Он и сам понимает, что сейчас уснет. Он шепчет:
— Если я усну до того, как они позвонят, можешь меня разбудить, чтобы я сказал им спокойной ночи?
— Конечно, разбужу.
— Обещаешь?
— Обещаю, Сандер.
Но Жюли с Александром не звонят.
Я сажусь на подоконник и смотрю в окно. Уже почти два часа ночи.
Я вижу их перед собой. Словно в узенькую дверную щелку. Они едут в машине туда, где были больше девяти лет назад.
Я вспоминаю бабушку.
Она наверняка не хотела улыбаться в тот раз в 1939 году, когда их всей семьей фотографировала незнакомая женщина перед капсулой времени.
«Чему тут улыбаться? — шепчет она. — Ты не забыл, какое время сейчас на дворе? Не забыл? Все это сказки, нет у нас никакого великого будущего. Все это настоящая ложь, Рикард, неужели ты этого не понимаешь?»
А Рикард оборачивается и говорит: «Мы с тобой, Юне, будем держаться до конца. Нас никто не побьет. Никто. Даже Ал Браун. А знаешь, почему? Потому что мы любим друг друга. Вот почему! Потому что у нас есть наша любовь».
Я вижу их перед собой.
Жюли, я вижу тебя.
Но щель все сужается и сужается.
Скоро я перестану тебя видеть, я не увижу больше машину, перед глазами останется одна лишь дорога.
Сандер лежит на животе, поджав под себя колени, совсем как лягушка. Затылок у него вспотел. Я наклоняюсь ближе, но не слышу его дыхания, а ведь здесь так тихо.
Здесь так тихо, почему я не слышу его?
Я почти прижимаю ухо к его губам. И только тогда слышу. Все в порядке. Сандер дышит.
Он спит.
Он спит всю ночь.
Здесь, рядом со мной.
Пер. А. В. Карельского.
Капсула времени Купалой была закопана в Нью-Йорке в 1939 году. Содержит характерные свидетельства того времени, а также послания выдающихся людей, адресованные цивилизациям будущего. (Здесь и далее прим. переводчика.)
«На улице холодно, крошка… но мне надо идти… Но на улице холодно, крошка» (англ.).
Прекрасно, чудесно, какой великолепный день для свадьбы! (англ.)
Названия кинотеатров Осло.
Пер. Г. Мухатдинова.
Ура, я свободен! Свободен, свободен! Благодарю тебя, Господи, я свободный человек! (англ.)
Ну вставай же, Карин! (англ.)
Аэропорт в Осло.
Область в Швеции.
Держись за своего мужика (англ.).
Гершвин Джордж (1898–1937) — американский композитор, его песня «Летняя пора» широко известна в исполнении Луи Армстронга.
Тоб Эверт (1890–1976) — шведский поэт и музыкант.
Пер. Г. Мухатдинова.
Каприно Иво (1920–2001) — норвежский режиссер, создатель кукольных мультфильмов.
Веслефрик — персонаж норвежской народной сказки, обладатель волшебной скрипки, под звуки которой все пускались в пляс.
«Не бросай на меня атомную бомбу!» (англ.)
«Сегодня вечером ты можешь стать кем угодно!» (англ.)
«Изысканный Рич сделает ваши мечты реальностью: дайте мне тыкву и взамен я отдам вам весь мир» (англ.).
