А то мало ли…
Соков не отвечал.
Они убрались и разбрелись — каждый к себе.
В тот день Соков лег спать рано. Спал беспокойно, с перерывами.
Он проснулся от шума и свиста. За окном мелькнула широкая тень, и что-то обрушилось с чудовищным железным грохотом.
Соков узнал этот шум. Сжало сердце.
Он влез в сапоги, выскочил из дома и побежал.
Он бежал сквозь ветер, морось и утренний сумрак в трусах и майке. Он бежал, и бежал, и бежал.
Как рассказали потом пилоты Ту-154, они не поверили своим глазам.
Их пассажирский борт, летевший рейсом Полярный—Москва, потерпел аварию в воздухе. Короткое замыкание. Полностью исчезло энергоснабжение — отказали бортовые аккумуляторы, срок службы которых истёк. Самолет плыл над тайгой, изнутри погаснув и снижаясь к гибели.
Вдруг, как чудо или издёвка, среди непрерывного мрака деревьев мелькнула площадка, проступила полоса…
Самолёт сделал круг, опустился с грохотом и промчал бетонкой безо всяких препятствий. И уткнулся в болото, спасённый.
Регион деятельности
Роман Сенчин
Выскочив из плотных снеговых туч, самолёт начал снижаться. Отсюда, с земли, казалось, что он падает. Валентина Петровна даже отвела взгляд. Вот действительно возьмёт и рухнет. Что тогда? Промелькнули знакомые по теленовостям картинки: жирные клубы дыма, сирены пожарных и санитарных машин… И значит — срыв праздничных мероприятий, посвящённых долгожданному юбилею.
Пересилила себя, снова посмотрела на посадочную полосу. Бело-голубой Ту-154 уже почти касался земли своими маленькими, вроде совсем игрушечными колёсами. Коснулся, раздул под собой сухую снежную пыль, побежал очень быстро, качая крыльями, словно бы готовясь снова подняться в воздух. Но гул сделался тоньше — в турбинах надсадно запищало, как в сливе ванны, досасывающем воду, потом они почти смолкли, и самолет стал притормаживать.
— Ну, слава богу, — выдохнула Валентина Петровна.
Надела шапку, кончиками ногтей большого и указательного пальцев подчистила уголки губ, а мизинцем — глаза возле переносицы. Никаких катышков, заспанок — вперёд!
Водитель Геннадий стоял в кучке других мужичков, тоже приехавших встречать рейс. Курили, о чем-то разговаривали, посмеивались. Все между собой знакомы. Город-то — неполных тридцать тысяч, включая детей.
Сорок пять лет назад на островке среди необъятного болота в междуречье Оби и Конды высадился вертолётный строительный десант, собрали первые щитовые бараки, потянули на север и юг нити газопровода. Так началась история сначала посёлка Пионерский, потом города Пионерска. А двумя месяцами раньше при Мингазпроме была создана организация, которая стала теперь мощной, богатой компанией «Обьгаз». И мероприятия, посвящённые этой уже достаточно серьёзной дате, должны были начаться сегодня.
Что-то долго не видно ЗИЛа с пассажирами… Поле огорожено невысоким — ниже человеческого роста — почти декоративным заборчиком из ребристых железных прутьев. Всё тут не отвечало современным требованиям в Пионерском аэропорту, особенно меры безопасности, — бывает, кто-нибудь из провожающих, чтобы передать забытую вещь или початую бутылку водки сунуть в дорогу, перемахивает через заборчик и бежит к самолёту. Несолидно. И Валентине Петровне стыдновато встречать и провожать официальные делегации. Аэропорт — это, как говорится, визитная карточка города (да и всего региона). А у них визитная карточка как вручную сделана…
Словно боясь, что ветхий прицеп-салон развалится или перевернётся, ЗИЛ медленно, осторожно подполз к воротам. Остановился. Дверцы с шипением сложились. Валентина Петровна приосанилась, вглядываясь в выходящих.
Конечно, почти все ей знакомы — случайного человека в Пионерск редко заносит, летают или свои, или командированные, которые быстро тоже становятся своими. Мельком Валентина Петровна отмечает: вот вернулись из отпуска Куприяновы, её соседи по подъезду; вот, почему-то московским рейсом, прилетел один из замов мэра, хотя отправлялся, по сведениям, в область… Но глаза её выискивали тех, кого нужно встретить. Хоть бы, хоть бы все прибыли… Хоть бы всё было так, как запланировано и утверждено…
Она тревожно обернулась на кучкующихся мужичков — пора звать Геннадия, велеть, чтоб был начеку — подхватить, если что, сумку тяжёлую, помочь устроиться в автобусе. По крайней мере — проявить внимание. Но прикрикивать не пришлось, кучка уже рассыпалась, мужички направлялись навстречу прилетевшим, одни радостно разводили руки: «Ну, здоро-овенько!», другие, нахмурясь, высматривали своих, а Геннадий подходил к ней, тоже глядя по пути на толпу прибывших.
Он первым и заметил одного из тех, кого они встречали:
— Вон этот… замглавного.
Действительно, как всегда торопливо, с огромными связками книг и журналов в обеих руках, чуть поскальзываясь на ледянистом снегу, шагал Юрий Вадимович Бойко. Улыбался то ли Валентине Петровне, то ли вообще — всему. Земле.
— Он давно уже главный, главный редактор, — тихо, но внятно сказала Валентина Петровна водителю и воскликнула: — Ну-у, здра-авствуйте! Лихо вы приземлились — опомниться не успела!
— Да-да, мы тоже… Доброе утро!
Геннадий подхватил обе связки и понёс в «Тойоту»; Юрий Вадимович распрямился, потянулся, и они с Валентиной Петровной, как старые добрые знакомые, обнялись, троекратно коснулись губами щёк друг друга.
Они были знакомы и почти дружны давно — больше десяти лет. Бойко приехал тогда простым корреспондентом журнала «Российский Север» за материалом, а Валентина Петровна работала в администрации района, на той же должности, что и теперь — начальником службы по связям с общественностью. Вместе несколько дней мотались на «уазике» по району, побывали на стойбище манси (сохранялось оно в большей степени как реликвия, музейный экспонат, — уже давным-давно обитал этот народец много севернее, в других районах округа), объездили трассовые поселки газовиков, нефтяные вахты, леспромхозы, зверофермы… С тех пор Юрий Вадимович чуть ли не каждый год прилетал сюда. Во многом благодаря Валентине Петровне «Российский Север» и «Обьгаз» сдружились: журнал публиковал материалы о компании, о её работниках, а компания помогала журналу выходить в свет…
— Поздравляю с повышением! От всего сердца поздравляю! — сказала Валентина Петровна, оглядывая Бойко, привыкая к изменениям в его облике, произошедшим за время, пока не виделись.
— Спасибо, конечно… но это же, так скать, палка о двух концах… Зарплата на десятку выше, а головной боли — того и гляди, так скать, обширный инфаркт…
— Ничего, ничего, Юрий Вадимыч, с вашей энергией…
С прошлого лета, когда Бойко побывал у них последний раз, он заметно раздобрел, приобрёл начальницкую осанку; вместо громоздких очков школьного отличника на его лице теперь красовались современные, в тонкой серебристой оправе; из-под новой куртки-пропитки с пышным воротником выглядывал тёмный пиджак, на брюшко спускался бордовый галстук. На плече висела всегдашняя — что-то между спортивной и футляром для ноутбука — чёрная сумка.
— Ну, вот мы, так скать, и прибыли! — отобнимашись, отздоровавшись, сообщил Бойко и, повернувшись боком к Валентине Петровне, обвёл рукой прибывшую с ним делегацию. — Все, так скать, налицо. Никого не потерял.
— Да уж вижу, вижу!
— Прошу любить и жаловать, — продолжал Юрий Вадимович, обращаясь уже к москвичам, — наш, не люблю этого слова, куратор — Валентина Петровна Рындина.
— Да, это я. Здравствуйте!.. Что ж, садитесь в автобус, пожалуйста. Ближе познакомимся, с вашего позволения, за завтраком. Очень плотный сегодня день.
— Конечно… да-да… — закивали гости.
Одни тут же стали забираться в салон, другие спешно докуривали. Геннадий, судя по глазам, был озабочен — как всех разместить. Вроде бы сидений хватает, но вот вещи… Пачки с книгами, футляр-ящик звукорежиссёра, баул певицы, чемоданы поэта и фольклориста…
«Прокольчик! — тут же укорила себя Валентина Петровна. — Нужно было “Газель” брать, не шиковать с этой “Тойотой”!..»
И машинально выхватив взглядом две-три фигуры, определила: «Этих бы можно было не приглашать…»
Вообще, она слегка обиделась на Юрия Вадимовича за подбор делегации — он расписывал ей по телефону, какие это известные люди: умница-профессор, живой классик-поэт, молодой модный прозаик, стремительно набирающая популярность певица!.. «И практически все — первоклассные говоруны, публике не дадут закиснуть!» Но теперь, вживе, они оказались как на подбор невзрачны, сероваты. Будто подкисшие.
Особенно не понравился ей самый пожилой — наверное, тот самый профессор-литературовед, о котором Юрий Вадимович говорил, что родом тоже откуда-то с Севера, чуть ли не крупнейший сейчас знаток поэзии двадцатых-тридцатых годов. А выглядит, прости господи, как бичара какой-то: полтора метра с кепкой, худой, кривоплечий, курит в кулак, кепка засаленная, хоть щи вари. Портфель морщинистый, ручка скотчем обмотана… Или этот — этого она сразу узнала — народный артист России, сыграл ролей двести в кино, у Тарковского даже снимался, но сейчас, увидев его, его сутуловатую фигуру, испитое лицо, тонкие синеватые губы, седоватый ежик волос, Валентина Петровна вспомнила только один фильм с его участием, где он играл шофера-камазника, любящего остограммиться после работы и матернуться.
